Сияние снегов (сборник)

Чичибабин Борис Алексеевич

Девочка Суздаль

О, Русь моя, жена моя…

А. Блок

Когда воплощаются сердца мечты,душа не безуста ль?А не было чуда небесней, чем ты,ах, девочка Суздаль!Ясна и прелестна, добра и нежнаво всем православье –из сказки царевна, из песни княжнаи в жизни сестра мне.Как свечи святыни твои возжены, –пестра во цветенье, –не тронет старинной твоей тишиныПетра нетерпенье.Но жизней мильон у Руси на кону –и выси ли, бездне ль –о, как она служит незнамо кому,родимая безмерь!..Ты ж дремлешь, серебряна и голуба,средь темного миратакой, как ремесленная голытьбатвой лик сохранила.Ни грустного Пруста с собой не возьму,ни Джойса, ни Кафкуна эту дарящую радость всемузеленую травку.В дали монастырской туман во садах,полощется пашня, –ах, девочка Суздаль, твоя высотапо-детски домашня.Так весело сердцу, так празднует взгляд,как будто Исус далим этот казнимый и сказочный град –раздольную Суздаль.Как будто я жил во чужой стороне,и вот мне явилосьто детство, какого не выпало мне,какое лишь снилось.Уйдут, ко святым прикоснувшись местам,обиды и усталь, –ты девочкой будь, ты женою не стань,пресветлая Суздаль.Какой ни застынь поворот головы –и в смутах не смеркли, –полетно поют со смиренной травырассветные церкви.В воде отражается храм небольшой,возросший над нею,и в зареве улиц притихшей душойк России роднею.О,

как бы любил я ее и, любя,как был бы блажен я,когда б мог увидеть, взглянув на тебя,ее отраженье!1980

Псков

Темных сил бытия в нас –в каждом хватит на двух.Чем униженней явность,тем возвышенней дух.Меркнут славы и стонына Господних весах.На земле побежденныйустоит в небесах.Милый, с небом в соседстве,город набожных снов,нам приснившийся в детствеи отысканный Псков.В эту глушь, в бездорожье,в этот северный леск людям ангелы Божьиприлетали с небес.В русской сказке, в Печорах,что народ сотворил,слышен явственный шорохгармонических крыл…Дело было под осень.И охота ж былаБерендеевым осамшелушить купола!В просветленье блаженном,о любви говоря,пахла снегом и сеномсинева сентября.Чайки хлопьями пеныопадали, дремля,на старинные стеныветряного Кремля.И, свой каменный воротраскрывая навек,славил Господа городу слияния рек.Оттого ль, что с холмов онустремлен к высоте,в нем, лесном и холщовом,столько неба везде.В нем бродяжливым дебрямпредстоял по утрамтак небесно серебрянтихой Троицы храм.Все державные дивастановились мертвейперед правдой наиваего кротких церквей.Капли горнего света –строгих душ образа.Как не веровать в это,если видят глаза?Бог во срубе небесном,тот, чьих сил не боюсь,только с вольным и честнымзаключает союз.Хоть порою бывает,что, исполненный сил,он зачем-то караеттех, кого возлюбил…Этот город как Иов,и, где ангел летал,плакать бархатным ивампо сожженным летам.Пусть величье простоенеприглядно на вид –побежденный в исторьив небесах устоит.Мрет в луче благодатномгосударева мощь,и – ладошкой подать намдо михайловских рощ!(1981)

