Серебром и солнцем
Шрифт:
Он всё-таки подошёл к окну, немного отодвинул занавесь. Улица была пуста, только справа, вдали, у ресторана, где гулял Верго, всё теснились экипажи. Надрывный смех гостей разносился по улице. Веселье там начинало приобретать несколько истерический характер… Близился третий час ночи – самый тёмный, час нежити. На чёрное небо ночь высыпала весь запас звёзд. Но страшная многокрылая тень, обосновавшаяся этой зимой в столице, всё также крепко цеплялась за горизонт и не желала уходить, мечтая поспорить с солнцем.
Внутренне он был спокоен и готов к любой битве. Feci, quod potui.
Он поглядывал то на часы, то в ночное небо, ища в нём знакомую маленькую тень. Однако, где же Мира? От её действий на балу будет зависеть так много! Наконец Карл задёрнул штору обратно и, накинув пальто, вышел в коридор, оставив дверь приотворённой.
Неприятное, тревожное чувство тут же ушло. На подоконнике среднего из трёх окон, выходящих на перекрёсток улиц, он увидел маленькую фигурку. Мира сидела там, поджав колени к животу, и задумчиво разглядывала ночную Дону. Вампирша была без шубки, её шляпу где-то на улице перехватил ветер. Длинный, мокрый от растаявшего снега шлейф юбки свешивался до самого пола.
– Почему ты не заходишь в кабинет? Забыла о нашей встрече, Мира?
Услышав его, она соскочила с подоконника, как школьница, застигнутая на месте преступления, обернулась:
– Всё ещё сердит на меня? Я была немного не в себе три часа назад… Но о встрече я не забыла. Просто я захотела встретиться здесь. Помнишь, что это за место?
Он удивительно легко принял ее легкомысленное извинение, хотя еще недавно нанесенная ему обида казалась смертельной. Оглянулся, но нашёл только старое зеркало в глубокой нише у лестницы. Потом Карл взглянул на окно и тогда улыбнулся, вспомнив:
– А! Это окно я открыл тебе в ночь твоего второго визита сюда.
– Да! - прошептала вампирша. – Теперь к делу: избранный будет на Балу Карды, так?
Теперь Карл помедлил с ответом. Милая улыбка Миры не обманула его. Глаза вампирши блестели странно, лихорадочно: она была в ещё худшем возбужденно-тревожном состоянии, чем три часа назад. Мира вся была поглощена какой-то идеей.
– Это подождёт. У тебя странные глаза… Ты голодна, как тогда?
– Не бойся, я не кусаюсь, - обронила она, милой маски уже как ни бывало.
– Скажи, когда семь лет назад ты советовал мне бежать, не дожидаясь встречи с Латэ, ты оберегал меня от сообщения, что… исцеление для Винсента невозможно? – Мира выговорила это с трудом и подняла ладонь, запрещая ему отвечать.
– Ты говорил тогда, глава будет пытаться меня сломать... Ты боялся, что меня сломает это? – её голос сорвался, задребезжал как треснувший бокал, она отступила на шаг, предупреждая его движение к ней.
– Вот он, способ удержать меня на цепи! Одно слово, разбивающее мой обет, мою мечту, и покорная вампирша послушно бросит дар вам под ноги и сама сгинет! Но потом ты успокоился, ведь Латэ не сказал мне тогда ни-че-го…
Карл отвернулся, скрывая мгновенно ставший жестоким взгляд. Скулы окаменели,
– Адора ведь поняла всё сразу, - отрешённо продолжила Мира.
– Она изумилась, когда я заговорила об исцелении для Винсента! Вы, все, знали давно. Почему вы не сказали мне? Почему не сорвали мне повязку с глаз? Почему потворствовали моему безумию годы?! Это же мерзко! Мне сказал Даниель, ненавидящий carere morte и меня. Даниель – не ты и не друзья с тренировок! Почему?!
– Винсент сам просил не говорить тебе, - решился заметить Карл.
– Он радовался, что ты не понимаешь.
–
Она быстро кивнула несколько раз, словно не хотела лишний раз слышать это имя из чужих уст.
– Мы молчали долго, потому что это знание могло тебя убить, как того несчастного первого хозяина из сказки, - поторопился объяснить он. Только б она поняла все сразу! Расспросы, бесконечные повторения имени «Винсент» заставляют его сердце биться чаще и яростней, а голос - дрожать.
– Латэ часто говорил мне: лучше, если ты поймёшь это сама. И он стремился поскорей ввести тебя в орден, чтобы ты смогла это принять, когда поймешь.
– И он, как всегда, прав, – выдохнула Мира.
За окном то тут, то там гасли звёзды: может, терялись в серых ночных облаках, а может, их поглощала страшная многокрылая тень, всё расползающаяся по горизонту.
– Алан погиб, давно. И Винсент тоже. Пора отпустить их.
Вампирша вздрогнула, точно эти имена, Алан и Винсент, встав рядом в его неосторожной фразе, причинили ей боль. Вдруг задышала со всхлипами: предвестник всегда обескураживавшей его женской истерики – о, ты больно её ударил, Хортор!
– И ты тоже думаешь, что из несчастного Винсента я сделала себе копию Алана? Что я до сих пор держусь за ту погибшую любовь? Господи!
– А что же? – буркнул он, ещё не выйдя из роли обвинителя.
– Я любила Алана, - взгляд Миры затуманился. – Любила до того момента, как увидела Бездну в отражении его и своих глаз. После он стал моим кошмаром. А Винсент… Он был моим избранным, моей надеждой. Моей сказкой об исцелении, о прощении для проклятых… Был. Теперь уже нет. Я надеялась, что смогу защитить его от Бездны, но и он погас, мое солнышко. Всё тонет в Ней, всё… Что мне теперь делать?! – она сорвалась на крик.
– Что же это, Карл? Я верила, действительно верила, что у меня достало сил спасти Винсента!
Вся злость схлынула, как волна, оставив неприятное дрожание в горле:
– Мышка, прости! Я не понимал… -
Он не договорил. Мира сама бросилась к нему на грудь, или это он привлёк её к себе, обнял? Карл не помнил. Но маленькая вампирша рыдала в его объятиях.
– Что мне теперь делать? – заикаясь, повторяла она между мучительными спазмами рыданий, сотрясающих тело. – От-отпустить его, как он просил? Я не знаю! Я… я не смогу! Неужели ничего нельзя сделать! Так не может быть! Я столько лет верила, что отняла его у смерти!