Счастливый случай. История о том, как раны обнажают душу
Шрифт:
Ведь, быть может, на самом деле ты совсем обычный человек, а я восприняла пару невзначай услышанных от тебя интересных мыслей как признак хранителя великих истин. Может, все дело просто в твоей харизме, а все остальное я надумала сама. Получается полный хаос, и каждая новая мысль об этом только дальше уводит меня в глубокую чащу.
Есть только один факт, который меня успокаивает, – вне зависимости от того, придуман мной твой образ или нет, – все началось с тебя. Я примеряю твой образ мыслей на себя (по крайней мере то, каким он мне кажется, так как относительно тебя я абсолютно ни в чем не уверена), и мне в этом костюме
Воспринимать 90 % людей как источник информации, сборник человеческих интерпретаций и реакций – интересная позиция. Ее и не опишешь толком, пока не втянешься, но я начинаю входить во вкус. Это серьезно затягивает. Когда воспринимаешь весь противоположный пол как энциклопедию, остается ли место для чувств или все заполняется тягой к новым и новым знаниям? Является ли это твоим двигателем или это просто прикрытие банальной боязни быть отвергнутым, раскрыв обыденные бытовые чувства? Это как обменять бессмертие на промежуток земной жизни между рождением и смертью.
Я устала. И это была бы приятная усталость, если бы я не испытывала к тебе что-то наподобие притяжения Луны к Земле.
Среди всех вопросов по-настоящему меня интересует только один – ты приедешь?
После этого письма все и правда изменилось. Мы стали созваниваться каждый день по скайпу и с утра до вечера переписывались смсками. Он предложил встретиться в январе 2012-го на Гоа, а в середине сентября уже оплатил нам путевки.
Однако на Гоа мы так и не съездим, потому что в ночь с 15-го на 16 октября я попаду в аварию.
Мало того что ты со мной разделяешь каждый день в моем дневнике, так мы еще в ежедневном контакте по телефону. И разговоры становятся насыщеннее, откровеннее. Знаю, чувствую, что для тебя это все не менее важно, чем для меня. Я уже совсем ничего от тебя не скрываю. Сказала, что люблю тебя, а ты можешь не отвечать ничего. Я и так чувствую, что теперь все по-настоящему.
Он признается мне в любви ровно через месяц.
По дороге ко мне в реанимацию он перебирал в голове всевозможные сценарии нашей встречи. Аккумулировал силы, которые должен был распределить таким образом, чтобы наполнить меня и отвести от переживаний этой внезапной трагедии. Он думал о том, каким образом будет уместно раскрыть смыслы, накаленные нашими переписками, но застывшие в ожидании реального контакта. Все наши сообщения, звонки и вещие сны друг о друге открыли канал космической связи, и эта связь была мощнее всех реальных событий, но существовала на тот момент лишь в мифическом пространстве наших предположений, догадок и желаний.
Сразу после сообщения о том, что он вылетает ко мне, я стала готовиться к нашей встрече как к самому долгожданному свиданию в своей жизни. Встревоженных родственников, едва сдерживающих слезы, я просила отвлечься от переживаний и помочь мне собраться – помыть голову, сделать маникюр и прическу. Я ждала этой встречи больше года. И вообще в жизни еще никогда так страстно ничего не ждала, поэтому хотела быть красивой для него.
Он понимал, насколько жизненно необходимым для меня было его присутствие, и всю дорогу обдумывал, каким образом он мог бы максимально помочь и поддержать
С первых секунд встречи в реанимации мы начали смеяться и разговаривать так, будто были знакомы уже несколько жизней. С первой фразы я стала с ним заигрывать:
– Обрати, пожалуйста, сначала внимание на мою шикарную прическу и маникюр, а то мы очень старались.
– Да я в жизни не видел прически и маникюра лучше.
И это было правдой, в ту самую секунду нас пробило таким мощным разрядом, что можно было на протяжении нескольких лет обеспечивать им энергию для всей планеты. Если обычно такие моменты называют «проскочившей искрой», то нас тогда накрыло лавой. Приборы в реанимационном отделении начали барахлить, а стекла в оконных рамах едва не треснули от потока высвободившейся силы, приумноженной в неисчислимое количество раз потоком нашей абсолютной взаимности.
Не было больницы, не было ожогов и бинтов, не было инвалидности, не было телесных оболочек – во всем мире остались только потоки наших мыслей и чувств, слившиеся в одно течение. Никто из нас его не контролировал и не направлял, все сразу встало на свои места и устремилось в единственно существующем и оттого в таком правильном направлении. Каждый из нас вышел за свои границы. Это, по сути, было знакомство, только не двух людей, а двух истин.
Все самое настоящее, что было в нас, стало стремительно пробиваться наружу и проявляться в разговорах обо всем, что было накоплено за год в недосказанных сообщениях. Это была энергетическая вспышка, которая оказалась мощнее всего, что мы когда-либо знали о себе и мире в целом. Нас засасывала воронка немыслимых прежде чувств. Мы одновременно поглощали и обогащали друг друга. От энергии этого взрыва, наподобие тому, как рождаются новые звезды, будто возникла новая материя – это и была сама Любовь. Она стала настолько осязаемой, что к ней буквально можно было прикоснуться.
На самом деле он тогда впервые со мной по-настоящему познакомился. Он увидел во мне ту девчонку, которую предполагал под броней моей спячки при нашем знакомстве в Нью-Йорке, но освободившейся от всех сдерживающих оков своего собственного сознания. Я была одновременно всем, что он надеялся во мне раскрыть, и всем, чего он даже не знал обо мне и людях прежде. Мы столкнулись с тем, чего не ожидали и к чему не были готовы. И я не имею в виду аварию. Каждое мгновение нашего общения мы оба находились в беспрерывном и синхронном росте, и все отмирающие клетки моего физического организма компенсировались нескончаемым расширением границ моей души.
Часть 3
Реанимация
Вернемся в ночь поступления в реанимацию сразу после аварии. Мы с Димой проговорили по телефону около часа, когда до меня вдруг стали проходить звонки мамы. Она понимала, что ни в коем случае ей нельзя было плакать и паниковать, иначе бы я сорвалась. Она была очень спокойной и по-матерински нежной. Я ей рассказала, как все это произошло, просила ее как можно быстрее приехать и привезти мне мой крестик.
Я крещеная и с детства никогда не снимала нательный крестик, даже мылась c ним. А в ту роковую ночь зачем-то сняла… Как-то машинально, даже не задумываясь. Но, оказавшись в больнице, я прежде всего просила привезти мне именно мой крестик. Не могу объяснить, какими именно мыслями было обосновано это непреодолимое желание быстрее его надеть. Мне тогда сложно было строить длинные логические цепочки, размышлять о своей вере – это был внутренний порыв, мне даже не хотелось находить для себя какие бы то ни было объяснения.