Серебром и солнцем
Шрифт:
Карл осмелился прикоснуться к её волосам, погладил, и они подались под рукой упругой волной тусклого золота.
– Что ты знаешь о смерти, carere morte? – тихо сказал он.
– Только не говори снова: «Пустота», «Бездна», «Великая Тьма». Для тебя это игра, и ты, увы, плохо знаешь правила. Мёртвые не воскресают в нашу эпоху. Пока ты не смиришься с этим, будешь проигрывать, бессмертная.
– Дар придёт сюда – я пообещала недавно, - глухо призналась Мира, уткнувшись ему в грудь.
– И придёт скоро! Клянусь, орден получит новое оружие – сильное оружие! Великий вампир убивал охотников взглядом - Великий охотник сожжёт нежить
Услышанное тревожило куда больше, чем упоминание Винсента. Карл нахмурился:
– Когда ты объявила священную войну нежити, мышка? Только что?
– Да! Вы своего добились: получили не покорившуюся Арденсам и при этом всецело преданную ордену carere morte, - резко, с ненавистью бросила Мира и отвернулась. Карл заметил, их фигуры отражаются в старом, забытом всеми зеркале, стоящем в глубокой нише напротив окна. Раньше оно пряталось в темноте, но сегодня его вдруг осветили звёзды.
– …Видишь, Карл, я стала фанатиком, совсем как ты!
Карл взглянул на отражение маленькой, упрямой вампирши, и даже смог улыбнуться – искренне:
– Мира, посмотри на меня, - попросил он, и она сейчас же покорно повернула голову, будто ждала этих слов.
– Я не фанатик и вовсе не мечтаю о таком оружии. Ты знаешь, что он, этот дар? Его сияние разрушит наш мир. Арденсы и Дэви не дадут дару существовать. Принимая дар, мы отказываемся от ордена, каким его все знают. Послезавтра ты вернёшься с избранной, и этот день станет последним днём ордена. А дальше будет война… Война маленького отряда, который мне удалось собрать, со всей страной. Против нас ополчится и Крас, и вампиры Дэви, и смертные, боящиеся потерять то немногое, что имеют на этой земле. Мы с тобой – разрушители, грядущие поколения проклянут нас, погубивших страну…
– Страну carere morte! Грядущие поколения поблагодарят нас!
– Нет, Крылатая. И утешением мне служит лишь то, что я уже не услышу их проклятий.
Мира пронзительно взглянула ему в глаза и тут же опустила взгляд, будто испугавшись. Ее губы тронула грустная улыбка, и она спрятала ее, вновь уткнувшись ему в грудь.
– Ты веришь в то, что он будет исцелять?
– еле слышно прошептала она.
– Я иногда - нет. Слишком далеко мы ушли, чтоб вернуться...
Он рассмеялся: ответ на этот вопрос был для него самым легким:
– Не верю мышка, я знаю. Увидел это в тебе, в твоих глазах. Увидел тебя такой, какая ты без проклятия, еще давно. Не думаю, что это был сон. Конечно, крылья тебе к лицу, но румянец - будет еще больше.
Она снова прижалась к нему, так что горячо стало сердцу от ее потеплевшего дыхания... но тут же отступила, испугавшись отражения в зеркале, где два силуэта, мужской и женский, почти слились в один. Всего на миг Мира заглянула в мёртвые глаза своего отражения, но по гладкому стеклу уже побежали трещины. Вампирша вздрогнула и отвела взгляд от этой вдруг появившейся в углу блестящей паутины.
– Мне не нужна твоя жалость! – с отвращением проговорила она, и тогда Карл решительно притянул её к себе.
– Очень хорошо. Потому что мне – не нужна твоя благодарность.
Мира прищурилась. Ласково, осторожно она коснулась его щеки, волос на виске. Пальцы вампирши не были холодными. В них текло тепло жизни.
– Это не благодарность, Карл. Преданность.
– И это не жалость, это...
– вдруг сдавило горло, он не договорил. Но Мира закончила за него:
– ...Нежность.
Она первая потянулась к нему, коснулась губами его губ - сначала осторожно, но он ответил – и тогда Мира радостно, отчаянно прижалась к нему. Ее губы были мягкими, теплыми... родными. Словно он знал их прикосновение всегда. Недавно полностью владевшие им мысли о невозможности любви и близящейся войне теперь казались чьей-то глупой шуткой. Единственным важным, необходимым сейчас была она - полная жизни чаровница, будто виденная когда-то прежде в отражении вод Источника. Его руки скользнули по ее спине до талии, обрисовав пленяющий изяществом силуэт, и по ее телу прошла сладкая дрожь. Дрожь предвкушения... Она отступила, прислонившись к стене в качестве поддержки, подалась к нему, и он бедрами почувствовал ее бедра под платьем. Но тут, разрушив тихую мелодию, начавшую складываться из шелеста одежды, вздохов, прикосновений к волосам и коже, внизу хлопнула тяжелая дверь старого входа. Они оба вздрогнули от громкого звука, но не очнулись... не проснулись до конца.
– Идем, - позвал Карл и потянул Миру за собой. Дверь бывшего кабинета Латэ захлопнулась за ними трескуче, сухо как гром. Неистовый первый порыв уже прошёл, они наслаждались растянувшимся в бесконечность мгновением близости. Пальцы Миры медленно скользили по его лицу, запоминая и дрожание ресниц, и морщинки в уголках глаз, её голова покорно, покойно лежала в его ладонях.
Маленький диван в смежной с кабинетом комнате отдыха стал их ложем. Свой сюртук Карл успел аккуратно набросить на кресло, рубашка же оказалась на полу, на платье Миры. Почувствовав холод давно нежилой комнаты, он поднялся, присел к камину, разжигая пламя, а позади после краткой паузы зашуршало, защелкало еще что-то. ''Снимает корсет'', - понял он, и все тело до кончиков пальцев будто обдало жаркой волной.
Он обернулся. Мира стояла у дивана в одной белой нижней юбке, светлые вьющиеся волосы закрыли лицо. Она отворачивалась от него и в смущении прикрывала руками грудь. И что-то в этой позе, дрожащей улыбке, мелькавшей за спутанными прядями убеждало: она не дразнит, не играет. Неожиданная стыдливость растрогала его. Карл подошел, коснулся ее плечей, ее гладкой горячей кожи, покаянно приник губами к серебристому следу ошейника на шее, и почувствовав, как трепещет от желания и страха ее сердце, спустился ниже - до светлого шрама над левой грудью. ''Люблю'', - тихо признался он, и Мира, отбросив минутное стеснение, звонко рассмеялась. Обхватила его голову, пропуская между дрожащих пальцев пряди волос, прижала к себе.
– «Где глава ордена? Срочное донесение из Ориенса! – похоже спародировала она Тони.
– О, он в своём кабинете… с вампиркой… У них там… э-э… совещание!» - она опять счастливо засмеялась, и, покорённый этим незнакомым девичьим смехом, он повиновался ее рукам, теперь убеждающим опуститься на колени. Неторопливо, распаляя желание, распустил шнуровку последней ее одежды, осторожно потянул на себя шелковый шнур, и кружевная нижняя юбка белым облаком осела на пол. Телефон на стене молчал, в коридоре не слышны были ничьи шаги: никто не спешил к главе со срочным докладом. Злодейка-ночь дарила им этот час. Горячий, душный воздух лип к коже, поленья в камине потрескивали, как далекая гроза. А под высоким потолком кабинета всё копилась тень, клубилась тучей.