Экскурсия в лицей

Нам удалась осенняя затея.Ты этот миг как таинство продли,когда с другими в сумерках Лицеямы по скрипучим лестницам прошли.Любя друг друга бережно и страшно,мы шли по классам пушкинской поры.Дымилась даль, как жертвенные брашна.Была война, готовились пиры.Горели свечи в коридорных дебрях.Там жили все, кого я знал давно.Вот Кюхельбекер, Яковлев, вот Дельвиг,а вот и Он – кому за всех даносквозь время зреть и Вечности быть верными слушать мир, как плеск небесных крыл.Он плыл органом в хоре семисферноми егозой меж сверстниками слыл…Легко ль идти по тем же нам дорожкам,где в шуме лип душа его жива,где он за музой устьем пересохшимшептал как чудо русские слова?От жарких дум его смыкались веки,но и во сне был радостен и шал,а где-то рядом в золоте и снегестоял дворец и сад, как Бог, дышал…И нет причин – а мы с тобою плачем,а мы идем и плачем без конца,что был он самым маленьким и младшим,поди стеснялся смуглого лицаи толстых губ, что будто не про женщин.Уже от слез кружится голова, –и нет причин, а мы идем и шепчемсквозь ливни слез бессвязные слова.Берите все, берите все березы,всю даль, всю ширь со славой и быльем,а нам, как свет, оставьте эти слезы,в лицейском сне текущие по нем.Как сладко быть ему единоверцемв ночи времен, в горячке вековой,лишь ты и Он, душой моей и сердцемя не любил нежнее никого.А кто любил? Московская жаровняему пришлась по времени и впрок.И всем он друг, ему ж никто не ровня –ни Лев Толстой, ни Лермонтов, ни Блок.Лишь о заре, привыкнув быть нагими,над угольком, чья тайна так светла,склонялись в ласке нежные богинии все деревья Царского Села…Уже близки державная опекаи под глазами скорбные мешки.Но те, кто станут мученики века,еще играют в жаркие снежки.Еще темны воинственные вязы,еще пруды в предутреннем дыму…О смуглолицый, о голубоглазый,вас переглушат всех по одному.И по тебе судьба не даст осечки,уложит в снег, чтоб не сошел с ума,где вьет и крутит белые колечкина Черной речке музонька-зима…Но знать не знает горя арапчонок –земель и вод креститель молодой,и синева небес неомраченныхему смеется женской наготой.В ребячьем сердце нежность и веселье,закушен рот, и щеки горячи…До наших лет из той лицейской кельисияет свет мальчишеской свечи.И мы, даст Бог, до смерти не угаснем,нам не уйти от памяти и дум.Там где-то Грозный радуется казням,горит в смоле свирепый Аввакум.О, что уму небесные законы,что град Петра, что Царскосельский сад,когда на дыбе гибнут миллионыи у казнимых косточки хрустят?Молчат пустые комнаты и ниши,и в тишине, откуда ни возьмись,из глубины, но чудится, что свыше,словами молвит внутренняя высь:«Неси мой свет в туманы городские,забыв меж строк Давидову пращу.В какой крови грешна моя Россия,а я ей все за Пушкина прощу».1974

Стихи о русской словесности

1

Ни с врагом, ни с другом не лукавлю.Давний путь мой темен и грозов.Я прошел по дереву и камнюповидавших виды городов.Я дышал историей России.Все листы в крови – куда ни глянь!Грозный царь на кровли городскиепростирает бешеную длань.Клича смерть, опричники несутся.Ветер крутит пыль и мечет прах.Робкий свет пророков и безумцевтихо каплет с виселиц и плах…Но когда закручивался узели когда запенивался шквал,Александр Сергеевич не трусил,Николай Васильевич не лгал.Меря жизнь гармонией небесной,отрешась от лживой правоты,не тужили бражники над бездной,что не в срок их годы прожиты.Не для славы жили, не для риска,вольной правдой души утоля.Тяжело Словесности Российской.Хороши ее Учителя.

2

Пушкин, Лермонтов, Гоголь – благое начало,соловьиная проза, пророческий стих.Смотрит бедная Русь в золотые зерцала.О, как ширится гул колокольный от них!И основой святынь, и пределом заклятьюкак возвышенно светит, как вольно звенитторжествующий над Бонапартовой ратьюВозрождения русского мирный зенит.Здесь любое словцо небывало значимои, как в тайне, безмерны, как в детстве, чистыосененные светом тройного зачинанаши веси и грады, кусты и кресты.Там, за ними тремя, как за дымкой Пролога,ветер, мука и даль со враждой и тоской,Русской Музы полет от Кольцова до Блока,и ночной Достоевский, и всхожий Толстой.Как вода по весне, разливается Повестьи уносит пожитки, и славу, и хлам.Безоглядная речь. Неподкупная совесть.Мой таинственный Кремль. Наш единственный храм.О, какая пора б для души не насталаи какая б судьба не взошла на порог,в мирозданье, где было такое начало –Пушкин, Лермонтов, Гоголь, – там выживет Бог.1979

Пушкин и Лермонтов

1

Никнет ли, меркнет ли дней синева –на небе горестномшепчут о вечном родные словамаминым голосом.Что там – над бездною судеб и смут,ангелы, верно, там?Кто вы, небесные, как вас зовут?– Пушкин и Лермонтов.

2

В скудости нашей откуда взялись,нежные, во свете?– Все перевесит блаженная высь…– Не за что, Господи!Сколько в стремнины, где кружит листва,спущено неводов, –а у ранимости лика лишь два –Пушкин и Лермонтов.

