Счастливый случай. История о том, как раны обнажают душу

Комлева Катя

Мама уже выезжала ко мне ближе к утру и не могла больше со мной говорить, предлагала мне поспать. Она несколько раз по моей просьбе пыталась дозвониться до папы, но результат был все тот же. Я не могла уснуть, не поговорив с ним. Потому что боялась, что, если он узнает обо всем не от меня, ему будет слишком тяжело. Я должна обязательно поговорить с ним сама, чтобы он знал: я в сознании, мне так не хотелось его сильно пугать. Я просто ждала, ведь рано или поздно должно было прийти сообщение о том, что он доступен для звонка.

Ближе к рассвету приехала мама, но ей не разрешили

быть со мной долго. Но она была снова рядом, такая родная. В этом странном, чужом месте под страшным названием «реанимация» было ее милое лицо, с детства самое знакомое и дорогое. Она была у меня не больше получаса – врачи уже ругались. Посетители вроде как нарушают покой пациентов. Что за странные правила – мне без мамы нет покоя, мне так нужно было ее лицо, ее голос… Она уехала, а я все ждала папу, сжимая крестик в руке – это давало мне силы.

Спать совсем не хотелось, было очень светло и неуютно. Где-то в одиннадцать утра пришла смска от мамы: «Папа в сети, мне только что пришло уведомление, можешь ему позвонить». Какое счастье, наконец-то он доступен! Я не знала, как бы ему помягче все преподнести, чтобы он как можно меньше переживал. Хотя, конечно, ему все уже рассказали, а он не звонит мне, потому что думает, что я сплю, не хочет будить.

– Алло, привет, пап!

– Привет.

– Ну… как твое настроение?

– Да нормально, пойдет. Твое как?

Тут мне показалось, что он как-то уж слишком спокоен. Наверное, не хотел меня лишний раз пугать.

– Бывало и лучше.

– А что так? Что-то случилось?

Он еще не знал!

– Ты только не пугайся, но я в реанимации.

Опять это страшное слово, оно на всех наводит сиюминутный ужас.

– Что?! Где ты? Что за шутки? Это не смешно, Катя!

Он еще несколько раз переспросил, никак не мог поверить. Мы виделись вчера, танцевали, смеялись – с нами же просто не могло случиться ничего страшного. Я старалась как можно спокойнее рассказать ему про свои ожоги и про то, что случилось ночью.

– …в общем, позвони дедушке, он все лучше объяснит.

Дедушка у нас врач, «чиновник», как позже его окрестили во всех СМИ. Для меня он всегда был просто дедушкой-доктором, который знает все обо всех болезнях на свете, к которому всегда можно было обратиться, если нападал какой-то недуг, что, к счастью, случалось довольно редко. Единственным членом нашей семьи, который в то утро мог добиться полноценной информации от врачей (в силу своего служебного положения), был именно дедушка.

Папа с Настей (своей второй женой) в белых халатах и смешных больничных шапочках появились на пороге реанимационного отделения уже минут через 15 после нашего телефонного разговора, оба очень взволнованные и напуганные. Они как могли пытались скрыть свою тревогу, но я чувствовала, как им страшно – у них, в отличие от мамы, не было времени хоть немного успокоиться и смириться, подготовить себя морально ко встрече со мной. Честно говоря, я совсем не помню, о чем мы с ними говорили, но после их визита я обрела долгожданное спокойствие и смогла уснуть.

Воспоминания Насти

Накануне

аварии мы отмечали юбилей моей мамы. Праздник закончился под утро. Когда после гулянок отсыпаешься, бывает, не сразу слышишь телефон. Володя (папа Кати) поначалу был недоволен тем, что кто-то так настойчиво пробивался звонками ранним воскресным утром.

Я была рядом с ним, когда телефонный звонок разбудил нас, и слышала, как Катя говорит ему достаточно спокойно, без слез и истерик, что она в реанимации.

Моментально вскочили. Тогда мы не придали масштабного значения этой трагедии, думали, раз человек звонит из реанимации сам – значит, все не так страшно. Но толком никто ничего не понимал. Мы сразу помчались в больницу, нашли доктора. И тот сказал:

– Произошла авария. Ваша дочь сварилась в кипятке, и первую неделю ждем – выживет она или не выживет.

Тогда я в первый раз в жизни увидела стеклянный взгляд Володи. Этот взгляд не передать словами. Слез не было. Он просто окаменел и не мог вымолвить ни слова. Это была такая сцена, которую невозможно описать словами и передать эти ощущения.

Потом, когда мы уже пришли к Катюше, то увидели испуганного ребенка. Это была маленькая девочка, которая так сильно нуждалась в поддержке.

На второй день привезли еще одного «тяжелого» пострадавшего из «Голд», о чем я узнала от медсестер.

– Вот, привезли твоего товарища по несчастью, еще один танцор.

– А как его зовут?

– Дмитрий Бояршинов.

Фамилия показалась мне очень знакомой, и я вспомнила, как очень давно, еще на первом курсе, нас познакомили одногруппники. Мы виделись всего один раз – сидели после пар в какой-то кафешке большой компанией.

Дима Бояршинов попросил поставить его кровать поближе к моей, чтобы познакомиться. Тогда он показался мне очень навязчивым, и вообще мне было не до знакомств, но в итоге я нашла в его лице друга. Мы переписывались в социальных сетях, лежа в метре друг от друга, но пальцы не попадали в кнопки, экран весь растекался. Все еще удивляюсь, как нам удавалось понимать друг друга, даже не переспрашивая. Вот, например, несколько фрагментов:

хэээээээй))) не грустииии))) вылечишься) то я как человек с соседней палаты тебе говорю))) сосед поожогам))

Спасибо!) у тебя какие соки по выписке?))

Или вот:

Короче, по сравнению со все, что с нами было до. Этого – эта операция – вообще финны?)

не самое хужшеетак то и нененененене

В реанимации я провела 37 суток. Все они слились в один очень длинный, выматывающий, бесконечный день. Очень обрывочно помню какие-то истории из этого страшного периода.

Как только я получила телефон с доступом в интернет, первым делом залезла на информационные сайты, чтобы узнать все-таки, что же случилось в ту ночь. Вот, например, одна из многочисленных статей на эту тему: