Скарбо. Аптечные хроники
Шрифт:
Мельхиор покаянно развел руками. Отец Сильвестр сел на лавку и горько вздохнул.
– Ну, рассказывай, чадо. Чем это ты нас одарил?
Когда Мельхиор закончил рассказ, отец Сильвестр покачал головой.
– Неслух сам, неслуха и подцепил. Зря тебя в монахи отдали. Как был школяром, так им и остался. Не знай я тебя так хорошо, решил бы, что твое семя.
– Да разве мы похожи? – смутился Мельхиор.
– Похожи - не похожи, не в том дело. Видишь, он как тебя защищать полез. Смотри, Мельхиор, не избалуй парнишку. Ты его выдрать-то сможешь, учитель?
– Наверное. Если будет за что…
–
Мельхиор вздрогнул.
– Отец Сильвестр. Его так дразнили у Святого Михаила. Я обещал никому не говорить…
Старый аптекарь усмехнулся.
– Ну вот. Дерзок, враль, да еще и гордец впридачу. Часом, не колдун? Мало мне с тобой заботы было, теперь вдвое будет. Ладно, иди уж. У Фотия-то как дела?
– Да неплохо, кажется. Урожай хорош, дожди вовремя.
– Ну, иди. Иди с Богом. Завтра дел невпроворот.
* * *
Мельхиор проскользнул черным коридором и остановился. В полной тишине чуть слышно, почти шепотом Джон что-то говорил нараспев. Поет? Молится? Травник потянул на себя дверь, та скрипнула, Джон застигнутый врасплох, оцепенел. Потом принужденно обернулся, зевнул и смущенно извинился перед учителем. Ослушался, хотел дождаться – и уснул. Врет? Не врет? В глазах ни крупинки сна, только тревожное ожидание, щеки раскраснелись. С другой стороны, Мельхиор, мало ли что могло прийти мальчишке в голову? Ну, пел, думая, что один, а теперь отчаянно этого стыдится. Все-таки рюмка настойки отца Сильвестра – это не только лекарство, особенно для ребенка. Дождь все сильнее и сильнее. Шорох дождя, как топоток крохотных лапок. Будет отмалчиваться дальше? Соврет? Опять разрыдается?
– Джон, - устало сказал Мельхиор, - ступай спать. Хватит уже на сегодня.
Джон нерешительно слез со скамьи, подошел к учителю и молча поцеловал ему руку. Потом тихо прошептал молитву на сон грядущий и лег, отвернувшись к стене, руки на одеяле. Все-таки отец Сильвестр прав. Заботы теперь прибавится.
глава 5
Наутро за окном так же шел дождь. Серое хмурое утро, один из тысячи дождливых дней Скарбо. Спасибо отцу Сильвестру, милостивцу, что не приказал с утра идти в монастырь. Джон безмятежно спал, свернувшись клубком, самый обычный взъерошенный ребенок, слегка недокормленный, чуть строптивый.
– Вставай, соня! День на дворе, - и когда Джон в испуге вскочил, как подброшенный, улыбнулся ему.
– Salve, discipulus!
– Sa… Salve, master.
– Не мастер, Джон, а магистр. Но гляди-ка, запомнил! Надо же!
Джон поежился – в комнате было сыровато. Мельхиор велел ему оправиться и приходить в кухню, прямо по коридору.
* * *
В кухне жарко горел огонь, одежда Джона успела не только высохнуть, но даже нагреться, отец Сильвестр сидел за столом, тщательно отсчитывал коричневые шарики и звезды странной формы и взвешивал их на крохотных весах. Джон робко поклонился ему, но тот, занятый подсчетами, только отмахнулся. Мельхиор в чистой опрятной
– Я открою, - вскочил Мельхиор. – Джон, брысь в углу и не шевелись. Встанешь с места – неделю сидеть не сможешь!
Джон, и без того присмиревший, забился в самый неприметный угол и оттуда наблюдал за быстрыми пальцами отца Сильвестра. Слышно было, как Мельхиор беседует с ранними посетителями, Наконец, он закрыл за ними дверь и вернулся в кухню.
– Ну что там случилось?
– брюзгливо спросил старый аптекарь.
– Да ничего, у леди Катарины голова с ночи болит, прислали служанку.
– Что дал?
– Декокт адониса, как вы велели.
– Адониса! Воды ей надо! А еще лучше гулять. Ножками, ножками, а не в колымаге папиной. Ну что уставился? Возьми свое тряпье и переоденься. Сейчас уж благовестить начнут. Мельхиор, запиши, что пряностей на 25 бутылок.
* * *
Джон покорно сдернул с веревки свою рубаху и выскользнул из кухни. Отец Сильвестр проводил его внимательным взглядом.
– Мельхиор, а что это он забитый такой? Вчера, вроде, наглее держался, разве нет?
– Он устал вчера, отец Сильвестр, и совершенно отчаялся. И был уверен, что утром его с позором отправят обратно.
Джон появился через минуту, уже одетый должным образом, и замер в дверях.
– Подойди, - кивнул ему отец Сильвестр. – Видишь, на столе лежит? Что это такое, знаешь? Видел когда-нибудь?
– Нет, отец.
– И да где уж тебе, - проворчал аптекарь.
– Это пряности. Вот перец. Вот бадьян. Это циннамон. Что, хорошо пахнет? Да не чихни туда сдуру!
Джон зажмурился, вблизи пряности благоухали почти нестерпимо. Отец Сильвестр поспешно отстранил его от стола и велел Мельхиору разложить сбор по мешочкам.
– Смотри, Иоанн, учись. Коли останешься при монастыре, это будет твоя работа. Пока не пущу, одна вот эта горошка стоит дороже тебя со всеми потрохами. Жить будешь, где живешь. Брату Мельхиору не досаждай, а то построим тебе будку на дворе. С утра до колокола будешь со мной заниматься, потом с учителем твоим. Бездельничать не дам. Будешь уличен в чем неподобающем – на первый раз, ладно, просто выпорю, на второй – без разговора отправлю к Фотию. Понял?
Джон опустился на колени и низко поклонился старому аптекарю. Тот проворчал: «Ишь, скромник какой». Мельхиор, осторожно пересыпающий драгоценные пряности в крохотные льняные мешочки, спрятал усмешку.
* * *
За окном все так же безостановочно лил дождь. Серые тучи почти легли на пасмурный город, серый и коричневый. Колокольный звон глухо отдавался от мокрых стен, на краткое время заглушая шорох дождя, тем не менее горожане потянулись к церкви. Отец Сильвестр, запирая аптеку, буркнул: «Ну точно, набегаемся теперь с простудами. От Ионы привози пятого сбора мешок, не меньше». Мельхиор шепотом пояснил: «От кашля. И противу жара в теле, вызванного излишним охлаждением». Джон почти ничего не понял, но переспрашивать постеснялся.