Синеволосая ондео
Шрифт:
– Да. Чем дальше к северу, тем они реже. А на самом севере теперь поселения Кутара.
– Кто такие эти кутарцы?
– Люди. Как ты и я. Просто им досталась холодная, бесплодная земля, и они считают, что северный Фадо занял то, что должно принадлежать им. С Арнаем у них мир, а вот Фадо отказался пускать их на север, и эта война будет бесконечной, пока не придёт новый Алкейм.
– Почему бесконечной? Почему они не поселятся в Арнае?
– Это дело принципа. Их вожди воспитывают своих детей такими же упёртыми, какими воспитали их самих, и всё бесконечно повторяется. Они собирают подросших парней и плывут на юг, чтобы высадиться и погибнуть, убив таких же молодых, здоровых
– Это ужасно.
– Я рад, что ты не считаешь геройством то, что одни люди убивают других. Я читал древние сказания, в которых такие вещи преподносятся как нечто, чем можно гордиться.
– Ты читал сказания? А где?
Харвилл удивлённо посмотрел на неё.
– В Ордалле, где же ещё. Там большое хранилище книг, и туда пускают за плату кого угодно. Почти кого угодно... Можно даже купить постоянный доступ, это дорого, но выгодно, если ты, например, планируешь досконально изучить какое-то дело, приходя на пару часов каждый день. Айол подарил мне пропуск туда, когда решил, что не пойдёт в театр крейта. У него было много денег, и он сделал мне вот такой подарок. Я был тогда совсем юным, но быстро понял, что этот подарок очень, очень ценен.
– А сколько тебе лет?
– Мне тридцать два.
– Ты выглядишь моложе, – удивилась Аяна.
– Ну, не знаю. Может быть, – улыбнулся он.
Они дошли до невысокой ограды вокруг большого прямоугольника земли. Тут и там внутри ограды возвышались какие-то каменные столбы и плиты.
– Это кладбище, – сказал Харвилл, отвечая на вопросительный взгляд Аяны. – У вас хоронят не так?
– У нас погребальный костёр в пещере.
– А мы возвращаем тело земле или хороним в склепах.
– Хасэ тоже возвращают земле. Они насыпают курганы.
– А в горах на севере Телара раздевают и оставляют птицам. Они считают, что так земля быстрее примет человека.
– Я даже не знаю, что и думать по этому поводу.
– Необязательно сразу что-то думать, Аяна. Ты знаешь, у нас на юго-западе, на побережье, и на Островах Белой Лошади есть большие дома у моря, очень старые. Там построены такие красивые, очень большие купальни. Если нырнуть и доплыть до дна такой купальни, то увидишь, что оно сложено из кусочков цветного стекла, и каждый кусочек разной формы, размера и цвета. И только всплыв и посмотрев сверху, ты видишь целую картинку. Всё, что ты знаешь, – кусочки в картинке мира, который тебе известен. И чем больше у тебя этих кусочков, тем яснее становится картинка, которая на этой мозаике. Имея в руках пять кусочков, сможешь ли ты догадаться, что сложится из оставшейся тысячи?
Они развернулись и пошли обратно к деревне. Аяна наступала на камешки на дороге, чтобы они с глухим щёлкающим звуком вылетали вперёд из-под её подошвы.
– Ты хочешь остаться ондео? – неожиданно спросил Харвилл. – Будешь дальше красить волосы в такой цвет?
– Нет. Это была случайность. Я надеюсь, он смоется, когда я начну мыть их хотя бы дважды в неделю.
– А тебе красиво. Ещё тебе подошёл бы образ духа. В тебе есть что-то такое... хищное. Наивность, невинность, но при этом жестокость, но не такая, как у людей... Другая. Кира, чистая, но безжалостная, как сами силы природы. Хорошая идея. Надо записать.
– Меня называли лютой. Я так и не понимаю, почему.
– Когда ты возмущаешься, твои брови взлетают
Аяна изобразила.
– Ну, – хихикнул Харвилл, – зато на кемандже ты играешь неплохо.
– У меня вышло не очень?
– Вообще не вышло. Попробуй перед зеркалом. Спроси Айола, он в этом мастер. Лишним не будет.
– Да, это точно.
В прохладном зимнем светлом воздухе даль была прозрачной. Насколько видел глаз, вокруг лежали холмы, холмики, поля и снова холмы,покрытые густой травой, перемежающиеся рощами и перелесками.
– Прекрасной юной девы грудь целуя, глаза закрою я, и сон последний моё дыханье унесёт в далёкие края... – сказал Харвилл, глядя на округлые вершины, уходящие к горизонту.
– Я дрожь её сомкнувшихся ресниц челом хладеющим почувствую, слабея, сходя в бездонную пучину забытья, – подхватила Аяна. – В потоках несвершённых дел, отринутых при жизни, вознесусь над пламенеющими горными грядами, и всё же вырвусь, воспарив на крыльях, сотканных мечтами моих друзей и той, что я любил, в звенящей пустоте, над краем, где больше нет меня.
Харвилл удивлённо посмотрел на неё.
– Мне просто понравилось Вот я и запомнила.
– Нет... нет. Просто ты читала эти строки, а твой голос будто летел над всем, – махнул он рукой. – Как душа этого павшего воина.
– Это про воина?
– Прелесть древних арнайских строк в том, что они как дым над водой. Каждый видит что-то своё.
– Да. Каждый видит что-то своё.
Они вошли в деревню и побродили по улицам, и Аяна показывала Кимату местных собак, которые тут водились всех размеров и расцветок, а в одном окне увидела огромного кота.
– Это помесь с кутарским?
– Нет. Это помесь с южной кошкой. Видимо, кот из поместья одарил местную кошку вниманием. Видишь, какой крупный, но одноцветный. Южные кошки прячутся в тени редких деревьев на песке и нападают оттуда, поэтому они гладкие и коричневые, но в помеси дают совершенно непредсказуемое потомство. Кирио не терпят помесей, а зря. Они привозят пару одной породы из другой страны и начинают скрещивать их между собой и их же потомством, радея за чистоту родословной, пока все котята не начнут рождаться мёртвыми или увечными. Иногда свежая кровь необходима, чтобы оживить умирающую породу. Но с северными помесь получить сложно. Они не поддаются приручению, живут в диких заснеженных лесах, и у них тёмные пятна на светлой шкуре, чтобы прятаться в тени на снегу. В этой части Арная кутарским котам и помесям было бы слишком жарко летом. А южным, как этот, тут слишком холодно зимой. Тут только местные не мучаются. Я про котов, если что, – уточнил он.
– А сам ты откуда? – спросила Аяна.
– Я из-под Чирде. Кто-то говорит, что это вторая столица, только почти посередине Арная, а кто-то – что это граница, и за ней уже не Арнай, а одно название.
– Там красиво?
– Чирде стоит на берегу залива, и зимой приливы подходят в некоторых местах к самым домам. Представь, как ты лежишь зимой и слушаешь дождь за окном, потрескивание камина и шум волн в десятке па к югу.
– А штормов там не бывает?
– Там скалистое дно. Оно гасит все волны. Летом, когда Габо уходит, приливы понижаются, эти скалы обнажаются в отлив, и мальчишки залезают на них, собирая морских ежей и разных моллюсков, а потом продают прямо на набережной. Там весь город в рощах лимонных деревьев, и ароматы стоят просто дивные. Жаль, что мы проедем там в феврале. Лимоны будут незрелыми. А в твоих краях в феврале холодно?