Шпионаж и любовь
Шрифт:
5 июня, когда армада «Оверлорд» приблизилась к пляжам Нормандии, Би-би-си отправила в эфир семьдесят закодированных сообщений, в основном для каналов, действующих на севере Франции, таких как: «Жираф, почему у тебя такая длинная шея» и «Кошки играют в палисаднике» [12]. На следующий день Сопротивление отреагировало, совершив почти тысячу актов саботажа за двадцать четыре часа. Точная дата «Операции “Драгун”» – вторжения союзников на юге – все еще не была определена, а что касается совсем южных регионов, там возник спор: был ли включен в систему конкретный призыв к Веркору: «Прыжок альпийской серны» [94] . Однако не оставалось никаких сомнений, что был дан сигнал к общенациональному восстанию, и Фрэнсис получил команду к действию для
94
Говорили, что де Голль использовал эту фразу в радиопередаче 5 июня 1944 г., но она не была включена в кодированные сообщения Би-би-си, сохранившиеся в архиве компании. См.: Michael Pearson, Tears of Glory: The Betrayal of Vercors 1944 (1978), p. 42.
После долгих лет унизительных поражений и оккупации, после арестов и казни друзей желание нанести ответный удар оказалось непреодолимым, всем не терпелось приступить к действиям вместе со всей Францией. Среди таких горячих голов были и лидеры партизан Веркора. «Мы вступаем в великую битву, – вещал де Голль французскому народу следующим вечером. – Для сынов Франции, где бы они ни были, кем бы они ни были, простой и священный долг состоит в том, чтобы сражаться с врагом всеми имеющимися в их распоряжении средствами» [13]. В смелом заявлении о намерениях триколор с лотарингским крестом, символом Сопротивления, был поднят над плато Веркор 7 июня.
Услышав о высадке союзников в Нормандии, Фрэнсис и его друг Жильбер Галлетти, лидер Сопротивления в Верхних Альпах, отправились в горы, чтобы достать припрятанные боеприпасы и подготовиться к сражениям. Несколько дней спустя Фрэнсиса проинформировали, что его округ теперь официально входит в состав Французских внутренних сил и он де-факто является заместителем полковника Анри Целлера, регионального командующего этих частей по юго-востоку и одного из «вдохновителей» французского Сопротивления.
За этим последовала серия заявлений, которые Брукс Ричардс назвал «все более и более страстными и отчаянными призывами» к Алжиру о доставке тяжелой артиллерии, зенитных орудий и противотанкового оружия [14]. Их не было, и в любом случае было бы невозможно поставить достаточно боеприпасов для такого оружия из расчета длительной битвы. «У них сложилось впечатление, что в самое ближайшее время можно ожидать серьезного подкрепления парашютными рейдами, – рассказывал позже Брукс Ричардс, избегая упоминания об ответственности союзников за дальнейший поворот событий. – Ну, конечно, это было совершенно безответственно… Никто не консультировался с США или Великобританией относительно того, могут ли они снабжать Веркор» [15]. Степень разрыва коммуникаций между полем и штаб-квартирой стала очевидной не тогда, когда Брукс Ричардс ответил Фрэнсису, ссылаясь на неблагоприятные атмосферные условия для вылетов, а лишь когда Кёниг в Лондоне покончил со всеми ожиданиями, заявив: «Отправляйте людей по домам, потому что они мобилизованы преждевременно» [16]. Тысячи партизан были бы немедленно арестованы, если бы вернулись домой, и в любом случае они уже не желали отступить. Лондон явно плохо понимал ситуацию на месте, в то время как ожидания маки были безнадежно нереальными.
На той же неделе группа людей, работающих с Фрэнсисом, получила приказ передать всех своих новобранцев, а также оружие и взрывчатку для защиты Барселонетты, средневекового города в Нижних Альпах, стратегически расположенного на главном пути в Италию и из Италии. Поскольку записка не была подписана кем-то известным Фрэнсису, он сказал своим людям не подчиняться и получил немедленный ответ: если он не будет выполнять приказы, его «отдадут под трибунал и расстреляют» [17]. Нервы у всех были на пределе, и вскоре последовало извинение с просьбой, чтобы Фрэнсис сам отправился к Барселонетте.
