Стоит у меня на буфетенад скопищем чашек и блюдс тоской об утраченном светестеклянный ногастик – верблюд.– Скажи мне, верблюдик стеклянный,с чего ты горюешь один?– С того, что пришел я так ранона праздник твоих именин.Твой брат, что меня приготовил,со мною к тебе не пришел.Еще я от рук его тёпел,да крест его крив и тяжел.– Мой бедный стеклянный верблюдик,зачем ты не рад ничему?– Затем, что любимый твой братикпопал вместо пира в тюрьму.Меня сотворили двугорбымнакапливать умственный жир,а он был веселым и гордыми с детства по-рыцарски жил.Его от людей оторвалии потчуют хлебом с водой,а он, когда вы пировали,всегда был у вас тамадой.Какое больное мученье,какая горбатая ложь,что вот он сидит в заточенье,а ты на свободе живешь…Выслушивать жалобу этуне к радости и не к добру,и я подбегаю к буфету,верблюдика в руки беру.Каким ты был добрым, верблюдик,и как оказался суров!..Затем, что уже не вернуть их,мне грустно от сказанных слов.И он своей грусти не прячет,и стены надолго вберутте слезы, которыми плачетстеклянный сиротка – верблюд.
II
У нас,
как будто так и надо,коли не раб ты,платись семью кругами адаза каплю правды.Теперь не скоро в путь обратныйиз нети круглой.Прости, прости мне, лучший брат мой,прости мне, друг мой.Придется ль мне о днях ненастныхтвой лоб взъерошить?Где меч твой, рыцарь курам на смех,где твоя лошадь?Уж ты-то, гордый, не промямлишь,что ты немолод.А праведниками тремя лишьспасется город!
III
А знать не знаю ничего я:беда незряча.Возможно ли, чтоб дом героястал домом плача?Ах, Дон Кихоту много ль счастьясидеть на местеи не смешно ли огорчаться,что он в отъезде?Отравы мерзостной и гадкойхлебнув до донца,ужель мы чаяли, что как-товсе обойдется?Пока живем, как при Батые,при свежей крови,как есть пророки и святые,так есть герои.
IV
Когда наш облик злом изломани ложь нас гложет,на то и рыцарь, что рабом онпребыть не может.Что я рабом, измучась, рухнув пустыне смрадной,прости, прости мне, лучший друг мой,прости мне, брат мой…Вся горечь выпитой им чарыпойдет в добро нам.Годны быть лагерные нарыХристовым троном!Хоть там не больно покемаришьбез муз и граций,но праведниками тремя лишьспасется град сей!(1980)
На вечную жизнь Л. Е. Пинского
Неужели никогда?..Ни в Москве, ни в Белой Церкви?..Победила немота?Светы Божии померкли?Где младенец? Где пророк?Где заваривальщик чая?С дымом шурх под потолок,человечеству вещая.Говорун и домоседмалышом из пекла вылез.От огня его беседльды московские дымились.Стукачи свалились с ног,уцепились брат за братца:ни один из них не смогв мудрой вязи разобраться.Но, пока не внемлет мири записывает пленка,у него в гостях Шекспир,а глаза как у ребенка.Спорит, брызгая слюной.Я ж без всякого усильяза больной его спинойвижу праведные крылья.Из заснеженного сна,из чернот лесоповаладетских снов голубизнак мертвой совести взывала.Нисходила благодать.Сам сиял, мальчишка-прадед.Должников его считатьу дубов листвы не хватит.Неуживчив и тяжел,бросив времени перчатку,это он меня нашели пустил в перепечатку.Помереть ему? Да ну!Померещилось – и врете.В волю, в Вечность, в вышинуон уплыл из плена плоти.От надзора, от молвы,для духовного веселья.Это мы скорей мертвыбез надежд на воскресенье.Вечный долг наш перед ним,что со временем не тает,мы с любовью сохраним.Век проценты насчитает.Не мудрец он, а юнеци ни разу не был взрослым,над лицом его венецвыткан гномом папиросным.Не осилить ни огнем,ни решетками, ни безднойвечной памяти о нем,вечной жизни повсеместной.Кто покойник? Боже мой!Леонид Ефимыч Пинский?Он живехоньким живой,с ним полмира в переписке.1981
«Я не знаю, пленник и урод…»
Я не знаю, пленник и урод,славного гражданства,для чего, как я, такому вотна земле рождаться.Никому добра я не принесна земле на этой,в темном мире не убавил слез,не прибавил света.Я не вижу меж добром и зломзримого предела,я не знаю в царстве деловомникакого дела.Я кричу стихи свои глухим,как собака вою…Господи, прими мои грехи,отпусти на волю.1980
