Сквозь тьму
Шрифт:
Рекареду нравилось слушать свой разговор. Когда ночь медленно и безудержно уступала место дню, он сказал: “Вы, мужчины, знаете, что, когда солнце встает позади нас, мы атакуем”.
“Да”, - хором отозвался Леудаст вместе с остальными солдатами, которые произносили разглагольствования. Ему хотелось, чтобы лейтенант заткнулся. Если бы они до сих пор не знали, что им следует делать, еще одна лекция не уложилась бы у них в голове.
Но Рекаред продолжал. Возможно, он использовал лекции, чтобы побороть страх, который сопровождал битву. “Мы атакуем на запад”, - сказал он. “Мы - не проклятые
“Да”, - снова хором ответили мужчины, на этот раз с яростным голодом в голосах. Если бы все пошло так, как должно, они заставили бы людей Мезенцио пожалеть, что они вообще сунули свой нос в Ункерлант. Если... Но с альгарвейцами никогда нельзя было сказать наверняка. Леудаст видел это слишком часто, к своей печали и почти к своей гибели.
Это заставило его подумать о чем-то другом. Он поднял руку. “Могу я сказать пару слов, сэр?”
Рекаред не выглядел счастливым от мысли, что кто-то еще заговорит, но кивнул. “Продолжайте, сержант”.
“Спасибо, сэр”. Леудаст повернулся к ожидающим солдатам.“Помните, ребята, перед нами не альгарвейцы. У нас здесь большое королевство, и они слишком растянуты, чтобы самим держать всю линию.Это будут янинцы и любая другая нечисть, которую они смогут наскрести. Я сражался с этими негодяями, и я тоже сражался с альгарвейцами. Дайте мне Янинцев в любой день”.
Солдаты, которые пошли против людей короля Цавелласа, кивнули и начали рассказывать своим друзьям, какими трусами были янинцы. Рекаред хлопнул Леудаста по плечу. “Это было хорошо сказано”, - сказал он ему. Мгновение спустя лейтенант обернулся и посмотрел через плечо. Он указал на крошечный отблеск, на мгновение показавшийся сквозь облака. “Солнце!” - закричал он.
Леудаст не был уверен, что это действительно было солнце, но офицеры более высокого ранга, чем Восстановленные, должно быть, тоже так думали. Швыряльщики яйцами начали метать смерть в янийцев, забившихся в свои палатки, норы и траншеи. Брови Леудаста взлетели вверх от количества яиц, разорвавшихся на враге. Ни его соплеменникам, ни альгарвейцам не часто удавалось уложить столько придурков на одном узком участке линии.
Драконы, окрашенные в каменно-серый цвет, летели низко над головой. У некоторых под брюхом были подвешены яйца. Другие летели без груза, чтобы защитить своих товарищей и воспламенить несчастных янинцев. Леудаст снял свою меховую шапку и помахал ею перед драконфлерами. Каждый вражеский солдат, которого они и яйцекладущие убили или ранили, был врагом, который не мог убить или ранить его.
Звеня кольчугами при каждом их большом шаге, бегемоты двинулись вперед. Леудаст тоже помахал шляпой своим экипажам. Он знал, что его соотечественники собирали их, как и сказал лейтенант Рекаред. Как и в случае с яйцекладущими, он не знал, что сюда пробралось так много людей. Но тогда, он сам не пробыл здесь очень долго.
Рекаред доказал, что он офицер, издав длинный пронзительный звук в свисток, который носил на шее. “Вперед!” - крикнул он.
“Вперед!” Эхом откликнулся Леудаст. У него не было свистка, но он давно
“Урра!” эхом отозвались ункерлантские солдаты, выбегая из своих траншей. “Свеммель! Урра!”
Несколько человек взялись за руки со своими товарищами и бросились в атаку вместе, делая все возможное, чтобы не отстать от бегемотов. То, что раньше было янинскими линиями, теперь представляло собой дымящееся, изрытое кратерами месиво. После того, как их избили, Леудаст не мог понять, как в них могло оставаться что-то живое.
Но его соотечественники начали падать - не в огромном количестве, как случалось, когда атака шла не так, как надо, но то тут, то там, то один, то другой.Яйцекладущие на "бегемотах" обстреливали позиции, где янинцы держались с некоторой силой. Пехотинцы захватили остальных.
“Урра!” Леудаст взревел и спрыгнул в разбитую траншею. Он приземлился на мертвого янинца, заметив это только потому, что тот не так сильно ударился о землю, как он думал. Мгновение спустя из ямы вылез живой янинец, его руки были подняты, ужас исказил его лицо. Леудаст взял всю еду, которая у него была - черный хлеб и заплесневелую колбасу - и оставил его в живых. “Урра!” - снова крикнул он и побежал дальше.
Время от времени - почти наверняка в тех местах, где у них были хорошие офицеры, - янинцы упорно сражались. Но у людей Цавелласа почти не было гемонов и несколько тяжелых палок, которые могли бы пробить броню Ункерлантербоев. Летало также несколько вражеских драконов.
Леудаст огляделся немного позже полудня и был поражен тем, как далеко он продвинулся. Рекаред тоже проделал весь этот путь. “Это разгром, сэр!” Заявил Леудаст. Он казался пьяным, но в его бутылке с водой было недостаточно спиртного, чтобы накуриться. Вот на что похожа победа, рассеянно подумал он.
Он сражался с янинцами и раньше. Он побеждал их раньше. Но это была всего лишь стычка, часть долгого отступления армии Ункерлантера к Сулингену. Он и его товарищи больше не отступали. Они двигались вперед, и янинцы не могли встать у них на пути.
Люди короля Тсавелласа сражались теперь более храбро, чем тогда.Они продолжали пытаться сдержать наводнение Ункерлантеров и вынуждали к паузам - но никогда надолго. Бегемоты, драконы и яйца, дождем сыпавшиеся с быстро движущихся самосвалов, вскоре одолели их. Именно так, подумал Леудаст, альгарвейцы одержали так много побед над его собственными соотечественниками. Будь я проклят, если наши офицеры, в конце концов, ничему не научились.
Но, особенно после того, как их первые линии были прорваны, большинство тэйанинцев либо убежали, либо побросали свои палки и вскинули руки.Они попали в плен с улыбками на лицах - улыбками облегчения оттого, что все еще живы, или застенчивыми улыбками от того, что их захватили в королевстве, которое им не понравилось.
“Не моя война”, - сказал один из них на ункерлантском со странным акцентом, когда он сдался Леудасту. “Война Алгарве”. Он сплюнул на грязь. “Это форАлгарве”.
“Да, это для Альгарве”. Леудаст тоже сплюнул. “Так что же ты тогда делал, сражаясь за рыжеволосых?”
“Я не сражаюсь, они сжигают меня”, - ответил янинец. На взгляд Ункерлантера, он был жалким, тощим человечком со слишком большими для его лица усами.Он пожал плечами и поежился. “Я сражаюсь. До сих пор”.