Скандал на Белгрейв-сквер

Перри Энн

— Вы, очевидно, спрашивали мужа, что с ним?

— Да, но он отказывается говорить со мной об этом. Сказал, что не мог уснуть и поэтому спустился в кабинет, чтобы не беспокоить меня.

— Вы не допускаете, что он сказал неправду?

Она улыбнулась слабой вымученной улыбкой.

— Нет, не допускаю. Шолто не страдает бессонницей, а если бы ему не спалось, он взял бы в постель книгу, вместо того чтобы ходить по кабинету всю ночь. Я не могу забыть его лицо, оно было мертвенно-бледным, — она подняла на него глаза. — Бессонная ночь не может привести человека в такое болезненное состояние. Он осунулся, у него был такой вид, будто он

увидел привидение.

— Вы уверены, что это не была игра света? Иногда тень от косо падающего луча делает лицо усталым. К тому же его мог разбудить кошмар.

Драммонд говорил быстро, не пытаясь разубедить Элинор, а всего лишь вселить в нее надежду.

— Да, уверена, — сказала она очень тихо, но твердо и с горечью. — Случилось что-то ужасное, однако я не знаю что. Но уверена, что это связано с убийством ростовщика. Если бы это было что-то другое, он сказал бы мне. Нет, он не болен. У нас нет никаких семейных неприятностей, ничего страшного не произошло с нашими родственниками. — По ее лицу пробежала тень. — Детей у нас нет. — Речь ее убыстрилась. — Мои и его родители умерли. С моим братом все благополучно, брат Шолто в Индии; правда, последние две недели мы не получали от него писем. Я справлялась у дворецкого, не было ли почты из Индии, подумала, что могла проглядеть, но он сказал, что писем не было.

— А как на работе у лорда, в Казначействе? Возможно, там что-то произошло? — спросил Драммонд без всякой надежды на удачу, но он хотел исчерпать все возможности.

— Мне трудно представить себе причину, способную вызвать тот ужас, который я увидела на лице мужа вчера. Я чувствую, в каком страхе он все время пребывает, даже днем. — Элинор сидела в неудобной позе на краешке стула, судорожно сцепив пальцы. — Шолто все время находится в напряжении, он как будто насторожен. Забросил все, что раньше любил: музыку, книги, театр. Даже отказался пойти в гости к нашим добрым друзьям, которых мы много лет знаем и любим.

— Возможно, кто-то из его друзей попал в беду? — Сказав это, Драммонд понял, что, задавая такие вопросы, он ищет любого ответа, кроме одного, единственного и очевидного.

— Нет. — Элинор даже не попыталась ответить на его вопрос. Она словно догадывалась, что оба они просто оттягивают момент главного разговора. — Нет, — повторила она еще раз очень тихо, не поднимая глаз. — Я хорошо знаю его. В этом случае он вел бы себя иначе. — Закусила губу. — Не подумайте, что Шолто холоден и безучастен к бедам своих друзей, но он человек решительных действий. Это не могло бы привести его в такое состояние… — Она зябко поежилась, немного подняв одно плечо, и вдруг показалась ему очень хрупкой. — Состояние ужаса и неспособности действовать. Вы не видели его лица.

— Тогда остается предполагать, что ему известно то, чего не знаем мы, — наконец заключил Драммонд. — Или же он верит, что знает. Вы не думаете, что он может довериться вам? — Это был лишь наполовину вопрос, ибо он знал ответ.

— Нет.

— Вы действительно хотели бы знать, что мучает его?

Элинор закрыла глаза.

— Я боюсь. Мне кажется, я догадываюсь, что это может быть, и это, пожалуй, не самое худшее из того, что возможно…

— Что же это?

— Кто-то нашел письмо и записи ростовщика о выплате мужем требуемых сумм, а также узнал причину шантажа. Полагаю, что это был убийца или тот, кто первым побывал там после убийства, до того как полиция обнаружила тело Уимса. Теперь этот человек пытается шантажировать

Шолто. — Ее глаза, когда она посмотрела на Драммонда, были полны страха и боли.

— В таком случае это доказывает, что ваш муж невиновен! — воскликнул Драммонд, хватаясь за ниточку надежды. — При самом худшем из исходов, когда Питту не удается найти убийцу, лорду Байэму останется только сказать всю правду, назвать виновника нового шантажа и разоблачить его как убийцу. — Драммонд чуть наклонился к Элинор. — В конце концов, — убежденно сказал он, — самым неприятным для него будет рассказать правду о смерти Лоры Энстис. Это будет тяжело, найдутся такие, кто обвинит его в ее смерти, но многие будут лишь сочувствовать ему. Ведь в какой-то степени, храня эту тайну, он делает это не только ради себя, но не в меньшей степени и ради лорда Энстиса. Для того это тоже будет крайне неприятно.

— Мне кажется, что скандалы, затрагивающие лорда Энстиса, ранят мужа так же больно, как и его собственные, — согласилась Элинор. Странное выражение, словно тень, пробежало по лицу женщины и тут же исчезло. — Шолто боготворит Фредерика. Они друзья с ранней юности, вы это знаете. В их дружбе есть что-то особенное, чем они очень дорожат. Они столько перенесли вместе, видели, как проходят годы, как многое меняется, как сбываются или рушатся надежды, как свято хранятся тайны. — Элинор улыбнулась. — Они умели смеяться над одним и тем же, а это рождало особое понимание, не требующее слов. За долгие годы оно стало привычкой, второй натурой. Каждый из них одинаково чувствовал, что хорошо, а что плохо, и не было необходимости прибегать к словам.

Драммонд чувствовал, как между ним и Элинор возникает пропасть, и боль от этого была такой острой, что помешала ему в душе поиронизировать над собой и своими дурацкими фантазиями. Дверь перед ним захлопнулась. Элинор ничего не знала о нем, о его жизни, о пути, который он прошел, чтобы стать тем, кем стал сейчас, о ценностях, в которые верил, о его любви и печали, о смерти его жены, о дочерях и обо всем, что было ему дорого. Для Элинор он был лишь полицейским.

А что он знает о ее жизни? Он может лишь строить предположения, какой она может быть у женщины, доведенной до отчаяния страхом за мужа и думающей только о том, как помочь ему.

— Нет, — вдруг резко возразил Драммонд, хотя трезвый разум велел держать язык за зубами. — Нет, я считаю, что настоящую дружбу определяет не время. Можно знать человека всю свою жизнь, но никогда не испытывать хотя бы мгновения полного понимания с ним; а можно встретить совершенно незнакомого человека и вдруг почувствовать, как многое тебя с ним связывает, и тебе станет трудно потом объяснить, как это могло случиться. Оказывается, достаточно одного взгляда, чтобы понять, что он тоже все чувствует и понимает.

Элинор с удивлением вскинула на него глаза. Однако растущее чувство удивления лишь помогло ей понять его слова и не опровергнуть их. Оба какое-то время смотрели друг на друга, не слыша шума улицы за окном, забыв об убитом Уимсе и даже о лорде Байэме. Была лишь комната, залитая янтарным светом заката, щедро льющимся в окно, диван, стулья, на которых они сидели, и яркое пятно ковра, разделяющее их.

Драммонд видел ее лицо так четко, будто оно навсегда отпечаталось на сетчатке его глаз — высокий лоб, спокойные темно-серые глаза, затененные густыми ресницами, и мелкие морщинки вокруг них — свидетели прожитых лет, отблеск света на темных волосах и нежные очертания рта.