Система современного римского права. Том IV
Шрифт:
В. Точно такой же принцип безусловной обязанности должен действовать при всех обязательствах (даже без стипуляции), которые связаны с иском о dare oportere (с кондикцией) [266] . То, что вор начиная с момента кражи, вследствие которой он всегда попадает в состоянии просрочки, обязан возместить случайную гибель украденной вещи, поскольку против него действует condictio furtiva о dare oportere [267] , представляет собой чистое применение этого правила.
266
L. 5 de reb. cred. (12. 1). Здесь, как и во многих других фрагментах, «dare oportere» является названием кондикций, притом именно их строгих видов, за исключением incerti condictio о dare facere oportere.
267
L. 20, L. 8, § 1 de cond. furt. (13. 1); L. 9 C., de furtis (6. 2).
С. В случае договора купли-продажи за случайную гибель проданной вещи также отвечает продавец [268] .
D. Наконец, это же правило упоминается и в случае легатов, когда наследник
Не требует доказательства, что во всех этих случаях должник тем более обязан возмещать, если гибель спорной вещи наступает вследствие его culpa, а не случайно.
268
L. 4, 6 C., de peric. (4. 48).
269
L. 39, § 1, L. 47, § 6, L. 108, § 11 de leg. 1 (30); L. 23 de verb. obl. (45. 1).
В качестве основания этой строгой обязанности, вызванной просрочкой, в одном из приведенных фрагментов называют то обстоятельство, что вследствие просрочки (т. е. вследствие сознательного нарушения права) правомочное лицо лишается любой возможности продать вещь, благодаря чему оно защитило бы себя от всякой утраты [270] .
Итак, если эту строгую обязанность следует утверждать начиная с просрочки, то она тем более едва ли будет вызывать сомнение в большинстве относящихся сюда случаев, когда (при отсутствии необходимости доказывать предшествующую просрочку) в правовом споре дело доходит до инсинуации иска или даже до литисконтестации. Ведь именно в этих случаях – при споре об одной определенной вещи (речь идет о гибели только в этом случае) – разбирательство едва ли начнется, если должник не будет находиться в просрочке. Это в особенности будет иметь силу в случае стипуляции, формальный характер которой в большинстве случаев будет исключать любое сомнение в существовании долга [271] .
270
L. 47, § 6 de leg. 1 (30).
271
В этом замечании заключается также подтверждение представленного выше (§ 264) объяснения L. 82, § 1 de verb. obl. (45. 1) («Et hic moram videtur fecisse, qui litigare maluit quam restituere»), согласно которому этот фрагмент (в котором говорится о стипуляции) следует понимать как говорящий не о любом ведении процесса вообще, а только о фривольном, злонамеренном.
Данное замечание важно для объяснения некоторых других фрагментов, в которых легко можно было бы предположить противоречие только что высказанному правилу. Ведь в этих фрагментах сказано, что обязанность вследствие случайной гибели существует с момента литисконтестации. Конкретно это упоминается в случае стипуляции, легата, договора поклажи и обязательства из in jure confessio [272] .
Привнесение argumentum a contrario в эти фрагменты напрашивается само собой, так что их смыслом было бы: только с литисконтестации, а не уже с просрочки. Вследствие этого указанные фрагменты вступили бы в неразрешимое противоречие с ранее приведенными многочисленными свидетельствами, и тогда это противоречие следовало бы считать спором древних юристов, по ошибке включенным в Дигесты. Однако такое объяснение следует решительно отвергнуть уже по той причине, что тот же самый Помпоний в качестве бесспорного основания той строгой обязанности при стипуляции называет в одном фрагменте просрочку, а в другом – литисконтестацию [273] . Те якобы противоречивые фрагменты следует объединить тем, что строгая обязанность возникает с просрочки, а если она случайно отсутствует – с момента начала разбирательства, при этом, согласно особым обстоятельствам отдельного случая, именно литисконтестация может быть тем моментом, который судья сочтет достоверным моментом возникновения просрочки (§ 264). Возможно, что поводом для некоторых этих высказываний послужили реальные случаи, в которых гибель случайно приходилась на время после литисконтестации, так что возврат к предшествующему времени (к просрочке) не имел практического значения.
