Семейство Доддов за границей
Шрифт:
Ахъ, какъ полюбили бъ вы эту старушку! И только вы, дорогая моя миссъ Коксъ, умли бы вполн оцнить вс прекрасныя черты ея души, которыхъ рдкость и драгоцнность, хотя немного, понимаю и я, несмотря на свою неопытность. Ей ужь больше семидесяти лтъ, а свжестью сердца, свтлостью ума она пристыдитъ меня, молодую двушку.
Тихое, радостное спокойствіе души, пережившее вс жизненныя непріятности, сохранившееся до глубокой старости — самая привлекательная черта ея характера. Она страстно любитъ сына, который также преданъ ей всмъ сердцемъ. Такъ трогательна эта нжная, невозмутимая ничмъ привязанность мужчины, ужь перешедшаго пору первой молодости, къ старушк-матери!
Для меня жизнь у ней — счастье, какого я никогда еще не испытывала. Мирная тишина, ненарушаемая никакими столкновеніями, невыразимо-сладка. Если погода мшаетъ прогулкамъ, которыя въ ясные дни продолжаются у насъ по цлымъ часамъ, мы находимъ много занятій дома. Не говорю о хозяйств, очень-интересномъ;
Но я заговорилась о ней, и вы, быть-можетъ, скажете, что я забываю о людяхъ, мн боле-близкихъ, забываю о своихъ родныхъ. Наша любовь къ аристократизму все еще продолжается, милая миссъ Коксъ. Мы ршительно хотимъ быть свтскими людьми; и каковы бы ни были наши неудачи и промахи, мн кажется, людямъ, стремящимся къ недоступному, нельзя избжать ихъ. Посл того, какъ папа ухалъ въ глубь Германіи, провожая мистриссъ Горъ Гэмптонъ, мама стала жить еще роскошне прежняго. Нашъ образъ жизни очень-дорогъ, почти можно сказать, блистателенъ. У насъ лакеи, лошади, экипажи, однимъ словомъ, все, чмъ отличаются вельможи, кром одного — манеръ, по которымъ скоре всего они узнаются. Мама до того разборчива въ знакомств, что отпустила меня къ мистриссъ Моррисъ только подъ строгимъ условіемъ, чтобъ «ни она, ни Мери Анна не были принуждены компрометировать себя ея дружбою», чтобъ она «оставалась исключительно твоимъ другомъ, Кери»; и какъ я гордилась бы этимъ именемъ, если бъ она меня его удостоила!
Надобно признаться, что на «пятницахъ» у мама собирается все, что только ессь въ Баден знатнаго и блестящаго. У насъ бываетъ какой-то старый герцогъ съ длинными сдыми усами, какая-то горбатая герцогиня и кривой маркизъ; генераламъ, маршаламъ, посланникамъ — нтъ счота; «ваша свтлость» и «ваше сіятельство» самыя употребительныя слова за нашимъ чайнымъ столомъ. Но я часто спрашивала себя: не расплачиваются ли насмшками эти знатные гости за самозванство хозяевъ? Не хохочутъ ли они надъ сотнями свтскихъ промаховъ, какіе замчаютъ въ «Доддахъ»? Я не имла бы права питать этихъ обидныхъ подозрній, еслибъ часто не долетали до меня слова, отъ которыхъ цлый часъ горли стыдомъ мои щеки. Но и съ ихъ стороны, хорошо ли платить за гостепріимство насмшками? Хорошо ли презирать приглашающихъ, принимая приглашенія?
Джемсъ рдко, почти никогда не присутствуетъ на вечерахъ мама, быть-можетъ потому, что чувствуетъ на нихъ то же самое, что и я. Онъ вошелъ въ компанію людей, которыхъ называютъ «удалыми»; но я думаю, что сердце его несовершенно испорчено, хотя, конечно, много потерпло отъ общества, здсь окружающаго насъ.
