Северные архивы. Роман. С фр.

Юрсенар Маргерит

Но более всего отца и сына разделяет их отно­

шение к Золотому Тельцу. Мишель любит деньги

только потому, что их можно тратить. Мишель

Ж о з е ф дорожит ими, потому что знает: все, что

для него имеет цену, — положение в обществе,

309

возможность удачного брака, светские успехи —

все рушится без счета в банке. В детстве я посто­

янно слышала, как двое мужчин обменивались,

словно

ударами, упреками, полными ненависти:

«Ты продал земли, принадлежавшие семье в тече­

ние нескольких поколений — Креанкур, Дранутр,

Мон-Нуар... — Поговорим-ка о землях предков...

Ты даже не являешься больше гражданином той

страны, где они находятся...» Однажды я увидела,

как эти споры, довольно нелепые там, где границы

подвижны, закончились дракой. Из сегодняшнего

дня мне трудно судить, была ли ненависть сына к

отцу (вскормленная, возможно, обманутой любо­

вью) связана с тем, что Мишель отверг все то, во

что хотел верить его сын, или же попросту буду­

щий наследник не мог простить царствующему

монарху, что тот промотал целое состояние. Для

тех, кто считает право наследования своеобраз­

ной инвеститурой, оба эти объяснения сводятся в

сущности к одному и тому ж е .

Я прекрасно понимаю, что можно было бы на­

рисовать агиографический портрет моего сводно­

го брата, где он предстанет как эконом,

наследовавший транжире. Женившись и обосно­

вавшись в Бельгии в 1911 году, Мишель Ж о з е ф

поселился в деловом и светском Брюсселе, где

страсть к приобретательству и снобизм в отноше­

нии имен и титулов свирепствуют самым небыва­

лым образом. Но будем осторожны: к страсти к

деньгам мы относимся уважительно, а то и вос­

торженно, когда речь идет об Амстердаме золото­

го века. Геральдическая сентиментальность и

310

маленькие дворянские кружки кажутся нам оча­

ровательными при старомодных дворах в Герма­

нии XVIII века. Человек почти всегда добивается

того, чего хочет, если хочет этого настойчиво в

течение сорока лет. Мой сводный брат сумел вой­

ти в мир, для него наполовину новый, где он стре­

мился занять место. Он устроил своим детям

прекрасные солидные партии. После почти двад­

цатипятилетнего молчания с обеих сторон я вдруг

получила от него в 1957 году извещение, что ему

удалось добиться или подтвердить для себя и сво­

его потомства право на титул шевалье, от которо­

го его лилльский дед отказался как от

вышедшего

во Франции из моды. Я едва не рассмеялась, но

сегодня замечаю, что для гражданина маленького

государства, еще имеющего двор и живую актив­

ную знать, даже если эта активность поверхност­

на, не более абсурдно радоваться тому, что его

провозгласили шевалье, чем для француза выпить

шампанского по случаю получения ордена Почет­

ного легиона.

Я пытаюсь одним взмахом кисти нарисовать

этот персонаж, в контексте книги второстепен­

ный, но тем не менее сыгравший в моей жизни

свою роль. Когда я была ребенком, меня пугала

его манера входить неожиданно: у этого красиво­

го молодого человека была странная способность

беззвучно проникать в комнату скользящей, слег­

ка танцующей походкой, которую позже я приме­

тила у профессионалов фламенко и которая

заставляла поверить, что цыганская кровь, унасле­

дованная им по материнской линии, — не просто

311

семейная легенда. Но юноша, охотно изображав­

ший из себя хулигана, очень рано ухватится за

правила приличия, как за спасательный круг. Его

раздражало, что сводная сестра, повинная у ж е в

самом факте своего существования, была более

мечтательной, более серьезной, более спокойной,

чем в его представлении должна была быть ма­

ленькая девочка, и это раздражало его тем силь­

нее, что ребенок с большим смеющимся ртом,

каким я была, не смеялся в его присутствии. Я

вспоминаю, как однажды днем на берегу моря я

сидела на вершине дюны, погрузившись в созер­

цание волн, они то вздымались, то опадали, набе­

гая на берег сплошной длинной беспрерывной

полосой. Фраза, которую вы читаете, написана

мною, конечно, сегодня, но неясные ощущения

маленькой семилетней девочки были теми же или

даже более сильными, чем у постаревшей женщи­

ны, хотя я не умела их выразить. Мой сводный

брат подошел по обыкновению бесшумно и стал

мрачно выговаривать мне: «Что ты здесь делаешь?

Ребенок должен играть, а не мечтать. Где твоя

кукла? Маленькая девочка никогда не должна

расставаться с куклой». С пренебрежительным

безразличием ребенка я зачислила в разряд дура­

ков этого взрослого, который изрекал то, что мне

у ж е казалось избитыми штампами. На самом же

деле у него, как и у всех, были свои странности и