272
L. 8 de re jud. (42. 1); L. 12, § 3 depos. (16. 3); L. 5 de confessis (42. 2).
273
L. 5 de reb. cred. (12. 1) и L. 12, § 3 depos. (16. 3); оба фрагмента из Pomponius, lib. XXII, Ad Sabinum. При этом, пожалуй, не следует предполагать контроверзу.
Кроме того, встречается еще упоминание, что Сабин и Кассий объявляли любую обязанность ответчика вследствие случайной гибели несправедливой и неприемлемой [274] . Это упоминание столь отличного мнения имеет лишь историческое значение, поскольку даже сам юрист, у которого оно встречается, не добавляет к нему собственное подтверждение.
Самый трудный из всех относящихся сюда фрагментов я намеренно хотел упомянуть только в конце данного исследования, чтобы не запутывать и не ослаблять без надобности результат, полученный из достоверных свидетельств, путем добавления к нему непонятного. Это фрагмент, принадлежащий Ульпиану, следующего содержания [275] . Когда у собственника угрозами вымогают раба, то у него есть actio quod metus causa о возврате раба. Если же раб случайно умирает, это может произойти как после вступления в силу судебного решения, так и до него. В первом случае, говорит Ульпиан, ответчику больше не надо ничего платить, поскольку он уже из-за отказа в натуральной реституции обязан возместить тройную стоимость в качестве штрафа, что поглощает любое иное возмещение. Во втором случае, напротив, он обязан возместить стоимость случайно утраченного раба [276] . Этот второй случай следует понимать так, что гибель раба пришлась на время между литисконтестацией и судебным решением [277] , так что данный фрагмент относится к числу только что приведенных фрагментов, согласно которым случайная гибель после литисконтестации должна обязывать к возмещению [278] . Ульпиан добавляет, что это же должно иметь силу в случае двух интердиктов: de vi и quod vi.
274
L. 14, § 1 depos. (16. 3): «…veluti si homo mortuus fuerit, Sabinus et Cassius, absolvi debere eum cum quo actum est dixerunt: quia aequum esset, naturalem interitum ad actorem pertinere: utique cum interitura esset ea res, etsi restituta esset actori». Последнее предложение этого фрагмента будет принято во внимание ниже.
275
L. 14, § 11 quod metus (4. 2).
276
L. c.: «si autem ante sententiam… tenebitur [а именно о простом возмещении ущерба]… Itaque interdum hominis mortui pretium recipit».
277
Да
278
Я не хочу считать невозможным, что здесь мысленно можно было бы представить себе аналогию с виндикационным иском, поскольку в трех названных здесь личных исках ответчика все же можно считать и недобросовестным владельцем и поскольку иск quod metus является in rem scripta. Да и вообще, оставим без ответа вопрос о том, винить ли автора в сбивчивости этого фрагмента или компиляторов за неумелую обработку.
Впрочем, если понимать действие литисконтестации так, как это представлено здесь, становится понятно, что в этом случае строгой обязанности ответчика литисконтестацию как таковую (т. е. благодаря ее обязательственной силе) вовсе нельзя считать решающим моментом.
II. В случае исков in rem встречаются следующие высказывания о возмещении вследствие случайной гибели.
А. Виндикационный иск
Многие древние юристы утверждали, что вследствие случайной гибели вещи (даже после литисконтестации) ответчик отнюдь не обязан к возмещению. Ульпиан исправляет это радикальное мнение следующим образом [279] . Если гибель происходит после того, как судья предварительно признал право истца и распорядился о натуральной реституции (что происходило перед непосредственным вынесением решения (§ 221)), то ответчик все же обязан возместить ущерб, поскольку в задержке реституции выражается подлинная просрочка и поэтому применимы (высказанные выше) принципы просрочки в обязательствах. В этом состоит смысл следующих слов приводимого фрагмента:
279
L. 15, § 3 de rei vind. (6. 1).
«Si servus petitus, vel animal aliud demortuum sit sine dolo malo et culpa possessoris, pretium non esse praestandum plerique ajunt. Sed est verius, si forte distracturus erat petitor si accepisset [280] , oram passo debere praestari [281] : nam si ei restituisset, distraxisset, et pretium esset lucratus».