Вы спрашиваете меня о красот Мери Анны; на это я могу отвчать съ удовольствіемъ и безъ всякихъ оговорокъ: она первая красавица изъ всхъ, виднныхъ мною двицъ. Высокая, стройная, великолпно-одтая, она кажется княжною. Судья, склонный къ суровости, можетъ сказать, что въ выраженіи лица, особенно въ выраженіи губъ ея, нсколько замтна высокомрность; лучше было бъ, еслибъ и голову она держала не такъ высоко; но это, хоть-было бы недостаткомъ въ другихъ, ея красот придаетъ особенный характеръ. Ея движенія необыкновенно-граціозны; ея любезность, иногда, быть-можетъ, немного-свободная, увлекательна. Она бгло говоритъ пофранцузски и понмецки, никогда не смшивается въ титулахъ тысячи своихъ знакомыхъ, изъ которыхъ каждый и каждая смертельно оскорбились бы забывчивостью въ этомъ отношеніи. Нечего и говорить, какое превосходство надъ вашимъ неблестящимъ другомъ придаютъ ей эти таланты. Да, милая миссъ Коксъ, французскій разговоръ для меня такое же трудное упражненіе, какъ и встарину, а относить глаголъ къ концу нмецкой фразы для меня такъ же тяжело, какъ пройдти безъ отдыха пятьдесятъ миль. Я прежняя глупенькая Каролина, и, что еще довершаетъ мою безнадежность, остаюсь такою, несмотря на все свое желаніе стать лучше и умне!
Впрочемъ, я усовершенствовалась въ живописи; особенно колоритъ сталъ у меня лучше. Я наконецъ начинаю понимать прелесть гармоніи цвтовъ, и вижу, какъ сама природа всегда стремится къ правильности. Я надюсь, что эскизъ, который посылаю съ этимъ письмомъ, поправится вамъ; скала на первомъ план — мое любимое мсто, откуда каждый день смотрю на закатъ солнца. Ахъ, еслибъ вы были подл меня, были моей совтницею, наставницею, руководительницею!
По возвращеніи капитана Морриса я уду домой, потому-что мистрисъ М. не будетъ больше нуждаться въ моемъ обществ, хотя она ужь придумываетъ десятки плановъ для будущаго.
Прошу васъ, милая миссъ Коксъ, писать мн, какъ прежде, въ Баденъ; посылаю мой искреннйшій поклонъ всмъ, помнящимъ меня. Нжно любящая васъ
Каролина Доддъ.
Часть
ПИСЬМО I
Миссъ Мери Анна Доддъ къ миссъ Дулэнъ, въ Боллидулэнъ.
Да, наше имя ты видла въ Morning-Post! Да, «Додды Мэк-Керти», это мы! Не для чего было отлагать ршенье до возвращенія папа; обстоятельства, какъ я замтила матушк, часто требуютъ ршительныхъ поступковъ. Они выдвигали насъ впередъ, и мы должны были идти впередъ. Такъ совершилось принятіе нами новаго титула.
Мы сдлали этотъ великій шагъ вечеромъ въ понедльникъ и разослали сто-тридцать-восемь пригласительныхъ билетовъ на вечеръ къ «мистриссъ Доддъ Мэк-Керти» въ пятницу. Я, конечно, предполагаю, что о новомъ нашемъ титул было много толковъ и разсужденій; но смлая мра наша привела къ совершенному успху. Джемсъ въ этотъ день прислалъ изъ «салоновъ», гд онъ велъ игру, три записки о постепенномъ ход дла. Въ первой кратко говоритъ: «Сильное впечатлніе. — Чрезвычайно интересуются, какія были причины — догадки относительно ихъ различны, несогласны, неопредленны. Строгое молчаніе съ моей стороны». — Вторая была: «Акціи наши поднимаются; довріе возстановляется». Наконецъ, третья: «Побда. — Оппозиція сокрушена, уничтожена. — Титулъ обезпеченъ. Пошлите карточку герцогу далмацкому, сію секунду пріхавшему и остановившемуся въ гостинниц „Льва“.
Нервическія волненія мама впродолженіе этого роковаго дня были ужасны. Ея мужество поддерживалось только сознаніемъ высокой правоты дла и нсколькими каплями ликёру. Каждый крикъ на улиц, каждая группа двухъ-трехъ пшеходовъ, случайно остановившихся вблизи нашего отеля переговорить о чемъ-нибудь, мама принимала за начало какого-нибудь возстанія противъ насъ.
