Синдром счастливой куклы
Шрифт:
— А если я не хочу? — Сковыриваю остатки черного лака с ногтя и с досадой рассматриваю укатившуюся в угол сигу. — Да и не станет он меня слушать…
— Мразь! — Матушка дергается, как от оплеухи. — Юра не рассказывает, что между вами стряслось, но меня не обманешь: я знаю, что ты натворила, шлюха. Этот отброс ошивался тут не просто так. Ты же никогда не любила моего Юру — вцепилась, как клещ, и выпила всю кровь. Он за три года абсолютно ненормальным стал. Он о родной матери никогда так не заботился! Срывался и бежал среди ночи по твоему первому зову. Сдувал пылинки. Ушел из дома. Женился! Не видел никого, кроме тебя.
Она смачно плюет на пол, забирает зонт и, что есть мочи грохнув дверью, уходит, а я проезжаю спиной по твердому кафелю и съеживаюсь в углу.
Я всегда знала, что глупый договор — не то, что держит Юру рядом. Я видела в его глазах нежность. И свет, и тепло, и надежду. Но они выгорели, сменились неверием, злостью и усталостью, как только Ярик переступил этот порог.
Интуиция — единственное, что Юра взял от матери. И она чертовски права.
С одного взгляда на меня можно просечь, что пользы я не принесу, никогда и ни за что не возьму на себя ответственность, с легкостью предам и пройду по головам, потому что не живу, а существую в ожидании смерти.
Я — черная дыра, жадно поглощающая все позитивное и светлое, и не отдающая взамен ничего.
«Отказаться от договора можно в любое время, а от любви — нет…»
Вот и Юра не сумел.
В тот вечер Ярик все понял, осознал глубину нашего падения и отступил. Он чувствовал то же, что и я сейчас.
А я больше не чувствую души…
Этот вид запредельной, доселе неизведанной боли намного сильнее «десятки». Агония, похожая на смерть.
Гребаное днище. Полный пи*дец.
Я поднимаюсь и иду в ванную. Сбрасываю толстовку. Прищуриваюсь и прожигаю взглядом анорексичное подлое изворотливое существо в шрамах и партаках в глубине зеркала. Раскрываю упаковку старых лезвий, ощущаю пальцами прохладу и опасность тонкой стали и дрожу от предвкушения. Это зависимость, ее не вытравишь просто так.
Прикусив губу, я прицеливаюсь и резкими отрывистыми движениями полосую себя под левой ключицей. Сдавленно ною, шиплю и всхлипываю, на голубой коже проявляются капли густой черной крови.
Отлично. Значит, она во мне все еще есть. Где-то глубже, под ребрами, есть и сердце, но без Ярика оно не бьется. Есть и совесть, но без него она спит.
Темнеет в глазах, к горлу подкатывает дурнота, на лбу проступает пот, и я в ужасе отбрасываю лезвие в раковину. Под ним растекается алая лужица.
Покачиваясь, выхожу из ванной и, натыкаясь плечами на углы, пускаюсь на поиски антисептика и бинта.
26
«…Нет ничего хуже невозможности что-то изменить…»
— Привет, Эльф! — Я узнаю голос из полузабытого прошлого, вздрагиваю и верчу головой.
На десятки километров вокруг, до самого горизонта, раскинулось идеально ровное изумрудное поле недавно взошедших озимых, а над ним — бледно-лиловый небосклон с размытым розовым пятном на том месте, где минуту назад висело бордовое солнце.
Нет звуков. Нет ветра. Нет боли.
Впереди я вижу знакомую темную фигуру, в груди взрывается радость, и тут же оседает на сердце осколками стекла.
Это
— Баг! — ору, не жалея связок, но не слышу себя. Срываюсь с места и странно быстро, без усилий, оказываюсь рядом, но Баг продолжает сканировать бирюзовыми глазами безмятежную даль и не смотрит в мою сторону.
Он все тот же — узкие черные джинсы разрезаны на коленях, парка расстегнута, под ее полами угадывается футболка с графиками радиоволн. На губах застыла улыбка, во взгляде — миллионы неизведанных миров. Именно таким он навечно остался в моей памяти…
— Прости. Не было возможности сказать тебе это. Я не хотела бросать тебя — испугалась тупых угроз, сломалась… Прости. Ты слышишь? Прости! — ною я, захлебываясь слезами и задыхаясь от отчаяния и облегчения. В реальности я бы давно упала без сил, но там, где мы сейчас, не действуют законы физики.
— Ты бы не вытащила меня. — Баг обращает лицо к прозрачному безоблачному небу и замирает. Подаюсь к нему, но он отступает на шаг и предостерегающе вскидывает руку: ближе нельзя…
— Ни один человек… там… не вытащил бы меня, Эльф. — Он пресекает очередную попытку приблизиться и наконец поворачивается ко мне — спокойный и красивый, как ангел. — Я застрял в последствиях своих и чужих ошибок и принял решение. Единственное, о чем жалею — что заставил страдать тех, кто меня любил. Сделал им больно и уже не смогу извиниться. А сейчас… — Он усмехается. — Сейчас только бесконечные поля покоя. Прости меня, Эльф. Спасай того, кого можешь спасти. И спасибо тебе за все.
Темный силуэт искажается помехами, подрагивает и исчезает, яркий свет бьет по глазам, и я обнаруживаю себя на кухонном диване — июньское утро разрывает сон в клочья, по щекам катятся потоки горячих слез.
— Вот это да… — Приподнимаюсь на подушке и опираюсь спиной о подлокотник. Дрожу, матерюсь и судорожно вытираю щеки ладонями.
Никогда раньше Баг не снился мне, однако мое больное воображение во всем находило знаки свыше. Сны — тоже его порождение. Но от тонкого, едва уловимого ощущения реальности увиденного — нестерпимо грустного и светлого — до сих пор трепещет душа.
Я разбита, ловлю мутняк и головокружение, но упрямо иррационально верю, что это был именно он — моя первая любовь и моя самая страшная потеря.
Электронный градусник пищит в кулаке, но, даже не проверяя, можно с уверенностью сказать, что на табло больше тридцати восьми — кости ломит, зубы стучат, лицо пылает, порезы под ключицей горят и пульсируют. Отходняк от селфхарма ужасен: помимо температуры он порождает жуткий замес из омерзения и жалости к себе.
Но депрессия прошла, будто ее и не было. Потому что в больном мозгу накрепко застряла мысль, что Баг ни в чем не винит меня…
Поднимаюсь с постели, закидываюсь жаропонижающим, обрабатываю раны антисептиком и, борясь со слабостью, перед зеркалом подстригаю серые патлы — получается каре, но оно не идет ни в какое сравнение с шикарным густым каре Юры.
Ох уж этот объем… Недосягаемое совершенство. Однажды, восседая в строгом костюме в ненаполненной ванне, Юра рассказывал подписчикам, как правильно ухаживать за волосами — демонстрировал мои шампуни и бальзамы, делился опытом их применения, а я, сидя по-турецки на перевернутом пластиковом тазу, снимала «эксклюзивный» контент на смартфон.