Подтверждение этого высказывания содержится в продолжении этого же фрагмента [282] в следующих словах:
280
Эти слова будут приняты во внимание ниже.
281
В этом и следующем фрагментах просрочки обычно понимают в общем значении, будто они означали просто задержку, заключающуюся в природе правового спора, т. е. ведение процесса ответчиком (что само по себе не подлежит осуждению) вместо добровольного согласия. Невозможно само по себе, чтобы столь определенное и важное специальное выражение употреблялось в таком неопределенном значении, совершенно отличном от истинного и технического значения. А с тех пор, как мы благодаря Гаю узнали характер арбитрарных исков, не может вызывать сомнений, что упоминаемая здесь mora означает неповиновение распоряжению судьи о реституции, т. е. то же самое, что в другом месте называется «contumacia» (L. 1, 2, § 1 de in litem jur. (12. 3)). Несомненно, в этом фрагменте речь идет о добросовестном владельце. Здесь, впрочем, просрочку следует понимать в самом прямом смысле и относить ее к обязательству из литисконтестации (§ 258). Ветцель (Wetzell, Vindicationsprozess, S. 179–181) правильно объяснил mora в этих фрагментах, зато истолковал сам фрагмент неестественно и неправильно.
282
L. 17, § 1 de rei vind. (6. 1).
«Idem Julianus eodem libro scribit, si moram fecerit in homine reddendo possessor et homo mortuussit, et fructuum rationem usque ad rei judicatae tempus spectandam esse» [283] .
Кроме того, ответчик несет ответственность за случайную гибель (независимо от этой просрочки и уже до ее начала), если он является недобросовестным владельцем, а гибель происходит после литисконтестации [284] .
283
Если необходимо возместить даже эти упущенные плоды, то прежде всего возмещение стоимости самого раба, несомненно, подразумевается как обоснованное требование истца.
284
Ср. следующую ниже L. 40 pr. de her. pet. (5. 3), где прямо говорится о виндикационном иске. Впрочем, когда Павел в L. 16 pr. de rei vind. (6. 1) говорит: «non enim post litem contestatam utique et fatum possessor praestare debet», то тем самым он не присоединяется к plerique, которые приводит и опровергает Ульпиан в L. 15, § 3 eod., ведь он отрицает здесь только безусловную обязанность возмещения, и это негативное утверждение одинаково совместимо как с обязанностью, возникающей вследствие mora (как ее формулирует Ульпиан), так и с особой обязанностью недобросовестного владельца (как это признает сам Павел в L. 40 pr. de her. pet.).
В. Иск о праве наследования
Здесь древние юристы утверждали безусловную обязанность ответчика вследствие случайной гибели, произошедшей после литисконтестации. Поводом для этого послужили безусловные высказывания в Sc. Juventianum. Павел исправляет это слишком широкое утверждение посредством различения добросовестного и недобросовестного владельцев. Против недобросовестного владельца такая строгость, разумеется, обоснована, а против добросовестного – вовсе нет. Он добавляет, что в случае виндикационного иска должно применяться точно то же, что и в случае иска о праве собственности. В этом состоит смысл следующих слов [285] :
285
L. 40 pr. de her. pet. (5. 3). Согласно буквальному толкованию, дело можно было бы понять так. В случае виндикационного иска Павел действительно делает различие между добросовестным и недобросовестным владельцами. Но в случае иска о праве наследования решение сената (хотя и суровое) должно иметь силу и для добросовестного владельца. Однако Павел явно хочет сказать, что хотя в этих словах выражена строгость решения Сената в отношении добросовестного владельца, но не в этом его смысл. В этом отношении он пытается подходить к обоим искам совершенно одинаково. Правильность данного объяснения неоспоримо следует из заключительных слов, которые одинаково подходят к обоим искам.
«quid enim, si post litem contestatam mancipia, aut jumenta, aut pecora deperierint? damnari debebit secundum verba orationis, quia potuit petitor, restituta hereditate distraxisse ea. Et hoc justum esse in specialibus petitionibus Proculo placet. Cassius, contra sensit. In praedonis persona Proculus recte existimat: in bonae fidei possessoribus Cassius. Nec enim debet possessor aut mortalitatem praestare, aut propter metum hujus periculi temere indefensum jus suum relinquere».