Шпионаж и любовь
Шрифт:
«Есть люди, которые притягивают ваш взгляд; она была исключительно притягательной личностью» и «обладала своего рода электричеством, не только человеческим, но и животным» [13]. Однако Жильбер Тавернье, который был с ней, полагал, что в таких случаях неотразимая личность Кристины дополнялась ее сообразительностью. Она использовала куриный жир, чтобы тяжелые сандалии не натирали волдыри на пятках, и быстро смазала им руки, дав собаке полизать их, одновременно нашептывая ей ласковые слова по-польски. Мгновенно изменив объект своей преданности, та собака осталась с ними, а потом была с Жильбером до конца войны, и оставляла его, только чтобы приветствовать Кристину, падая у ее ног на спину всякий раз, когда та появлялась.
Но, возможно, самая часто рассказываемая история – о том, что Кристину однажды остановили два итальянских призывника, когда она сопровождала одного из их соотечественников
На протяжении всего того периода Кристина отправляла информацию о передвижениях войск Галлетти Фрэнсису, выявляла партизанские базы, нуждавшиеся в оружии, устанавливала связь с новыми агентами, специально обученными британским УСО и американцами в рамках операции «Джедбург», и группами французского Сопротивления, в рамках общей операции «Топлинк». Она также договорилась о доставке боеприпасов на муле, принадлежавшем местным маки, которые постоянно нападали на немецкие конвои на уязвимых горных дорогах. Она была в своей стихии. «Нам нужно как можно больше “джедбургов” и “миссий”, и ради всего святого, не ждите, пока война закончится», – подала она сигнал Бруксу Ричардсу в конце июля, ее узнаваемый тон отражал естественную склонность к командованию и новую веру в важность собственной роли. «Отправь хотя бы одного “джедбурга”… в каждое подразделение и проинструктируйте их всех прислушиваться к приказам “Роже”» [15].
Джедбургские команды операции «Топлинк» начали прибывать в регион в течение следующих нескольких дней. Первые агенты – Леонард Гамильтон и Пэдди О’Риган – десантировались с парашютами 1 августа. Естественно, добродушному О’Ригану дали фальшивые документы некоего торговца свиньями, и, фотографируясь для них, он намеренно принял хмурый вид, надеясь, что это сделает его «настолько фашистским, насколько возможно» [16]. Гамильтон выглядел лет на двадцать пять, хотя ему на самом деле было сорок, он возвышался над товарищем и имел привычку стоять, уперев руки в бока, с несколько самоуверенным видом. О’Риган подозревал, что Гамильтон слишком явно выглядит не кем иным, как бойцом Сопротивления. С ними прибыли французский радист и двое итальянцев, лейтенанты Рушелли и Ренато. «Один – маленький сицилиец с сердцем льва, другой – большой неаполитанский плюшевый медведь с отвагой отчаявшейся мыши», – прокомментировал О’Риган после того, как Ренато нацелил револьвер на француза, который в какой-то момент хотел в панике бежать и только под дулом собрался [17].
Поскольку Кристина была в Альпах, Фрэнсис, «улыбающийся, стройный, компетентный, бдительный и энергичный», сам приветствовал вновь прибывших [18]. Все они получили инструкции поддерживать Поля Эро. Тем вечером, сидя вместе на фермерской кухне с большими чашками «молока с кофе», подогретого на огне, О’Риган подумал, насколько странным был этот момент, словно вокруг был особый маленький «мир внутри мира» [19]. На следующее утро он, Гамильтон и их товарищи проснулись рано, сложили вещи в старый грузовик, работавший на дровяном паровом котле, накрыли все брезентом и отвезли на итальянскую границу; впереди ехал жандарм на мотоцикле, а сзади пара велосипедистов. В конце концов, они прибыли на базу Галлетти. После нескольких часов выпивки они отправились в дорогу, полагая, что их ждет получасовая прогулка в гору до партизанского лагеря. Четыре часа спустя О’Риган начал спотыкаться, и Галлетти пришлось нести его куртку, снаряжение и, в конце концов, едва ли не притащить на себе в лагерь нового офицера, испытывавшего унижение от своей слабости.
О’Риган не просто устал, он заболел дизентерией. Проснувшись, он обнаружил, что Гамильтон и итальянские офицеры ушли вперед к высокогорному перевалу Коль-де-ля-Круа, оставив его приходить в себя. Он одолжил бритвенный прибор, умылся в ручье и спустился в Брамус, где был рад встретиться не только с Фрэнсисом, но и с Кристиной.