3

Детский, о Боже, младенческий зов…Черепом – в росы я…Здесь их обоих – на месте, как псов,честные взрослые.Вволю ль повыпито водочки злой,пуншей и вермутов?Рано

вы русскою стали землей,Пушкин и Лермонтов.

4

Что же в нас, люди, святое мертво?Кашель, упитанность.Злобные алчники мира сего,как же любить-то нас?Не зарекайтесь тюрьмы и сумы –экая невидаль!Сердцу единственный выход из тьмы –Пушкин и Лермонтов.

5

Два белоснежных, два темных крыла,зори несметные, –с вами с рожденья душа обрелачары бессмертия.Господи Боже мой, как хорошо!Пусто и немотно.До смерти вами я заворожен,Пушкин и Лермонтов.

6

Крохотка неба в тюремном окне…С кем перемолвитесь?..Не было б доли, да выпала мневечная молодость.В дебрях жестокости каждым таясьвздохом и лепетом,только и памяти мне – что о вас,Пушкин и Лермонтов.

7

Страшно душе меж темнот и сует,мечется странница.В мире случайное имя «поэт»в Вечности славится.К чуду бессуетной жизни готов,в радость уверовав,весь я в сиянии ваших стихов,Пушкин и Лермонтов.1979

Путешествие к Гоголю

1

Как утешительно-тихаи как улыбчиво-лукавав лугов зеленые мехалицом склоненная Полтава.Как одеяния чисты,как ясен свет, как звон негулок,как вся для медленных прогулок,а не для бешеной езды.Здесь Божья слава сердцу зрима.Я с ветром вею, с Ворсклой льюсь.Отсюда Гоголь видел Русь,а уж потом смотрел из Рима…Хоть в пенье радужных керамик,в раю лошадок и цветовостаться сердцем не готов,у старых лип усталый странник, –но так нежна сия земляи так добра сия десница,что мне до смерти будут снитьсяПолтава, полдень, тополя.Край небылиц, чей так целебенспасенный чудом от обновреки, деревьев и домовпод небо льющийся молебен.Здесь сердце Гоголем полнои вслед за ним летит по склонам,где желтым, розовым, зеленымшуршит волшебное панно.Для слуха рай и рай для глаза,откуда наш провинциал,напрягшись, вовремя попална праздник русского рассказа.Не впрок пойдет ему отъездиз вольнопесенных раздолий:сперва венец и Капитолий,а там – безумие и крест.Печаль полуночной чеканкикоснется дикого чела.Одна утеха – Вечерана хуторе возле Диканьки…Немилый край, недобрый час,на людях рожи нелюдские, –и Пушкин молвит, омрачась:– О Боже, как грустна Россия!..Пора укладывать багаж.Трубит и скачет Медный всадникпо душу барда. А пока жон – пасечник, и солнце – в садик.И я там был, и я там пилмеда, текущие по хвое,где об утраченном покоепоет украинский ампир…

2

А вдали от Полтавы, весельем забыт,где ночные деревья угрюмы и шатки,бедный-бедный андреевский Гоголь сидитна Собачьей площадке.Я за душу его всей душой помолюсьпод прохладной листвой тополей и шелковиц,но зовет его вечно Великая Русьот родимых околиц.И зачем он на вечные веки ушелза жестокой звездой окаянной дорогойиз веселых и тихих черешневых сел,с Украины далекой?В гефсиманскую ночь не моли, не проси:«Да минует меня эта жгучая чара», –никакие края не дарили Русидрагоценнее дара.То в единственный раз через тысячу летна серебряных крыльях ночных вдохновенийв злую высь воспарил – не писательский, нет –мифотворческий гений…Каждый раз мы приходим к нему на поклон,как приедем в столицу всемирной державы,где он сиднем сидит и пугает ворондалеко от Полтавы.Опаленному болью, ему одномуне обидно ль, не холодно ль, не одиноко ль?Я, как ласточку, сердце его подниму.– Вы послушайте, Гоголь.У любимой в ладонях из Ворсклы вода.Улыбнитесь, попейте-ка самую малость.Мы оттуда, где, ветрена и молода,Ваша речь начиналась.Кони ждут. Колокольчик дрожит под дугой.Разбегаются люди – смешные козявки.Сам Сервантес Вас за руку взял, а другойВы касаетесь Кафки.Вам Италию видно. И Волга видна.И гремит наша тройка по утренней рани.Кони жаркие ржут. Плачет мать. И струназазвенела в тумане…Он ни слова в ответ, ни жилец, ни мертвец.Только тень наклонилась, горька и горбата,словно с милой Диканьки повеял чабреци дошло до Арбата…За овитое терньями сердце волхва,за тоску, от которой вас Боже избави,до полынной земли, Петербург и Москва,поклонитесь Полтаве.1973

