Штормовое предупреждение
Шрифт:
– Я так понимаю, наши душевные посиделки, то есть полежалки, заканчиваются? Ты больше не будешь водить меня по лав-отелям ради лекций по космологии и креветок?
– Почему? – Ковальски удивленно поднял брови, и очки немедленно воспользовались этим и сползли по тонкому носу чуть ниже. – Я с радостью буду проводить с тобой время.
– А твой дикарь тебя не станет ревновать?
– Ева, мы взрослые люди. Нам нет смысла друг другу лгать. Рико знает меня достаточно хорошо, чтобы понимать, насколько это было бы глупо. Он отлично осознает, что ты мой друг, и не станет ставить перед выбором: отношения с ним или отношения с тобой. Равно как и я
– Что за бенд?
– Я о «Братаканах».
– А! – рассеяно кивнула собеседница, как будто и правда имела толком представление о «Братаканах», а не слушала иногда краем уха, когда ее товарищ принимался ворчать или по телефону отчитывал напарника. На самом же деле было невооруженным глазом заметно, что думает Ева совершенно о другом.
– М-м… – протянула она задумчиво, словно еще толком не была уверена, говорить или не стоит. – Адам?
– Да?
– Я смогу тебя попросить?
– Конечно, – даже удивился он. – Ты же знаешь, я всегда…
– Тебе может и не понравится то, о чем я попрошу, – не дослушала его Ева. – Ты, конечно, безотказный, но я бессовестная.
– А что ты хочешь?
– Чтобы ты рассказал мне.
– Что рассказал?
– Всё, Адам. Я всегда хотела знать, что и как происходит, когда… Люди приходят к этому. Или это очень личное?
Он задумчиво устремил взгляд в недра своего стакана.
– Знаешь, я не уверен, что я и сам это понимаю, – отозвался ученый. – Это произошло так естественно, что сейчас мне странно, почему это произошло только сейчас.
– Да, знаешь, и мне тоже, – Ева вдруг ухмыльнулась. – Твой дикарь не из любителей тянуть резину и рассусоливать. Хотел бы тебя получить — давно бы уже зажал в уголочке… – и она, не сдержавшись, прыснула, представив себе эту картину. Ковальски же остался серьезен и покачал отрицательно головой в ответ на ее замечание.
– Рико намного лучше понимает людей, чем я. Это для него не имеет значения, кто перед ним, он ценит только поступки и готов мириться с чем угодно, если те его устраивают.
– Вон оно что, – протянула его собеседница задумчиво. – То у тебя была я, то есть они все так думали, что была, то Дорис… Он полагал, у тебя что-то получится. А когда не получилось… – она покивала задумчиво еще раз. И, продолжая глядеть на поверхность мраморного столика прямо перед собой, сказала:
– Знаешь, Адам... Я думаю это лучше, чем те романтические истории, про которые пишут романы. Ваша, она такая… Ну, настоящая. Когда есть герой и героиня, и у них какие-то приключения вместе… Лично меня это всегда раздражало.
– Серьезно?
– Если ты сейчас добавишь «ты же девушка», я заеду тебе в челюсть, Адам.
– Я не стану.
– Вот за это я тебя и люблю. Я серьезно, потому что, когда на сцене появляются он и она, ты волей-неволей начинаешь думать о них, как о паре. Даже если автор напрямую к этому не выводит, это все равно будто бы подразумевается. Потому что это инстинкт — искать себе пару, заводить потомство… Ну а когда герои одного пола, таких мыслей не возникает. Ты думаешь об истории. На их поступки не накладывается эта тень романтического подтекста. Они делают друг для друга что-то потому, что хотят делать, а не потому, что хотят понравиться. Так что я рада за тебя, Адам. С Рождеством тебя.
– И тебя с Рождеством, Ева. И тебя.
====== Часть 27 ======
Марлин снилось, что ее родители опять спорят о том, куда она должна будет пойти
Она натянула на уши подушку, но два недовольных голоса продолжали проникать и сквозь эту преграду, достигая ее слуха. Не могли они что ли выбрать день, не входящий в рождественские праздники?.. В этот период семья должна держаться вместе, а не выяснять, кто из них больше не прав…
– Ты что себе думаешь?! Нет, я тебя спрашиваю?!
– Почему же нет. Я нахожу это вполне разумным.
– Разумным! Мне еще о разуме расскажи, о да!
Марлин попробовала прижать к себе подушку ближе, но и это не помогло, и, к тому же, стало трудно дышать. Очевидно сейчас придется вылезти из-под одеяла, отыскать под кроватью тапочки в виде собачек и шлепать на кухню, вклиниваться в этот бедлам и сказать им обоим, что она не любит ни счетоводство, ни поезда, а любит испанскую гитару…
– Никакого! Чертова! Блоухола!
Так, а вот это уже интересно. Блоухол в разборках ее родителей прежде участия не принимал. Тут же Марлин вспомнила, что она давно уже покончила со всеми учебными хлопотами, а ее тапочки в виде собачек много лет как почили на свалке. Тем не менее, шум заставил ее подняться, одеться, набросить на плечи плед и спуститься вниз, волоча его еще на полметра за собой.
Первым лицом, впрочем, которое она увидела, переступив порог новоявленного ринга, был не кто-то из участников спора, а Дорис. Вид у нее был скорее ошарашенный, нежели расстроенный, из чего Марлин тут же сделала вывод, что в споре больше шуму, чем злости. Хотя, если взглянуть на Шкипера, этого было и не сказать. Он ходил из угла в угол, заложив руки за спину, – ни дать, ни взять дикий зверь, недавно запертый в клетке, и поглядывал на собравшихся исподлобья. Будто пересчитывал, все ли они здесь, или кто-то улизнул, стоило ему отвернуться. Его лейтенант устроился в кресле, закинув ногу на ногу, и методично чистил мандарины, один за другим складывая их в горку на блюде, на манер ядер возле пушки — Марлин видала подобные композиции в каждом музее, на экспозициях про войну за независимость. В пакете возле Ковальски громоздился уже целый курган оранжевой кожуры. Дорис заняла место на диване — чтобы обоих спорщиков видеть одновременно — а рядом с ней торчал ее бедовый братец. “Полтора лица”, – подумала Марлин и сглотнула. Два таких похожих человека, в одинаково вытертых джинсах и одинакового синего цвета свитерах…
– Я действительно считаю это оптимальным выходом из создавшейся ситуации, – заканчивал видимо начатую ранее мысль военный хирург. – С добрым утром, Марлин. И я держусь мнения, что твое упрямство противоречит твоим собственным словам.
– Я говорил это и в прошлом году, Ковальски!
– Брось. Мне тридцать два, но эта шутка явно старше. Что тебя так раздражает?
– Что? Ты спрашиваешь — что?! – Шкипер бушевал, закипая с каждой минутой все сильнее. – Чертов гребаный доктор-я-разнесу-мир-по-щепочке-Блоухол, которого ты собираешься притащить на нашу базу, – вот что!