Следователи
Шрифт:
— Ну зачем вы говорите неправду?
Латвик опустила голову.
— Хорошо. Я могла бы познакомить Туритиса с Фимой, но я боялась, что Туритис захочет пользоваться услугами Фимы в ремонте машины... Как понимаете, не в моих интересах делать клиентуру Курику. Тогда он будет менее внимателен ко мне. Поэтому я взяла фотографии Туритиса и отдала Курику, а потом он мне отдал права.
— Где?
— Что где?
— Где он отдал вам права, при каких обстоятельствах?
— Он попросил меня заехать к его приятелю.
— Куда конкретно?
— На улицу Скарню. Номер
— Приятель был дома?
— Кажется, да. Но я его не видела. Только слышала, что в квартире еще кто-то есть. Я отдала деньги Фиме и уехала.
— Сколько?
— Триста за права и по пятьдесят за каждый талон предупреждений.
— Значит, Туритис с Куриком не знакомы?
— Я не могу этого утверждать наверняка. Во всяком случае я их не знакомила.
Следователям Янису Скрастиньшу и Гунтису Грутулу удалось собрать о Яне Мережковском следующие сведения. В баре до последнего времени был на хорошем счету. Вежлив, обходителен, женат, без памяти любит трехлетнюю дочку. Не так давно назанимал у сослуживцев много денег и в срок не отдал, поэтому отношение к нему несколько изменилось в худшую сторону. В последнее время очень сдружился с некими Толиком и Аркадием, они часто бывают в баре. Судя по тому, что оба подолгу сидят здесь днем, они, скорее всего, не работают. Однако пьют мало. Иногда вместе с ними сидят Вахтанг Хуцишвили и Фима Курик.
— Хорошая компания! — сказала Рита Яковлевна, когда Скрастиньш сообщил ей собранную информацию.
— Замечательная. Толик, по фамилии Богданов, третий год нигде не работает, но имеет собственные «Жигули». Ему тридцать лет, разведен, живет, видимо, на какие-то темные доходы, часто крутится в автомагазине. Миркин несколько месяцев не работал, а сейчас устроился наладчиком на завод. Интереса к работе не проявляет. Живет на улице Скарню в квартире, где Курик продал Латвик права для Туритиса. Наиболее положительно выглядит Курик. Он заочно окончил институт, быстро продвигается по служебной лестнице. И в то же время именно он, похоже, продавец поддельных документов. А что же тогда делают остальные? Может быть, именно они изготовляют фальшивые документы?
— Вы достали фотографии всей пятерки?
— Конечно.
— Надо предъявить их Поплавскому и Васильеву.
На следующий день Скрастиньш сообщил, что Васильев узнал Мережковского, а Поплавский — Богданова. Эти люди продали им фальшивые удостоверения и талоны.
— Я так и думала, — сказала Рита Яковлевна.
— Возле автомагазина задержан некто Лаздинь, продавал талоны предупреждений. При нем оказалось пять штук.
— Где взял? — быстро спросила Рита Яковлевна.
— Говорит — нашел. Если бы нашел, продавал бы по десятке, а он по полсотни просил.
— Ясно. Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Хуцишвили и Курик явно причастны: поездка в Тбилиси, в типографию. В квартире Миркина оформлялись Куриком бланки. Мережковский и Богданов опознаны как продавцы. У каждой птички увяз коготок, так, Янис?
— Пожалуй, пришла пора встретиться со старичком гравером.
— Не рано ли?
— В самый раз.
—
— Во всей Латвии нет специалиста искуснее его.
— А может, печать изготовлена в Тбилиси? Там же умеют с металлом работать, вон какую чеканку делают.
— Нет. В Тбилиси — нет. Мы там каждый шаг этого Вахтанга проверили. Шмотки заграничные он там продавал, браслет золотой продал, а штамп не заказывал. Это точно.
— Ну смотри... Что-то смущает меня старичок. И потом, что он даст нам, этот гравер?
— Сообщит, кто ему заказал печать.
— Мы и так уже знаем — один из пяти. Вообще в этом деле много странного. Почему, например, Мережковский занимал деньги? Для чего?
— Может быть, заказывал оборудование для изготовления фальшивых бланков?
— Но почему тогда он один? Судя по всему, Хуцишвили располагает средствами. Почему он не дал деньги на это оборудование? Столько неизвестных... И не гравер нам поможет узнать эти неизвестные, а пятерка наших молодчиков.
Всех пятерых начали допрашивать одновременно. Допрос вели Скрастиньш, Грутул, Аксенок и еще двое следователей по особо важным делам.
Курик поначалу возмущался. Скрастиньш молча смотрел на этого человека и видел, что под возмущением кроется страх.
— Вы знакомы с Альмой Игнатьевной Латвик?
— Кто это?
— Альма Латвик — ваша клиентка. Иногда вы ремонтируете ее машину.
— У меня не частная лавочка, а государственное учреждение.
— Тем не менее вы иногда выручали своих друзей.
— Я не знаю никакой Латвик.
— А с Вахтангом Хуцишвили знакомы?
— Нет.
— Но вас часто видели в пивном баре кафе «Росток».
— Мало ли с кем рядом можно оказаться в баре.
— Значит, вы незнакомы?
Курик молчал, всем своим видом выражая возмущение.
— Так знакомы или нет?
— Слушайте, — сказал Курик, — у вас будут неприятности. Я вам это гарантирую.
— Ничего. От неприятностей никто не застрахован. Вы не ответили на мой вопрос.
— Вы что, будете всех жителей Риги перечислять? Нет, не знаком.
— Но в ноябре вы вместе с ним летали в Тбилиси.
— Еще что вы мне припишете?
— В Тбилиси гостили у его брата. Было?
— А что из этого следует? Почему я должен вам рассказывать, с кем знаком, с кем не знаком? Какое ваше дело? Почему вы вмешиваетесь в мою личную жизнь?
Скрастиньш слушал его и думал: «Этот человек чувствует себя всесильным, потому что ему доверили руководство автохозяйством. У него в руках дефицитные запчасти, его приказам подчиняются опытные мастера. Он может кому-то сделать одолжение — отремонтировать вне очереди машину, и человек становится ему благодарным. Автосервис дефицитен, вот почему Курик, этот проходимец, чувствует себя неуязвимым. Он думает, что выйдет из прокуратуры, позвонит влиятельному человеку, который у него «одалживается», и тот прикажет Скрастиньшу не обижать бедного, отзывчивого Курика».