Сквозь тьму
Шрифт:
“Продолжай”. Леудаст указал назад, на восток. Множество тощих маленьких янинцев, ковыляя, уходили в плен. Они высоко подняли руки, чтобы не дать наступающим солдатам короля Свеммеля поджечь их.
Леудаст испытывал определенную симпатию к янинцу. Он тоже не хотел идти в армию ункерлантцев. Однако, когда импрессарио схватили его, у него не было выбора. Слуги короля Свеммеля, возможно, не были бы настолько любезны, чтобы просто сжечь его, если бы он попытался сказать им "нет".
Той ночью он, лейтенант Рекаред и полдюжины солдат
“Да, пока все хорошо”, - согласился Леудаст, потирая ногу. Она болела; он не ожидал, что будет использовать ее так сильно. Он хотел бы, чтобы она отдохнула завтра.Но тогда он маршировал бы так же усердно, и он знал это. Он также не хотел, чтобы боялись слишком многого из того, чего достигла армия. “Ты должен помнить, это всего лишь янинцы. Будет намного сложнее, когда нам придется иметь дело с рыжеволосыми”.
Большинство мужчин в хижине видели больше действий, чем предполагал Рекаред.Некоторые из них кивнули. Но Рекаред сказал: “Разве ты не видишь? Это не имеет значения.Да, альгарвейцы круты, но их недостаточно, чтобы обойти. Если мы прорвемся через этих слабых сестер, мы сможем укрепить наши позиции и заставить альгарвейцев попытаться прорваться из Зулингена против нас ”.
Леудасту не нравилась перспектива того, что альгарвейцы попытаются прорваться откуда бы то ни было, особенно если они собирались попытаться сделать это через позицию, которую он занимал. Они уже совершили слишком много ошеломляющих и ужасающих поступков. Почему бы им не совершить еще один?
Но как только эта мысль пришла ему в голову, ему в голову пришел возможный ответ. Задумчиво он сказал: “На земле уже лежит снег. Люди Мезенцио не так хорошо справляются со снегом ”.
Он сам не любил снег. Но если он справлялся со снегом не лучше любого альгарвейца, когда-либо рожденного, то какой от него был прок? Он завернулся в свое одеяло, прижался к остальным ункерлантцам в полуразрушенной лачуге и уснул, если не хорошо, то достаточно хорошо.
Рекаред разбудил солдат перед восходом солнца. “Сегодня мы будем упорны”, - сказал он. “Завтра мы будем так же упорны. Затем, если повезет, на следующий день - мы завоюем славу для нашего короля. Это самая эффективная атака, которую мы когда-либо проводили ”.
Там Леудаст вряд ли мог с ним поспорить. Большая часть того, что он ел на завтрак, была тем, что он украл у янинцев. Это тоже было эффективно. Он вытер руки о тунику, вышел из хижины и зашагал на восток.
До полудня или немного позже все шло так же, как и накануне. Разрозненные и упорные полки янинцев упорно сражались. Их соотечественники продолжали сдаваться сотнями, тысячами. Затем над головой появились первые альгарвейские драконы. Некоторые из них сбрасывали яйца на юнкерлантеров. Другие атаковали своих пехотинцев и, где только могли, их бегемотов.
Глядя на обгоревшую тушу бегемота, зажаренную в его собственной кольчуге, Леудаст выругался. “Я знал, что у нас не все получится по-своему”, -
Он ждал, что альгарвейские пехотинцы тоже заставят янинцев напрячься.Но никто из рыжеволосых не пришел на помощь людям короля Цавелласа. И в воздухе было больше ункерлантских драконов, чем тех, что принадлежали их врагам. Альгарвейские драконопасы ужалили армию ункерлантцев в нескольких местах. Без постоянных солдат на земле, которые могли бы их поддержать, они могли только жалить.
Рекаред предположил, что прошло четыре или пять дней. Он был молод. Он верил, что все всегда идет по плану. Это делало его чрезмерно оптимистичным. Но примерно через неделю после того, как ункерлантцы начали наступление, Леудаст увидел приближающихся к нему людей, которые не уклонялись, как это сделали янинцы. Это были крепкие люди в длинных туниках, мужчины, которые кричали от восторга, когда видели его.
Он заключил одного из них в медвежьи объятия. “Клянусь высшими силами, мы заполучили рыжих в мешок!” - крикнул он, и слезы радости потекли по его грязным, небритым щекам.
“Прибавьте шагу, там!” Крикнул сержант Верферт. “Это не игра, вы, болваны. Мы не можем начинать все сначала. Шевелитесь, будьте вы все прокляты!”
Сидрок тоже выругался. Он замерз, устал и проголодался. Ему хотелось спрятаться где-нибудь с бутылкой бренди и жареным гусем. Когда он присоединился к бригаде Плегмунда, он не до конца осознавал, что такого понятия, как свободное время, не существует. Когда младшие офицеры, стоявшие над ним, говорили ему что-то сделать, он должен был это сделать. Он уже видел, что происходило с людьми, которые не делали того, что им говорили. Он не был заинтересован в том, чтобы с ним случилось что-либо из этих вещей.
Он почесался. Он тоже чесался. Он чесался везде. Когда он пожаловался на это, ближайший к нему солдат, хулиган по имени Сеорл, начал смеяться. “Ты паршивый сукин сын, такой же, как и все мы”.
Он имел в виду это буквально. Сидроку потребовалось мгновение, чтобы осознать это.Когда он осознал, то снова начал ругаться. Он вырос в процветающем доме в Громхеорте. Вши были для грязных людей, для бедных людей, не для таких, как он.
Но он был грязным. Он едва мог не быть грязным. Когда он вообще спал в помещении, он спал в хижинах, которые принадлежали грязным крестьянам Ункерланта. Если у них были вши - а они, скорее всего, были, - как он мог помочь заразиться ими? Если уж на то пошло, он был беден. В бригаде Плегмунда никто не разбогател на жалованье.
“Вперед!” Верферт снова крикнул, на этот раз нечестиво приукрашивая.“Ублюдки Свеммеля пошли и дали Алгарве пинка по яйцам, и теперь мы должны отплатить им тем же. И мы тоже это сделаем, верно?”
“Я собираюсь отплатить кому-нибудь за то, что заставил меня тащиться по этой жалкой, замерзающей стране”, - прорычал Сидрок.
Сеорл снова рассмеялся, еще менее приятно, чем раньше. “Ты думаешь, что сейчас холодно, подожди пару месяцев. Твой сустав замерзнет, когда ты достанешь его, чтобы отлить”.