Но я почувствовала душу свою возвысившейся съ того мгновенія, какъ мы ршились на этотъ великій шагъ. Мое сердце говорило: „вознесись въ-уровень съ твоимъ новымъ положеніемъ“. И дйствительно, я чувствовала, что горизонтъ мой расширяется отъ тсныхъ границъ значенія Доддовъ до обширныхъ областей, озаренныхъ блескомъ Мэк-Керти! Ахъ, еслибъ ты знала, милая Китти, сколькихъ страданій и огорченій стоило намъ плебейское наше происхожденіе! Ненавистный звукъ односложной нашей фамиліи раздавался какъ трескъ бомбы среди хорошаго общества, и въ новомъ город приходилось намъ по дв недли давать обды и вечера, чтобъ только заглушить ужасное впечатлніе, производимое фамиліею Доддъ!
А теперь это имя придаетъ звучность и энергію нашей фамиліи. Доддъ Мэк-Керти тоже самое, что Горманъ О'Муръ, Гроганъ О'Дойеръ и другія знатныя ирландскія фамилія.
Отъ живаго интереса, возбужденнаго этимъ ршительнымъ шагомъ, я должна была тотчасъ же обратиться къ заботамъ о большомъ вечер, назначенномъ въ слдующую затмъ пятницу; было необходимо, чтобъ великолпіемъ и блескомъ затмилъ онъ все, что было прежде въ этомъ род. Къ-счастью для насъ, Кери не было дома, точно также, какъ и папа. Она отправилась на недлю гостить къ скучной старушк, живущей въ окрестностяхъ Бадена, и мы были избавлены отъ непріятнаго стсненія, производимаго даже молчаливымъ присутствіемъ людей, мысли и понятія которыхъ не сходятся никогда съ нашими. Я ужь писала теб, милая Китти, что Каролина ведетъ себя безъ всякаго такта и тмъ совершенно лишила себя пріятности, какая дана ей отъ природы. Я часто ей говорила это, объясняла, доказывала все самымъ подробнымъ образомъ. „Вижу, говорила я, что ты не раздляешь вкусовъ лучшаго общества; не принуждаю тебя; но теб остается открытою другая дорога — сантиментальность и романтичность. У тебя и волоса идутъ къ этой роли; твой станъ, твои манеры легко могутъ быть къ ней приспособлены; этимъ также можно если не возбудить общій восторгъ, то выиграть многое; богатые молодые люди, получившіе домашнее, а не свтское воспитаніе, легко покоряются такимъ двицамъ“. Я даже прибгала къ доказательствамъ, заимствованнымъ изъ ея узкихъ понятій о жизни, объясняя, что эта система держать себя не требуетъ и большихъ расходовъ на туалетъ: локоны, блый кисейный пеньюаръ поутру, простая соломенная шляпка для прогулокъ, вообще весь туалетъ самый простой, безъ всякихъ украшеній — и довольно. Но нтъ, милая Китти, вс мои убжденія были напрасны. Самолюбіе въ ней доходитъ до упрямства. Она холодно отвчала мн, что все это было бы притворно и ненатурально. Буквально повторяю эти слова, чтобъ ты видла, много ли пользы она извлекла изъ жизни за границею. Здсь, милая Китти, никто не держитъ себя натурально, никто не иметъ даже претензіи держать себя натурально. Кто держалъ бы себя такъ, того бгали бы, какъ дикаго звря. Скажи мн, въ чемъ состоитъ сущность благовоспитанности? — въ условныхъ манерахъ, выраженіяхъ, любезностяхъ, внимательности, лести — все это притворно, все разъигрывается, какъ на сцен, чтобъ доставить удовольствіе и понравиться. Покинемъ эту теорію — и вмсто общества явится передъ нами толпа, вмсто изящнаго салона — звринецъ. Каролина говоритъ, что она ирландка; подобно ей думаютъ и кохинхинянки. Я не вижу въ этомъ большой похвалы.