Сказки для Катастрофы

Поджарский Михаил Абрамович

– Дедушка, это не кошерно! – Белый укоризненно покачал головой.

– Не кошерно, зато точно, – ответил тот. – Ты вот рак заметил? А я заметил. И безо всяких анализов. Кто ещё так умеет? А это я забираю.

Он завернул ногу в салфетку, взял её под мышку и направился к двери.

– Сгинул Дедушка Мороз и подарок свой унёс, – продекламировал Рыжий.

– Молчи, палач-любитель!

Не дойдя до двери, он остановился и повернулся к Катастрофе.

– Ты деточка не смущайся. Я как первый раз в операционную попал,

вообще, в обморок брякнулся. Ты заходи ко мне в гости. Моё отделение здесь самое интересное.

– – –

– Лохма-а-атый! Лохма-а-атый! – тихонько позвала Катастрофа. – Лохматый, ты где? Появись! Ну, пожалуйста-а-а…

Она сидела на сестринском посту одна. Была ночь. Перед ней был длинный уходящий в темноту больничный коридор. Высокий потолок терялся в сумраке. Стены были покрыты облупившейся грязно-зелёной масляной краской.

– Лохма-а-атый! Лопиху-у-ундрик! Ну, где же ты? Мне стра-а-ашно…Не бросай меня...

Из распахнутых настежь дверей палат доносились стоны, вздохи, храп. За окном мерно барабанили капли дождя. На столе тикал старый будильник. Стрелки показывали три часа.

На Катастрофе был костюм мажоретки: кокетливый гусарский ментик из ярко-красного бархата, украшенный галунами, коротенькая белая юбочка, телесного цвета трико, мягкие белые сапожки, на голове – красный кивер с белым страусиным пером. Вообще-то она хотела одеться снегурочкой, но сестра-кастелянша сказала, что снегурочки работают в педиатрии, а в реанимации больные быстрее выздоравливают, когда видят ярких красивых девушек, а будет возражать, так её оденут, как танцовщицу из варьете – в одни перья.

Катастрофа вздохнула и принялась изучать список назначений. Там была только одна запись: приглядеть за неизвестным, который после ампутации.

Тот лежал в палате номер два, в отдельной, что в конце коридора. Её дверь открывалась так, что из других палат не было видно, что в ней происходит. Сестричка, которая сдавала ей смену, шёпотом сказала, что туда кладут безнадёжных.

Когда Катастрофа зашла во вторую палату, больной всё ещё был без сознания. Обычный бомж: нечесаные космы, всклоченная борода, обветренное опухшее лицо. Его глаза были закрыты, на лице – почему-то улыбка. В улыбающийся рот была вставлена трубка от стоявшего рядом аппарата искусственного дыхания. Монитор показывал: пульс сто двадцать, температура тридцать восемь и семь. Катастрофа поправила на больном простыню и вышла из палаты.

На посту её ждал гость – Дед Мороз. Когда она села за стол, он достал из кармана халата что-то завёрнутое в фольгу.

– Угощайся, деточка, – сказал он, положив свёрток перед ней.

Катастрофа не без боязни развернула фольгу. Там были пирожные-безе.

– Из чьей-то брюшной полости достали, Дедушка? – спросили она.

– Подходящего трупа под рукой не оказалось, пришлось самому печь. В духовке, – ответил

Дед Мороз. – Ты чайку-то свари. Там в тумбочке девочки чайник держат.

Включив чайник, Катастрофа заметила:

– Говорят, что в этой больнице новогодними персонажами наряжаются только те, кто с детьми работают.

– Так-то оно так. Да только уж очень мне этот образ нравится. А приказать мне здесь никто не может.

– Это почему же?

– Я тут самый главный.

– Потому что в морге работаете? – с сомнением спросила Катастрофа.

– И по этой причине тоже. Знаешь, что означает «вскрытие покажет»? Только я могу сказать, от чего больной умер – сам по себе, или его доктор насмерть залечил.

– Вы это на нюх определяете?

– Некоторые виды рака имеют характерный запах.

– Гнилое мясо – оно и есть гнилое мясо.

– Ты по запаху можешь отличить духи «Шанель» от «Дживанши»?

– Конечно!

– А я могу отличить саркому от рака лёгких.

– И на вкус?

– Нет, на вкус не могу, – Дед Мороз улыбнулся в усы. – Просто люблю дразнить клоунов. У хирургов нет чувства юмора – меня это забавляет.

– У вас оно очень специфичное.

– Особенности профессии.

– Любите её?

– Ещё и как! Самая интересная профессия на свете.

– Много вскрывать приходится?

– Немного, к счастью. Помимо вскрытий другой работы хватает. Анализы, исследования. Увлечение есть, много времени занимает…

Катастрофа разложила по чашкам пакетики с чаем и налила кипяток.

– Пейте, Дедушка.

– Спасибо, деточка. Ты пирожные-то ешь. Не бойся – от этих не поправляются.

– Спасибо, – Катастрофа положила в рот пирожное. – А вкусные безешки какие! Где готовить научились?

– Когда живёшь один, не такому научишься, – отпивая из чашки, Дед Мороз смотрел, как она ест. – Как тебе у нас работается?

– Цирк, а не больница.

– Так и задумано.

– Больные не обижаются?

– Тут есть одно правило: делай, что хочешь, но никогда не потешайся над пациентом.

– Зачем всё это? Развлекаетесь, не сходя с рабочего места? Получаете удовольствие в служебное время?

– Поддерживаем атмосферу праздника. Не для себя – для больных. Если человеку лечить душу, тело выздоравливает быстрее.

– Весело, с шутками и смехом отрезаете человеку ногу. У него от вашей атмосферы новая отрастёт.

– Медицина не всесильна. Если нельзя по-другому – режем. Чудес не бывает – новая нога не вырастет.

– Тот больной, что во второй палате… – Катастрофа отставила чашку, вытерла губы салфеткой.

– Ему не поможешь, – Дед Мороз тоже поставил чашку на стол.

– Наверное, можно как-то облегчить…

– Этому – нельзя.

– Почему?

– Ну, скажем так, у него никого нет: ни медицинской страховки, ни родственников, которые могли бы это решить.