«Не говорите…»
Не говоритерусскому про Русь.Я этой прытидо смерти боюсь.В крови без кровапушкинский пророки «Спас» Рублевакровию промок.Венец Исусовкаплями с висковстекает в Суздаль,Новгород и Псков.А тех соборовБожью благодатьисчавкал боровда исшастал тать.Ты зришь, ты видишь,хилый херувим,что зван твой Китежименем другим?Весь мир захлюпавгрязью наших луж,мы – город Глупов,свет нетленных душ.Кичимся ложью,синие от зим,и свету Божьюпламенем грозим.У нас булатнышлемы и мечи.За пар баландывсе мы – палачи,свиные хамы,силою сильны, –Двины и Камысирые сыны.И я такой жеправедник в родню, –холопьей кожисроду не сменю.Как ненавистна,как немудренамоя отчизна –проза Щедрина.1979
«Как страшно в субботу ходить на работу…»
Как страшно в субботу ходить на работу,в прилежные игры согбенно игратьсяи знать, на собраньях смиряя зевоту,что в тягость душа нам и радостно рабство.Как страшно, что ложь стала воздухом нашим,которым мы дышим до смертного часа,а правду услышим – руками замашем,что нет у нас Бога, коль имя нам масса.Как страшно смотреть в пустоглазые рожи,на улицах наших как страшно сегодня,как страшно, что, чем за нас платят дороже,тем дни наши суетней и безысходней.Как страшно, что все мы, хотя и подстражно,пьянчуги и воры – и так нам и надо.Как страшно друг с другом встречаться. Как страшнос травою и небом вражды и разлада.Как страшно, поверив, что совесть убита,блаженно вкушать ядовитые брашнаи всуе вымаливать чуда у быта,а самое страшное – то, что не страшно.1976
«Мне снится грусти неземной…»
Мне снится грусти неземнойязык безустный,и я ни капли не больной,а просто грустный.Не отстраняясь, не боясь,не мучась ролью,тоска вселенская слиласьс душевной болью.Среди иных забот и делна тверди
серойя в должный час переболелмечтой и верой.Не созерцатель, не злодей,не нехристь все же,я не могу любить людей,прости мне, Боже!Припав к незримому плечуночами злыми,ничем на свете не хочуделиться с ними.Гордыни нет в моих словах –какая гордость? –лишь одиночество и страх,под ними горблюсь.Душа с землей свое родствозабыть готова,затем что нету ничегона ней святого.Как мало в жизни светлых дней,как черных много!Я не могу любить людей,распявших Бога.Да смерть – и та – нейдет им впрок,лишь мясо в яму, –кто небо нежное обрекалчбе и сраму.Покуда смертию не стерследы от терний,мне ближе братьев и сестермой лес вечерний.Есть даже и у дикарейтоска и память.Скорей бы, Господи, скорейв безбольность кануть.Скорей бы, Господи, скорейот зла и фальши,от узнаваний и скорбейотплыть подальше!..1978
«Я почуял беду и проснулся от горя и смуты…»
Я почуял беду и проснулся от горя и смуты,и заплакал о тех, перед кем в неизвестном долгу, –и не знаю, как быть, и как годы проходят минуты…Ах, родные, родные, ну чем я вам всем помогу?Хоть бы чуда занять у певучих и влюбчивых клавиш,но не помнит уроков дурная моя голова,а слова – мы ж не дети, – словами беды не убавишь,больше тысячи лет, как не Бог нам диктует слова.О, как мучает мозг бытия неразумного скрежет,как смертельно сосет пустота вседержавных высот.Век растленен и зол. И ничто на земле не утешит.Бог не дрогнет на зов. И ничто в небесах не спасет.И меня обижали – безвинно, взахлеб, не однажды,и в моем черепке всем скорбям чернота возжена,но дано вместо счастья мученье таинственной жажды,и прозренье берез, и склоненных небес тишина.И спасибо животным, деревьям, цветам и колосьям,и смиренному Баху, чтоб нам через терньи за ним, –и прощенье врагам, не затем, чтобы сладко спалось им,а чтоб стать хоть на миг нам свободней и легче самим.Еще могут сто раз на позор и на ужас обречь нас,но, чтоб крохотный светик в потемках сердец не потух,нам дает свой венок – ничего не поделаешь – Вечность,и все дальше ведет – ничего не поделаешь – Дух.1978
