Сердце прощает
Шрифт:
– Добрый был хряк, породистый и, видать, будет скусный, съедобный.
"Спьяну-то тебе и крыса будет съедобна", - неприязненно подумала Наталья и вышла в чуланчик за хлебом.
Староста тем временем откупорил бутыль с мутноватым самогоном и в третий раз обратился к Цыганюку:
– Хватит, хватит работать, тащи себе стакан и давай к столу.
Цыганюк отставил в сторону валенок.
– Спасибо, я непьющий.
Наталья положила хлеб на стол и, ласково уставившись на своего постояльца, посоветовала ему:
– Садись, Мирон, развлекись
Сама того не подозревая, Наталья попала в самую точку. Как только переступили порог Яков Буробин со своим помощником, сердце Цыганюка почувствовало неладное. Он уже много слышал о старосте и не представлял себе, как он, Цыганюк, вчерашний красноармеец, вдруг сядет с немецким старостой за один стол и будет говорить обо всем, что накопилось в душе... Было над чем задуматься Цыганюку.
– Коли вы уж так настаиваете, могу и присесть, - сказал он и придвинул свой круглый чурбан к столу.
– Вот так-то оно лучше!
– удовлетворенно заметил староста, наливая самогон в поставленный Натальей третий стакан.
– Ну что же, выпьем за твое здоровье, Наталья, за твой гостеприимный дом!
Яков и Степан мигом опорожнили стаканы и, морщась, стали хрустеть огурцами.
– Злая, собака, аж жгет, как перец, первач настоящий. Вот ведь вроде и деревенской выпечки, а городской не уступит ни в коем разе, - балагурил Степан.
Цыганюк все еще колебался. Лицо его было бледным, взгляд неспокойный.
– Что это ты ломаешься, как красная девица!
– сказал ему Яков.
– Пей, не раздумывай.
– Пей, брательник, пей, тоска пройдет!
– нараспев проговорил Степан.
– По себе знаю - пройдет... В кабаке родился, в вине крестился.
– Теперь хочешь не хочешь, а выпить надо, - сказала Наталья и присела рядом с Цыганюком. Тот взял стакан и, ни на кого не глядя, молча выпил бьющую в нос сивушным перегаром жидкость.
– Ну как?
– осведомился староста.
– Прошла?
– Как видите.
– Ничего, это только поначалу затруднительно, - сказал Яков и обратился к Наталье: - Может, и ты с нами выпьешь?
– Ой, что вы!
– отмахнулась Наталья, но тут же, словно что-то взвесив в уме, придвинула к себе пустой стакан Цыганюка.
– Разве только чуть-чуть, просто попробовать.
– Ну, как это попробовать!
– возразил Степан.
– Надо выпить по полной, наш век не так уж и долгий.
Староста, однако, налил Наталье полстакана. Она спокойно выпила самогон, обтерла влажные раскрасневшиеся губы рукавом и с аппетитом принялась есть податливую с мороза свинину.
– Горько, правда?
– подмигнул ей Степан.
– Уж как не горько, - с усмешкой ответила Наталья.
– А когда обнесут тебя чаркой, и того бывает горше...
Через несколько минут Яков разлил остаток самогона. Но и без того все уже были под хмелем, который гулял, бродил по телу, путал в голове мысли. Яков щурил глаза, расправлял на обе стороны обвисшие от влаги усы, вытирал рукой мясистый нос с раздвоенным кончиком и все чаще похотливо взглядывал на Наталью.
А
– Ну, как, жизня-то твоя, полегче стала?
– вполголоса справился Яков у Натальи, когда взгляды их встретились.
– Это почему же?
– притворно удивилась Наталья.
– А разве худ у тебя помощник? Парень, видать, с головой, по глазам вижу. К делу пристроится - в люди выйдет...
Наталья торопливо сказала:
– Конечно, то дрова поколет, то воды принесет или сено задаст корове. Теперь все-таки не одна, а двоим-то как-никак веселее.
– Федька, прежний муженек-то, будто сейчас перед моими глазами стоит, - пуская синий табачный дым, многозначительно произнес Яков. Здоровый был, в плечах косая сажень, и подумать только, ни за что сгорел. Говорили, кулак, против Советской власти агитацию вел, подрывал ее, а что там было подрывать, она и так едва на ногах держалась. Стоило немцам ее тряхнуть - она и концы отдала, развалилась. И выходит, с виду-то она вроде нормальная, а изнутри с гнильцой, как дерево, пораженное червоточиной... Бот был бы сейчас Федька жив, ох, и пригодился бы мне здорово!
– Не надо, Яков Ефимович, об этом, - попросила Наталья.
– А твой отец чем занимался?
– спросил староста Цыганюка.
– Хлебопашествовал.
– Середняк, бедняк?
– Середняк, по-моему. Да у нас в Заволжье земли у всех вдоволь. Сейчас-то, конечно, колхоз. Правда, перед коллективизацией батька чуть не загремел. По хлебу довели твердое задание. Потом разобрались - отменили.
– Доберутся немцы и до Заволжья.
– Не доберутся, - решительно возразил Цыганюк.
– Это далеко, кишка у них лопнет.
Староста, словно протрезвев, удивленно и недобро уставился на захмелевшего Цыганюка. Казалось, сейчас он встанет и кликнет полицаев. Но Яков не закричал, не повысил голоса, а лишь с ехидцей произнес:
– Твоими бы устами да мед пить, служивый. Ежели бы было так, - надоть бы золотом тебя одарить. Но, друг ты мой хороший, не будет, как ты думаешь. Сам посуди: меньше чем за полгода тяпнули немцы четвертую часть России и почти половину ее населения. Еще один такой заход, и даже японцам с турками ничего не останется. Это тоже надо понимать. Верно?
– Вот тебе и большевики - спасители России!
– вскинув голову, очумело произнес Степан.
– Сколько кричали о мощи своей, а что же это получается-то на самом деле?.. Бедная Россия-матушка, отдали тебя на поругание врагу проклятому!
– с пьяным всхлипыванием пробормотал Степан.
Наталья переглянулась с Цыганюком и поджала губы.
– Ну, понес дурь!
– злобно покосился на него староста.
– И нич-чего не дурь, я гор-рю истинную правду. Силу бы надо на немцев, а ее нет. Вот теперь как хочешь, так и поступай, куда хошь, туда и подавайся. Так и так - кругом шешнадцать. Говори, что будем делать? резко придвинулся Степан к старосте.