Шоколадница в Академии магии

Коростышевская Татьяна Георгиевна

Я достала из кармашка дорожного платья бумажный катыш – вот и пакетик из-под каштанов пригодился, – развернула его. В прошлом своем воплощении сей предмет был газетным листком – полустертые временем новости, портрет его величества. Теперь ему предстояло стать саваном для крысы. Облачив покойника, я открыла стеклянную дверь и вышла в садик. С трех сторон его окружала высокая каменная стена, у ступеней беседки в траве стояла жестяная лейка, рядом лежала тяпка, небольшой садовый инструмент. Им я и вооружилась, обогнула беседку, присела у куста шиповника

и выкопала неглубокую могилу. Земля была рыхлой, поддавалась прекрасно, много времени процесс у меня не занял. Опустив трупик в углубление, я немного подумала. Раз это почти настоящие похороны, нужно, наверное, произнести речь?

– Покойся, – сказала я, – с миром, отправляйся на крысиную радугу, или куда там у вас принято. Знай, что зла на тебя я не держу.

Что еще? Имя! Крысиные боги как-то должны опознать новоприбывшего в посмертные чертоги?

– Нарекаю тебя… Гонза.

Так звали одного мальчишку из прошлой моей жизни, партнера по сцене – у него, помнится, была такая же вытянутая мордочка, как у покойника, и разорванное в драке ухо.

Решив, что долг исполнен, я засыпала ямку, примяла ладонями холмик и воткнула в него веточку шиповника.

Вернувшись в спальню, вымыла руки и стала прибираться.

Надеюсь, за то, что я не явилась на бал, меня не накажут. А завтра все уже забудется, начнутся уроки. В крайнем случае, я смогу посещать их и в дорожном платье. Запасные туфли тоже испорчены, но ничего страшного, башмаки еще послужат. Светло-зеленый наряд придется выбросить, штопка на нем будет слишком заметна, а вот белье необходимо спасти.

Я разложила в своей тумбочке туалетные принадлежности, поставила в гардероб пустой саквояж и присела на кровать. Розетта не забыла об иголке с нитками.

Осторожный стук в дверь оторвал меня от рукоделья.

– Кати? – в спальню вошел Купидончик, то есть виконт де Шанвер собственной пухлой персоной. – Почему ты не в зале Безупречности?

Пришлось рассказать.

– Дамская месть? – переспросил Эмери с умудренным видом. – Козни? Интриги? Обожаю.

Мне показалось, что он недавно плакал – по крайней мере, глаза опухли и покраснели. Спросить о причине? Нет, неловко: захочет – сам расскажет.

Малыш был одет в жемчужно-серый камзол с позументом, пенное кружево галстука под подбородком удерживала брошь. На белоснежной ткани я заметила крошечное пятнышко джема. Плакал и заедал свое горе. Бедняжка.

– Неплохо шьешь, – рассмотрел Купидончик мою работу. – Месяца за полтора справишься.

Я беспомощно улыбнулась.

– Мы, Шанверы, – продолжал мальчик, – привыкли платить свои долги.

– Долги?

– Ну да, ты спасла меня от Армана, а я, соответственно… – он умолк, подошел к двери, выглянул в коридор. – А ну-ка, провинциалка из Анси, разложи на кровати свои драгоценные тряпочки.

Эмери запер дверь на два оборота ключа и вернулся ко мне, разминая пальцы.

– Никому ни слова. Поняла?

– О чем?

– О том, что виконт де Шанвер, сын герцога и брат будущего великого

боевого мага, уподобился портняжке-овату.

Пухлые пальчики порхали над тканью, выписывая знаки.

– Чудесно, – шептал малыш, – повреждения недавние, предметы еще помнят свою форму и предназначение. Это несложно, Кати, совсем несложно… Знала бы ты, сколько разбитых ваз было в моей жизни. А какие строгие гувернеры! Чуть что, бежали жаловаться батюшке, тот расстраивался, а я так не люблю, когда он расстроен… А маменька…

Под монотонный детский шепот творилась настоящая магия. Вытаращив глаза, я смотрела, как края разрезов льнут друг к другу, нити сплетаются. Минут через десять на кровати лежала моя целехонькая одежда, и даже атласные туфельки приняли первоначальный вид.

– Вуаля! – сказал Эмери, потирая покрасневшие ладони. – Одевайся.

Радостно взвизгнув, я схватила платье и спряталась за ширмой гардероба.

– Чего от тебя хотел Арман? – спросил Купидончик, пока я переодевалась.

– Ничего особенного. Кажется, желал произвести впечатление на простушку, которой меня счел. А почему ты его боишься? Вы не ладите?

– Более чем. Арман ненавидит нас с маменькой, и на правах наследника…

– Ненавидит мать?

– Мою, Кати. Мы единокровные братья.

А еще у них была приличная разница в возрасте. Когда герцог овдовел и женился повторно, Арману было двенадцать лет.

«Значит, сейчас ему почти двадцать четыре, если учитывать время, когда новая герцогиня была в тягости», – подумала я, выходя из-за ширмы.

– Немногим лучше, – фыркнул Купидончик. – В вашем Анси все так одеваются?

Я посмотрела в зеркало. Светло-зеленый шелк, серебряная отделка, прилично неглубокое декольте.

– Все! – отрезала я и поправила выбившуюся из прически прядь. – Ах, чуть не забыла.

Надевать жетон на шею я не стала, собрала шнур узлом и пришпилила его брошью Симона у правого плеча. Кстати, медная пластинка за прошедшее время успела покрыться голубоватой патиной.

– Откуда синий? – спросил Эмери, доставая из-под галстука свой жетон на цепочке, который зеленел.

Я пожала плечами. Мы вышли, оставив ключ в замке, и быстро зашагали к портшезной колонне. Решетка кабинки отодвинулась.

– Езжай первой, – сказал виконт, – нет, ты не подумай…

Ну разумеется, юному аристократу не хотелось, чтоб его видели в компании какой-то простолюдинки. Это было понятно, как дважды два, и нисколько не обидно. Поэтому я кивнула, сказала: «Спасибо!» и, устроившись на скамейке портшеза, попросила мадам Иформасьен доставить меня в зал Безупречности.

Успела! Я успела до начала представления! Свою группу в огромнейшей зале я нашла без труда. Гурьба первогодков стояла недалеко от огромной двустворчатой двери, отличаясь от прочих разнообразием одежд. Пользуясь тем, что все внимание присутствующих направлено на ректора, держащего речь, я пробралась к своим и сделала вид, что стою вот здесь, около Натали и близняшек, с самого начала.