Сибирский папа

Терентьева Наталия

– Ты хочешь работать в ректорате? – спросил он меня.

Я пожала плечами.

– Нет.

– Зря. Это очень перспективно. Мне, кстати, обещали… это большой секрет, никому не говори, хорошо? Мне обещали квартиру… Ты ведь знаешь, что в главном здании есть квартиры, там живет старая профессура. Вот, мне еще нужно сделать два шага наверх и… Меня перед отъездом вызывал проректор и говорил…

Кащей стал упоенно рассказывать в лицах, как он часто делает, что именно говорил ему проректор и как он смело и остроумно отвечал, а проректор терялся или, наоборот, хвалил его за смелость, а вовсе не говорил ему: «Сядь и посиди!»,

как однажды, я слышала, тот сказал Кащею. И Кащей не сел, а вытянул руки по швам и застыл в ожидании приказа.

Что – мне – нравится – в нем? То, что я нравлюсь ему. Нормальное женское свойство. Невозможно бороться с законами природы, а мы так созданы. Невозможно бороться с цикличностью женского организма, которая иногда очень мешает. Невозможно изменить основные функции нашего организма – так, чтобы стало удобнее жить. Например, поел раз в три дня – и ты сыт, можешь жить спокойно. Вот как верблюд, например. А верблюд, точно так же как человек (если верить науке), переживал долгую эволюцию. Кем был верблюд до того, как стал верблюдом? В то время, когда мы были похожи на смышленых шимпанзе? Бог ведь, если верить хотя бы Библии или Корану (на выбор, из основных мировых религий), создал только Адама и Еву. А они родили двух сыновей, Каина и Авеля, Каин Авеля убил из ревности и зависти, потому что он гораздо больше сил прикладывал к земледелию, чем Авель к скотоводству, а Бог похвалил Авеля, не его. И потом Каина прогнали, он ушел и… женился. На ком? Откуда взялась женщина, на которой он женился? Откуда взялись «дочери человеческие», которых брали себе в жены «боги», после чего у них стали рождаться «исполины»? Ведь именно так написано на самой первой странице Ветхого Завета. Эти дочери человеческие были результатом эволюции, а кем тогда были «боги»?

Вот об этом я бы хотела поговорить с Кащеем, а не о том, с кем надо дружить, а с кем не надо, чтобы расти по карьерной лестнице. Я выросла совсем в другой семье, с другими ценностями, половину слов, которые постоянно говорит Кащей, я и не слышала никогда от своих родителей, потому что они живут в другом мире и абсолютно счастливы. А я, хоть постоянно и провозглашаю во всеуслышание, что я другая, наверное, на самом-то деле, из такого же теста.

– Ну вот, – продолжил Кащей, взяв меня ненароком за руку. – Какие у тебя холеные пальчики… Ничего не делаешь дома?

– Почему? – Я осторожно высвободила свою руку. – Всё делаю. Просто кожа такая.

– Приятная кожа… – Кащей улыбался и не сводил с меня глаз, словно хотел залезть внутрь меня и наладить там всё по-своему. Ведь смысл большинства его разговоров сводится: «Я тебя научу, как надо…» Как надо говорить, как надо молчать, как надо реагировать, как надо «дружить», что на его языке означает налаживать связи. – Послушай… Ты такая загадочная… Я тебя пытаюсь разгадать с самого первого дня, когда увидел. И чем больше пытаюсь, тем я дальше от разгадки. Почему ты такая? – Он опять протянул свои большие некрасивые руки, поймал мою ладонь и зажал.

Мне приятно, когда Кащей держит меня за руку. Почему душа и голова работают в таком автономном режиме? Моя голова говорит мне: «Вставай и уходи, это не твой человек. Никогда ты не будешь так жить – обсуждая сутками, что сказал проректор, какие сложные интриги надо плести, как и к кому надо «подъехать», чтобы получить какие-то выгоды…» Меня поначалу развлекали эти разговоры,

потому что я всё думала: сейчас он засмеется, и станет понятно, что это такая игра или просто шутка. Да нет же! Это такая жизнь у Кащея, который при этом очень хорошо играет на рояле… Моя голова меня теребит, а я сижу и млею, потому что Кащей держит мою руку и крепко ее сжимает. То есть я и моя голова – это разные вещи? Я – это голова, мозг, разум, душа или то, что их обслуживает?

– О чем думаешь, Мария? – Кащей отбросил волосы, раздул ноздри, развернул плечи. В некоторых ракурсах он неожиданно такой красивый. Мне это важно…

– О чем думаю?.. – Я вздохнула. – О том, кем были верблюды до того, как стали верблюдами.

– Это какой-то намек? – нахмурился Кащей и отпустил мою руку.

– Это образ жизни моих мыслей.

Кащей недоуменно поднял брови. К сожалению, он не понимает меня без слов, как, скажем, Вадик понимает мою маму. Всегда ли они так понимали друг друга? Даже не с полуслова – с полувзгляда? Тем не менее прикосновение Кащея мне приятно. И я не знаю, что с этим делать, как договориться с самой собой.

Кащей потер большие руки, показал мне их:

– Вот как ты думаешь, судя по моим рукам, кем я должен быть?

– Трактористом, – не задумываясь, ответила я.

– Кем?.. Кем?!! – Возмущению его не было предела. – Моя рука, мои руки… Да я беру полторы октавы на рояле!..

– Ты же не хочешь быть музыкантом. А ты думаешь, быть трактористом менее почетно, чем карьеристом?

Кащей сжал тонкие губы, потом растянул их в улыбке.

– Ты рискуешь. Если ты хочешь видеть во мне друга, выбирай слова.

Почему я разрешаю ему разговаривать с собой в таком тоне? Потому что он мне нравится. Нравятся его волосы, его загадочность, его недомолвки, его вторые планы, его взгляды, его прикосновения – нагловатые и уверенные, нравится его взрослость и напористость.

– Ладно, доедай и пошли, – сказал Кащей.

Я быстро послала Гене лисенка, который растерянно разводит ручками, словно говоря: «Ну что мне делать?», в ответ на его лисенка в шлеме, размахивающего шпажкой. Удобно, черт побери, как удобно. Как же мои родители жили без этого? Я, кстати, не знаю, как они познакомились. Однажды я спросила об этом маму, уже зная, что есть фотография, где меня держит на руках человек с усами. Мама отмахнулась:

– Да я не помню! Мы же вместе учились…

– Вы на разных факультетах учились, мам!

– Ну да… Там все рядом были…

– Биофак и физический на разных улицах находятся, семь минут пешком.

Мама нахмурилась:

– А что ты завелась? Ну, познакомились… Я не помню. Твой папа всегда был в моей жизни. Как-то так. Даже до того, как я его встретила. Просто до того я его ждала и волновалась, что он всё не идет и не идет. А когда он появился, то всё тут же встало на свои места.

– А я?

– Что ты?

Дальше мне неудобно было спрашивать, хотя мне очень хотелось спросить, в какой момент появилась я. А еще, когда появился папа, и мама перестала волноваться, что не встретит его, – до моего появления или после? Это совершенно невозможные вопросы, которые не задашь своим родителям, ни в четырнадцать, ни тем более в девятнадцать лет. Когда я уже понимаю, что у нас внутри есть такие механизмы, которые, включаясь, могут полностью изменить твою жизнь, и очень быстро. Вот как сейчас.