Фрэнсис был поражен, обнаружив триколор, украшающий каменную ратушу Барселонетты. Местный немецкий гарнизон был временно изгнан, и теперь Французские внутренние силы защищали город. Полковник Целлер, только что прибывший из Лиона, встретил Фрэнсиса на ступенях ратуши вместе с местными лидерами Сопротивления и капитаном Хэем, британским офицером, недавно заброшенным из Алжира. Хэй считал,
Фрэнсис изумился, когда Целлер потребовал, чтобы он передал ему весь свой запас оружия и взрывчатых веществ. Это было невозможно. Оружие уже роздано людям, которые ждали его годами. «Если у вас есть хорошая, но суровая собака, и вы даете ей кость, – возражал Фрэнсис, – вы не протягиваете руку и не забираете ее назад» [18]. В любом случае он считал, что передать оружие означало бросить его просто «для захвата немцами» [19]. Понимая, что ситуация критическая, Фрэнсис согласился направить небольшие силы через горы для атаки с тыла. Он также направил срочную информацию в Алжир, в результате чего 11 июня в район было сброшено более ста контейнеров противотанкового оружия. К сожалению, многие из них были собраны вражескими войсками. Четыре дня спустя немцы начали наступление – слишком быстро, чтобы Фрэнсис мог привлечь свои резервы. 150 человек погибли, защищая Барселонетту, в том числе капитан Хэй, который пал под пулеметным огнем во время героической попытки уничтожить третий немецкий танк с единственным противотанковым ружьем, которое смог предоставить Фрэнсис.
Несмотря на трагедию, развернувшуюся в Барселонетте, партизанам Веркора удалось отразить несколько атак, в ходе которых вермахт понес неизмеримо большие потери. Затем на церемонии 3 июля гражданский лидер Сопротивления Веркора Эжен Шаван объявил плато «свободной республикой Веркора». Все законы Виши были немедленно отменены. Это была первая демократическая администрация во Франции с начала немецкой оккупации в 1940 году. Это был мужественный акт, открытый вызов, который нацисты не могли игнорировать. Фрэнсис, с которым никто на этот счет заранее не проконсультировался, пришел в ярость. Теперь перед ним встала трудная задача доставки оружия через всю страну к хорошо известному оплоту Сопротивления.
7 июля, в ночь, когда Кристина рухнула на землю Франции, Фрэнсис отправил в Лондон первый отчет после высадки союзников и трагедии в Барселонетте.
«Полностью отсутствовало понимание, – возмущался он, – что равносильно преступной халатности, свидетелями которой могут быть расстрелянные заложники, изнасилованные женщины и сожженные деревни. <…> Вы должны относиться к нам как к серьезной военной силе, – заключал он. – Не подводите французов снова» [20]. Это был голос, который в течение следующих нескольких недель станет все более знакомым в штаб-квартире УСО.
Для маки прибытие спутника Кристины, Жана Турнисса, и приказы построить взлетно-посадочную полосу, казалось, предвещали доставку союзниками тяжелого вооружения, что возможно было только при наличии взлетно-посадочной полосы, а возможно, и высадку десанта, готового вступить в бой с врагом. Фрэнсис и Кристина провели следующие несколько дней, пересекая плато в попытках координировать распределение припасов, отправляя все более и более отчаянные сообщения в Алжир и Лондон с требованием артиллерии, зенитных орудий и противотанкового оружия, которые так срочно требовались маки. Даниэль Юйе, шестнадцатилетний сын одного из первых маки Веркора, вспоминал позднее встречу с Кристиной за аперитивом в кафе в Сен-Мартене. Даниэль был поражен тем, насколько непринужденно она держалась, будучи единственной женщиной в мужской компании, и недоумевал, что она вообще могла там делать. «Она была по-настоящему красивой, – вздохнул он, – замечательный человек, великая женщина… великолепная» [21]. Кристина отодвинула бокал, когда Фрэнсис завел двигатель мотоцикла, затем, подхватив свой рюкзак, она перекинула ногу через сиденье и устроилась у него за спиной, и они, не оглядываясь, помчались к следующему отряду.