Сквозь тьму
Шрифт:
Тразон последовал за ним. Его не волновало, подвергались ли каунианцы массированию с какой-то благой целью или вообще без причины. Они были ему ни к чему, и ему не было бы жаль увидеть их всех мертвыми. Но видеть перед собой мертвых ункерлантеров показалось ему в данный момент намного важнее.
Он и его товарищи приближались к траншеям ункерлантцев, когда земля под ними снова задрожала. На этот раз Спинелло закричал от ярости - здесь колдовали не альгарвейские маги. Тразоне тоже закричал - черт возьми. Он не побежал, не потому, что не хотел,
Когда тряска, наконец, закончилась, батальон не вернулся в атаку с прежней бодростью. Трасоне задумался, сколько своих - они не использовали каунианцев - ункерлантцы потратили, чтобы получить передышку. Сколько бы их ни было, это сработало.
Сидрок и раньше видел войну, когда альгарвейская армия атаковала Громхеорт с воздуха, а затем взяла его. Он потерял свою мать, когда рыжеволосые уронили яйцо на его дом. Он знал, что ему повезло, что он сам дышит.
Но затем, после того как альгарвейцы заняли восточный Фортвег, своего рода арутина вернулась к жизни. И альгарвейцы, как он видел, были сильны, тогда как его собственный народ был слаб, а проклятые каунианцы еще слабее.Сражаясь в бригаде Плегмунда, Сидрок набирался сил для себя.
Когда альгарвейцы, включая их внушающего тревогу тренера по физподготовке, решили, что его полк готов к бою, фортвежцы покинули лагерь на юго-западе своего королевства и снова и снова отправлялись на юг, иногда на попутном караване, иногда на кобыле шенка, пока не достигли герцогства Грелз.
Пока он не присоединился к бригаде Плегмунда, Сидрок никогда не был далеко от Громхеорта. То, что он увидел в южном Ункерланте, не произвело на него впечатления. Даже дома, которые не были разрушены в бою, показались ему убогими. То же самое сделали ункерлантцы, особенно мужчины. Их обычаем было оставаться чисто выбритыми, но большинство из них носили нескольких дневную щетину, придававшую им вид реликвий. Когда они разговаривали, он иногда мог понять одно-два слова на их языке, который был похож на его собственный, но никогда - полное предложение. Это тоже заставляло их казаться ему подозрительными.
Командиром его отделения был покрытый шрамами ветеран-сержант по имени Верферт, который сражался в альгарвейской армии во время Шестилетней войны и за Фортуэдж в первые дни Дерлавайской войны. Верферт казался счастливым, пока он сражался за кого-то или, возможно, против кого-то. За или против кого? Насколько мог судить Сидрок, сержанту было все равно. Он сказал: “Ты прелюбодействуешь... Нам лучше с подозрением относиться к этим проклятым ункерлантцам. Повернись спиной, и они отрежут тебе яйца”.
“Они пожалеют, если попытаются”. В восемнадцать лет, после недель упорных тренировок, Сидрок почувствовал, что готов покорить мир.
Верферт рассмеялся ему в лицо. Сидрок ощетинился - внутри, где этого не было видно. Он не думал, что боится каких-либо ункерлантцев, но он знал, что боится сержанта. Верферт
Сидрок кивнул и изо всех сил постарался выглядеть мудрым. Верферт снова рассмеялся над этим, что заставило его заскрежетать зубами. Но это было все, что он сделал. После очередного смешка Верферт отправился терроризировать какого-то другого простого солдата.
Впервые вся бригада Плегмунда собралась вместе прямо за пределами Херборна, столицы Грелза. Полки, уже находившиеся там, были так же полны головорезов и людей, потерявших надежду на удачу, как и тот, частью которого был Сидрок. Но это не имело значения, когда Бригада построилась, чтобы перекрыть обзор Раниеро.
Альгарвейские офицеры и младшие офицеры из Фортвежии сновали среди солдат, следя за тем, чтобы ни пылинки не попало на рукав туники или голенище ботинка, ни один волос не выбился из колеи. К своему ужасу, Сидрок обнаружил, что сержанты настаивали на чистоте и опрятности даже больше, чем матери или отцы. Он мог дать им то, что они хотели, но его возмущала эта необходимость.
По одну сторону от бригады Плегмунда выстроился полк грецкой пехоты в темно-зеленых мундирах, которые, казалось, недавно перекрасили.Как и у Сидрока и его товарищей, у них были альгарвейские офицеры. Они выглядели очень серьезными и торжественно относились к тому, что делали. Пара рот алг-вианцев на другой стороне бригады Плегмунда выглядела совсем не так. Они стояли по стойке смирно, и их лица были спокойны, но озорство все еще светилось в их глазах и отражалось в каждой линии их тел.
Оркестр промаршировал из Херборна, исполняя мелодию, которая могла быть национальным гимном Грелцера - Сидрок предположил, что это был он. Под охраной отряда всадников в темно-зеленых туниках король Раниеро ехал верхом на прекрасном белом единороге. Его сопровождали три или четыре высокопоставленных альгарвейских офицера. Он, конечно, сам был альгарвианцем, но носил длинную тунику того же цвета, что и у его солдат, но из более тонкой ткани и покроя.
Он с удивительной грацией спрыгнул с единорога и начал осмотр. Солдаты Грелцера отвесили ему странный полупоклон в знак приветствия. Он был на полголовы выше большинства из них. Сидроку стало интересно, что они думали о владении иностранным сувереном. Если бы у них были какие-то сомнения, они поступили бы мудро, умолчав о них.
Когда Раниеро пришел в бригаду Плегмунда, он поразил Сидрока, сказав на хорошем фортвежском: “Я благодарю вас всех за то, что присоединились к моим альгарвейским союзникам и помогли обеспечить безопасность моего королевства”.
“Ура!” - закричали альгарвейские офицеры бригады. “Ура!” - эхом откликнулись мгновением позже солдаты из Фортвежии. Рыжеволосые сняли шляпы и отвесили Раниеро экстравагантные поклоны. Будь проклят Сидрок, если он сделает что-нибудь подобное.Как и остальные обычные солдаты, он оставался по стойке смирно.