«Покамест есть охота…»
Покамест есть охота,покуда есть друзья,давайте делать что-то,иначе жить нельзя.Ни смысла и ни лада,и дни как решето, –и что-то делать надо,хоть неизвестно что.Ведь срок летуч и краток,вся жизнь – в одной горсти, –так надобно ж в порядокхоть душу привести.Давайте что-то делать,чтоб духу не пропасть,чтоб не глумилась челядьи не кичилась власть.Никто из нас не рыцарь,не праведник челом,но можно ли миритьсяс неправдою и злом?Давайте делать что-тои, черт нас подери,поставим Дон Кихотауму в поводыри.Пусть наша плоть недужнаи безысходна тьма,но что-то делать нужно,чтоб не сойти с ума.Уже и то отрадау запертых ворот,что все, чего не надо,известно наперед.Решай скорее, кто ты,на чьей ты стороне, –обрыдли анекдотыс похмельем наравне.Давайте что-то делать,опомнимся потом, –стихи мои и те вотоб этом об одном.За Божий свет в ответемы все вину несем.Неужто все на светеокончится на сем?Давайте ж делать то, чтоГосподь душе велел,чтоб ей не стало тошноот наших горьких дел!1979
«Благодарствую, други мои…»
Благодарствую, други мои,за правдивые лица.Пусть, светла от взаимной любви,наша подлинность длится.Будьте вечно такие, как есть, –не борцы, не пророки,просто люди, за совесть и честьотсидевшие сроки…Одного я всем сердцем боюсь,как пугаются дети,что одно скажет правнукам Русь:как не надо на свете.Видно, вправду такие чаи,уголовное время,что все близкие люди мои –поголовно евреи…За молчанье разрозненных дней,за жестокие верстыобнимите меня посильней,мои братья и сестры.Но и все же не дай вам Господьуезжать из России.Нам и надо лишь соли щепотьна хлеба городские.Нам и надо лишь судеб родство,понимание взгляда.А для бренных телес ничегонам вовеки не надо.Вместе будет нам в худшие днине темно и не тяжко.Вы одни мне заместо родни,павлопольская бражка.Как бы ни были встречи тихи,скоротечны мгновенья,я еще напишу вам стихио святом нетерпенье.Я еще позову вас в бои,только были бы вместе.Благодарствую, други мои,за приверженность чести.Нашей жажде все чаши малы,все, что есть, вроде чуши.Благодарствую, други мои,за правдивые души.1978
Зине Миркиной
Душа родная, человек живой,пророк Господень с незлобливым взглядом,даривший нас миротворящим ладом,смиреньем дум и гулкой тишиной.Друг на земле и в Вечности сестра, –вот Вы больны, вот мы от Вас далече,но с нами – Ваши письма, наши встречи,стихи в лесу, у Вашего костра.Не Вы ли нам открыли свет глубин,что есть во всех, но лишь немногим ведом,и озарили тем блаженным светомискус и мрак безжизненных годин?Не Вы ли нам твердили о Творце,о правоте Его сокрытой воли,что нам нести без ропота и болии, вверясь ей, не думать о конце?Не Вы ль учили: светел духа путь,лишь тропы тела путаны и зыбки,и скорби нет в звучанье горней скрипки,но зовче зов и явственнее путь?Спасибо Вам за то, что с той порыи нашим снам светлее и свободней,за смысл и тайну сказки новогодней,за все, за все несчетные дары.За негасимый праздник Рождества –о, сколько душ он вырастил и поднял! –за крестный путь, за каждодневный подвиг,за кроткий жар и тихие слова…Зачем же вдруг, склонясь на голос тьмы,о бедный друг, в той горестной заботе,устав от мук, Вы смерть к себе зовете,забыв свои бессмертные псалмы?Зачем Вы вдруг поникли головой,«прости» всему и замолчали миру,из рук роняя творческую лиру, –душа родная, человек живой?Да не умолкнет славящая песнь,а нам дай Бог не упустить ни звукаиз песни той. Что Вечности – разлука?Что Духу – смерть? Что Сущности – болезнь?Но если это нужно так Ему,мой скудный век Ему на усмотренье:пусть Вам оставит свет, восторг, паренье,а мне даст тяжесть, терния и тьму.О, дай мне Бог недолго быть в долгу,средь дрязг и чар, в одеждах лживых Духа.Дай Бог Вам сил, и радости, и слуха.Так я молюсь – и лучше не могу.1975