Семья
Шрифт:
— Наверно, у тетушки, что живет за нами.
В начальной школе тоже были каникулы, и о-Нобу зачастила к учительнице в гости.
Цветы и деревья в саду ожили под дождем. Нежная недотрога у бамбуковой изгороди, изнемогая от жары, бессильно свесила свои длинные листья, красные ее цветы повяли. Но свежее омовение вернуло ей жизнь. Санкити вышел на веранду и в унынии остановился. Потом вернулся в комнату.
— Дядя, вы хотите знать, почему мне нравится бывать на кладбище?
Глядя на струи дождя, шелестевшего за окном,
Когда ей было шестнадцать лет, смерть отняла у нее друга. С тех пор она любит бродить между могил... Временами скорбь была такой безысходной, а мир казался таким безрадостным, что она стала думать о смерти... Но чувство долга взяло верх: ведь у нее были мать и младшая сестренка. Видно, ее удел — страдать.
— А теперь я хочу только одного, — говорила о-Сюн, — быть всегда сама собою. Самое страшное для меня — кривить душой.
Она снова задумалась, потом произнесла:
— Послушайте, дядя, я расскажу вам один случай, когда я изменила себе. Кроме матери, — добавила о-Сюн, — об этом не знает никто. Я так перед ней виновата.
Из ее рассказа Санкити понял только, что на ее пути встретился мужчина, что он родственник и что скандал был поэтому замят. Кто был соблазнитель, Санкити не мог себе представить.
— Словом,вы поняли, дядя.
— Ничего не понял. — Санкити покачал головой. — Может быть, ты сама ничего не поняла, перепутала облако с дымом?
О-Сюн закрыла лицо руками. Ей хотелось заплакать, но слезы не шли.
— Дядя, как вы относитесь... к Сёта? Вы верите ему?
Санкити уставился на племянницу.
— Так, значит, Сёта?
— Я хотела рассказать об этом, когда мне исполнится двадцать пять лет. Да ведь не он один. Бедная сестрица
Тоёсэ, если бы она слышала мой рассказ!.. Ох, как все противно!.. Я ненавижу его и буду ненавидеть всю жизнь.
— У тебя сегодня плохое настроение. Не надо было начинать этот тяжелый для тебя разговор.
— Вы же сами хотели знать.
Санкити промолчал, весьма озадаченный.
— Хотите, я покажу еще кое-что? — улыбнулась о-Сюн и, выйдя в светлую комнату, принесла оттуда письмо.
— Вам знаком этот почерк?
На белом листке было всего две строчки: «Я никогда не встречал такой необыкновенной девушки, как ты. Отныне я буду звать тебя Белая лилия». Подписи не было, но Санкити сразу узнал руку Наоки.
Санкити был многим обязан его отцу и относился к нему, как к родному сыну. Для детей Минору и Наоки, и Сёта были старшими братьями. К одному обращались «братец Сёта», к другому — «братец Наоки». И то, что Санкити узнал сейчас, было для него полной неожиданностью.
— Он ведь мой старший брат. А старшие братья должны, видно, именно так себя вести. Вот и все.
Это совсем детское «вот и все» рассмешило Санкити.
3
С
Минору выглядел совсем неплохо. Он был высокий, выше других братьев, и крепким телосложением походил на отца Тадахиро. Из всех братьев он один унаследовал отличительную черту семьи Коидзуми — крупный с горбинкой нос, говоривший о честолюбии. Кожа лица его еще не поблекла.
Таким увидел его Санкити, когда Минору вошел в его дом. Девушек не было, Санкити сам приготовил чай для старшего брата и поставил перед ним чашку.
Минору, преследуемый неудачами, стеснялся братьев. С Морихико он еще не видался ни разу, с тех пор как вернулся, с Санкити встретился второй раз.
— А где Сюн?
— Поехала с Нобу в Синдзюку. Надо кое-что купить.
— Ну, как она хозяйничает?
— Прекрасно. Она очень мне помогает. Я решил сделать им к празднику подарки. Они пошли покупать себе материю на летние кимоно.
— Обрадовались, наверно? У тебя беда за бедой... Но, право, Санкити, ничего не надо принимать близко к сердцу. Таков мой принцип. Что бы ни случилось с женой, детьми или с самим собой — сохраняй спокойствие.
Минору говорил, стараясь по возможности не задеть младшего брата. Так человек, идущий по людной улице, старается не задеть прохожих, лавируя то вправо, то влево. Он не хотел возвращаться к прошлому, жаловаться и не оправдывался, что причинил всем столько забот. Он сидел против младшего брата с важным видом, как подобает главе старинного рода.
Гордость Минору больше всего ранили разговоры о деньгах. Ведь Содзо, беспомощный и больной, и по сей день жил у чужих, а теперь фактически на иждивении Санкити и Морихико. А содержать его должен был старший брат. И хотя Минору было очень неловко, он приехал опять просить денег.
— Я занял около сорока иен у господина К. Я ему сказал, что деньги вернешь ты. Пожалуйста, достань сорок иен.
Санкити даже растерялся от неожиданности, он хотел было что-то сказать. Но Минору, достав из кармана мелко исписанную бумагу, прервал его.
— Вот взгляни: все эти вещи заберут, если мы не отдадим в срок сорок иен.
В бумаге перечислялось: комод, обеденный столик, ковер, портсигар, фарфоровые бутылочки для сакэ, полоскательные чашки.
— Очень тебя прошу, достань деньги. — С этими словами, дождавшись, когда Санкити кивнул головой, он встал и ушел.
«Хотя бы спасибо сказал. Сколько ведь сделано для его семьи», — вздохнул Санкити. Но он понимал, старший брат не должен благодарить младшего, и он не сердился на Минору.