Кристина была рада видеть О’Ригана, но сама была «смертельно усталой». Она прибыла прямо из Ла-Рози, из самого сердца Альп, где пыталась выследить неуловимого итальянского партизанского лидера Марчеллини, чтобы согласовать его планы с планами операции «Топлинк». Проходя через перевал Монженевр и через немецкие линии, она услышала непрерывный огонь. Нацисты были вытеснены на север Италии войсками союзников, наступающими от Рима, и теперь они проводили эффективную операцию по зачистке альпийского региона с целью обеспечения безопасности горных перевалов. Понимая, что войска вермахта должны столкнуться со значительным сопротивлением поблизости, Кристина проследила за шумом и быстро оказалась в середине массированной перестрелки: крупное подразделение вермахта осадило временную базу Марчеллини. На этот раз итальянские партизаны с триумфом отстояли свои позиции. Когда враг отступил, Кристина спустилась из своего укрытия. Партизаны приветствовали ее, стреляя в воздух. Ей удалось, наконец, установить первый контакт союзников с Марчеллини.
Фрэнсис писал, что Кристина «сразу осознала возможности Марчеллини как лидера и сделала все возможное, чтобы помочь ему» [22]. Он, в свою очередь, сообщил ей о передвижениях немецких войск через горные перевалы, показал позиции своих групп и, поскольку он готовился к стратегическому отступлению, умолял ее о помощи в виде оружия и боеприпасов. Затем Кристина поспешила обратно на базу Галлетти, и ей пришлось пройти через немецкие линии под огнем, спрятав в одежде несколько маленьких листков бумаги, на которых подробно рассказывалось о новостях, позициях Марчеллини и содержалась отчаянная просьба о боеприпасах, обуви, униформы и «мясных консервах» [23].
Возможно, именно заключительная просьба вдохновила Фрэнсиса настоять, чтобы они съели стейк на обед, а потом он попросил Кристину отправиться в поход через перевал с ним и О’Риганом, чтобы передать ее важную стратегическую информацию Гамильтону и его команде. К тому времени в долину спускался тяжелый влажный туман. На полпути они встретили двух итальянцев, которые предупредили их, что немцы идут следом. Фрэнсис не поверил, и они продолжили путь. Когда они уже почти перешли на другую сторону, выяснилось, что Гамильтон и его люди спускаются назад, вынужденные отступить из-за близости солдат вермахта. В отличие от Кристины, Гамильтон не нашел Марчеллини, он встретил только разрозненные маленькие группки итальянских партизан, оттесняемых немцами. Вместе они устало поднялись назад, Кристина и Фрэнсис «почти теряли сознание», согласно О’Ригану [24]. Пока они отдыхали в разрушенной лыжной хижине, в унылом настроении и холоде, впечатлительный Гамильтон, бежавший ранее из лагеря для военнопленных в северной Италии, куда попал во время предыдущей миссии, прошедший затем 600 миль [99] , чтобы добраться до союзников, ушел и вернулся с мясом и рисом. Затем Кристина проинформировала всю команду о новостях от Марчеллини. В конце концов, в час ночи они добрались до итальянской деревни.
99
600 миль – это почти тысяча километров. – Прим. перев.
К тому времени Кристина, все еще в юбке и сандалиях, промокла и дрожала от холода. Она переоделась в сухие штаны, подаренные жителем деревни, и присоединилась к остальным, чтобы подкрепиться картошкой и яйцами перед очагом. О’Риган сидел так близко к огню, что опалил свой берет. Именно там Кристина узнала, что 1 августа, в тот же день, когда Гамильтон и О’Риган десантировались во Францию, жители Варшавы восстали вместе с подпольной польской Домашней Армией в смелой попытке изгнать нацистских оккупантов. Их цель состояла в том, чтобы освободить город до подхода наступающих русских войск, чтобы иметь возможность приветствовать их как союзников и равных, а не как освободителей, перед которыми поляки остались бы в долгу. На мгновение мужество ее соотечественников и реальная возможность польского освобождения наполнили Кристину несказанной надеждой. Те скудные новости, которые она получала в течение следующих нескольких недель об отчаянном повороте событий в родной стране, только усилили ее решимость сражаться и помогать в разгроме общего врага во Франции.