«Поэт – что малое дитя…»

Поэт – что малое дитя.Он верит женщинам и соснам,и стих, написанный шутя,как жизнь, священ и неосознан.То громыхает, как пророк,а то дурачится, как клоун,бог весть, зачем и для кого он,пойдет ли будущему впрок.Как сон, от быта отрешен,и кто прочтет, и чем навеян?У древней тайны вдохновеньянапрасно спрашивать резон.Но перед тем как сесть за столи прежде чем стихам начаться,я твердо ведаю, за чтоменя не жалует начальство.Я б не сложил и пары слов,когда б судьбы мирской горниломоих висков не опалило,души моей не потрясло.1960

«О, дай нам Бог внимательных бессонниц…»

О, дай нам Бог внимательных бессонниц,чтоб каждый мог, придя под грубый кровкак самозванец, вдруг с далеких звонницуслышать гул святых колоколов.Той мзды печаль укорна и старинна,щемит полынь, прощает синева.О брат мой Осип и сестра Марина,спасибо вам за судьбы и слова.О, трижды нет! Не дерзок я, не ловок,чтоб звать в родню двух лир безродный звон.У ваших ног, натруженных, в оковах,я нищ и мал. Не брезгуйте ж родством.Когда в душе, как благовест Господний,звучат стихи с воскреснувших страниц,освободясь из дымной преисподней,она лежит, простершаяся ниц,и, слушая, наслушаться не может,из тьмы чужой пришедшая домой,и жалкий век, что ею в муках прожит,не страшен ей, блаженной и немой.И думает беглянка ниоткуда:«Спасибо всем, кто дал мне их прочесть.Как хорошо, что есть на свете Чудо,хоть никому, хоть изредка, но есть.А где их прах, в какой ночи овражной?И ей известно ль, ведает ли он,какой рубеж, возвышенный и страшный,в их разобщенных снах запечатлен?Пусть не замучит совесть негодяя,но чуткий слух откликнется на зов…»Так думает душа моя, когда яне сплю ночей над истиной стихов.О, ей бы так, на ангельском морозе бпронзить собой все зоны и слои.Сестра моя Марина, брат мой Осип,спасибо вам, сожженные мои!Спасибо вам, о грешные, о божьи,в святых венцах веселий и тревог!Простите мне, что я намного позжеуслышал вас, чем должен был и мог.Таков наш век. Не слышим и не знаем.Одно словечко в Вечность обронив,не грежу я высоким вашим раем.Косноязычен, робок и ленив,всю жизнь молюсь без имени и жеста, –и ты, сестра, за боль мою моли,чтоб ей занять свое святое местоу ваших ног, нетленные мои.1980

Сонет Марине

За певчий бунт, за крестную судьбу,по смертный миг плательщицу оброка,да смуглый лоб, воскинутый высоко,люблю Марину – Божию рабу.Люблю Марину – Божия пророкас грозой перстов, притиснутых ко лбу,с петлей на шее, в нищенском гробу,приявшу честь от родины и рока,что в снах берез касалась горней грани,чья длань щедра, а дух щедрее длани.Ее тропа – дождем с моих висков,ее зарей глаза мои моримы,и мне в добро Аксаков и Лесков –любимые прозаики Марины.1980

«До могилы Ахматовой сердцем дойти нелегко…»

До могилы Ахматовой сердцем дойти нелегко –через славу и ложь, стороной то лесной, то овражной,по наследью дождя, по тропе, ненадежной и влажной,где печаль сентябрей собирает в полях молоко.На могиле Ахматовой надписи нет никакой.Ты к подножью креста луговые цветы положила,а лесная земля крестный сон красотой окружила,подарила сестре безымянный и светлый покой.Будь к могиле Ахматовой, финская осень, добра,дай бездомной и там не отвыкнуть от гордых привычек.В рощах дятлы стучат, и грохочет тоской электричекгород белых ночей, город Пушкина, город Петра.Облака в вышине обрекают злотворцев еена презренье веков, и венчаньем святого елеядышат сосны над ней. И победно и ясно белея,вечно юн ее профиль, как вечно стихов бытие.У могилы Ахматовой скорби расстаться порас горбоносой рабой, и, не выдержав горней разлуки,к ней в бессмертной любви протянул запоздалые рукигород черной беды, город Пушкина, город Петра.1972