Синдром счастливой куклы
Шрифт:
— Чувак, это я… — Он оттесняет меня плечом, встает перед Юрой и тяжело дышит. — Отмудохай меня, я не буду закрываться. Я не раскаиваюсь. И не раскаюсь. А Элю прости.
24
Юра смахивает со лба сбившиеся волосы, переводит на Ярика чуть расфокусированный взгляд, но тот не выдает никаких эмоций.
— Камо-о-он, Оул… — Тонкие губы Юры растягиваются в улыбочке. — Да я давно понял, что вы оба не прочь утешить друг друга… Однако думал, что у вас хватит совести не предавать. И теперь крайне… крайне,
Последнюю фразу он выдыхает, глядя мне в глаза, и я давлюсь слезами.
Он все понимал с самого начала, но не хотел верить — злился, смирялся, срывался и, наконец, убедился. В его душе умирает огромная важная часть, отведенная для меня, и ему больно. Моему другу Юре чертовски больно, и виновата я…
— Юрец, а что с концертом? Мы вообще-то деньги вам заплатили… — На нас враждебно пялятся со всех сторон, но ребята на сцене проявляют находчивость:
— Народ! По техническим причинам у нас антракт! Десять минут! — объявляет в микрофон Никодим, а Ками показывает «козу». — Просим не расходиться. Вас ждет всеми любимая, зубодробительная, мощная, невыразимо крутая новая версия «Веревки».
— Давай выйдем, — предлагает Ярик. — Слишком много свидетелей.
Юра возводит очи к потолку, но разворачивается, налегает плечом на дверь и вываливается наружу. За ним в темноте скрывается Ярик.
Уверена, драки не будет — Ярик крепче физически, да и Юра не привык решать дела кулаками, но, как ошпаренная, выскакиваю следом и замираю на ступеньке.
Дачный поселок наглухо укутала майская ночь, окрестности освещает лишь убывающая луна да одинокий фонарь, прикрепленный к просмоленной опоре. На многие километры вокруг никого — только с десяток машин, хаотично припаркованных вдоль грунтовой дороги, поблескивают разноцветными капотами, напоминая, что на земле все еще есть жизнь, и мы в ее эпицентре.
Едва слух отходит от лязга и грохота музыки, звенящая тишина оживает и распадается на шум ветра, трели сверчков, кваканье лягушек и тихие голоса.
Юра и Ярик стоят у забора — мордобоя не намечается, но я прислушиваюсь к их разговору, и по телу пробегает дрожь.
— Как там написано в твоей библии, гребаный проповедник? «Не желай жены ближнего своего». А что же исполнил ты? — Юра обрушивает на оппонента мощь своего красноречия, Ярик угрюмо смотрит в упор, но сохраняет спокойствие.
— Она мне нужна. Все уже случилось. Чего ты от меня теперь хочешь, чувак?
— Хочу узнать, когда ты умудрился, скотина…
— Да в первый же день, — перебивает Ярик. — Как говорит «моя» библия: «Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем…»
— *ля, я не об этом! — Юра подается вперед и нервно трет затылок. — Когда она в первый раз тебе дала? Когда вы вдвоем ушли с флэта, ведь так?
Замираю и матерюсь себе под нос. Я утаила от Юры ту чудесную прогулку, но нас сдали с потрохами, и все это время с его колокольни ситуация выглядела намного грязнее и гаже — отсюда мудацкие выходки и, как казалось, беспричинная злость…
— Чувак, ты плохо о ней думаешь… Ты постоянно повторяешь, что не любишь ее и у вас просто договор. Не обессудь, но… на этом отношения не строятся. — Ярик отходит на шаг и расправляет плечи. — И штамп
Подбегаю к Ярику, хватаю за руку и накрепко переплетаю наши пальцы.
— Юр, послушай! — У меня стучат зубы, реальность двоится, но в груди клокочет азарт и жажда справедливости. — Никто тебя не обманывал. И никто не планировал предавать. Нужны грязные подробности? Ладно. Впервые мы переспали позапрошлой ночью… Я собиралась рассказать, но не было гребаной возможности! А до этого мы две недели отважно боролись с собой — бились башкой о стены, задыхались и делали вид, что справляемся. Не вышло. Да, есть дружба и взаимовыручка. А есть нечто большее… Нельзя было забывать об этом. Нельзя было лишать себя надежды…
В памяти мгновенно вспыхивают моменты недавнего прошлого: неунывающий смеющийся Юра, не позволявший депре утянуть меня в штопор, его шутки, приколы, эпичные фейлы, многочасовые разговоры ни о чем, блестящая идея пожениться, «кофе в постель» по утрам…
Кажется, ему все же есть что терять, и его мир только что… рухнул…
— Прости!.. — вырывается у меня, и я вдруг сдуваюсь. Он видит наши сцепленные руки, а я — его слезы. А еще — отчаяние, разочарование и чистую, разъедающую ненависть.
— Эль, ты хотела объясниться, — мягко вклинивается Ярик. — Но не извиняться.
— Филин, сука, дай перетереть с женой! — рявкает Юра. Вздрагиваю, прихожу в себя и окончательно осознаю, что идиллии не будет — впереди долгая затяжная война. Юра не станет слушать доводы разума и развяжет ее прямо сейчас. Потому что ему больно.
Позади с грохотом распахивается дверь, во двор выходят ребята и офигевшими глазами рассматривают Юру, Ярика, наши переплетенные пальцы и мой потекший макияж.
— Оул, ты что творишь? — Дейзи озадаченно чешет репу. — Если через десять минут не вернемся, нас там на ремни порвут… Юрок, поясни, что за срочный разговор назрел, а мы не в курсе?..
— Да я тут случайно узнал, камрады, что наш Ярослав ПРЕмудрый не смог удержать болт в штанах и залез на Эльку, — объявляет Юра во всеуслышание, Ярик напрягается, а я, превозмогая внезапно разгоревшуюся дикую боль в висках, выкрикиваю:
— Заткнись. Пожалуйста, просто заткнись!
Совсем недавно Юра уже пытался прилюдно смешать меня с дерьмом — от обиды и бессилия, но не вышло… Теперь же он в полной мере упивается произведенным фурором и моим замешательством.
Для компании я всегда была «своим чуваком» и, как выяснилось чуть позже, недосягаемым идеалом девушки. И Ками, и Дейзи, и Никодим, каждый в свое время, по пьяной лавочке тайком признавались мне в большой и светлой любви, обещали ждать сколько потребуется, правда, протрезвев, быстренько обращали излияния в шутку.
Сейчас они, будто ушибленные мешком, в шоке переминаются с ноги на ногу и подбирают отвисшие челюсти. И нашу с Яриком сторону точно не примут.
— Еще слово про нее, и я тебе табло разобью, — тихо предупреждает Ярик. От него исходит волна ярости, но он отлично владеет собой. Зато Юра, как рыба, хватает воздух ртом, и его прорывает: