Следователи
Шрифт:
В двадцать три часа десять минут местная пожарная команда получила первое сообщение по телефону. Машины уже вырвались со двора, уже неслись по пустынным улицам, затянутым весенним ледком, а звонки все продолжались. Пожар был виден едва ли не со всех концов городка. Мечущиеся красноватые блики вызывали тревогу, и люди, в спешке набросив что-нибудь на плечи, выходили из домов: не перекинулось бы пламя через заборы, не побежал бы огонь по деревьям, не полетели бы искры на чердаки, набитые сеном. От жара парили, дымились ворота, таял снег, выгибались и умирали голые ветви деревьев. Когда прибыли пожарники, весь большой дом являл собой громадный костер, к которому и на десяток метров невозможно было подойти. Снег вокруг дома сошел, стек ручьями. Показалась жухлая, мертвая трава,
Но пожарникам удалось победить огонь. Вначале они через выгоревшие окна сумели закачать в дом пену, сбить и подавить пламя, лишив его нижнего жара, а потом залили водой крышу. На обожженном пороге среди осевшей пены и шипящих головешек пожарные увидели женщину. Она была еще жива. Ее осторожно вынесли из дома и положили в сторонке на доски. И только тогда в свете фар от машин увидели, что на голове у женщины рана. Она умерла в больнице, едва ее успели туда доставить. Слишком тяжелым оказалось ранение. Как ни странно, на женщине почти не было ожогов. Она лежала в коридоре у самого выхода, и пламя миновало ее, во всяком случае пожарные успели вовремя. Предположение напрашивалось само собой: женщина в панике ударилась головой о какой-то выступ, не смогла в дыму найти выход и потеряла сознание.
В подобных случаях положено вызывать следователя прокуратуры. В прокуратуре этого небольшого городка только один следователь — Галина Анатольевна Засыпкина. Фамилия у нее для следователя в самый раз: за шесть лет работы она с блеском и по всем статьям «засыпала» не одного преступника, считающего себя хитрым и предусмотрительным.
Галина Анатольевна приехала на пожар в половине двенадцатого. Сразу разобраться во всей сумятице — людские крики, шум моторов, сполохи фар, шипенье догорающих стропил, треск раскаленного шифера — было не так просто. Черный печальный дом с провалами окон представлял собой жутковатое зрелище. Кое-где еще вспыхивало пламя, стены поблескивали пепельно-черными чешуйками. В лужах воды плавали обгоревшие бумаги, одежда. Двор покрывали осколки битой посуды. Пар смешивался с дымом, и дышать было почти невозможно.
— Давно горит? — спросила Засыпкина у одной из женщин на улице.
— Да уж час, наверно, коли не больше. В доме загорелось, внутри... А что там у них стряслось — бог знает! Днем-то веселье шло — дым коромыслом!
— А кто эта женщина, которую вынесли из дома?
— Тут нешто узнаешь... Говорят, в кровище вся... Голова разбита... Ужас, просто ужас!
Галина Анатольевна, не подозревая ничего чрезвычайного, привычно опрашивала свидетелей, уточняла детали, пытаясь понять причину возгорания. И тут пожарные, войдя в дом по тлеющим еще головешкам, обнаружили полуобгоревшего мужчину. Потом еще одного. Потом еще. Всех вынесли на снег, положили в ряд. После таких находок тщательно осмотрели дом, заглянули во все комнаты, но больше никого не нашли. Четверо погибших, если считать и умершую в больнице женщину. Опознать их тогда не удалось. Да и позже, в спокойной обстановке, при ярком свете, сопоставляя многие данные, показания, детали одежды, установили наверняка, кто из них кто, не сразу и не просто.
Начало светать. Пожарные все еще бродили по дому, осматривая комнаты при сером, просачивающемся в пустые окна утреннем свете. Обнаружили много бутылок. Ни на одном горлышке пробки не было. Значит, все были открыты и выпиты. Причем бутылки нашли не в кладовке, не в сарае, не на террасе, а в комнате. Это многое проясняло, позволяло строить нехитрые предположения о случившемся.
Первая версия напрашивалась сама собой: все, кто находились в доме, крепко выпили, настолько крепко, что даже не смогли ничего сделать для собственного спасения, когда по неосторожности, по небрежности, по пьяной ли самоуверенности, сами того не желая, подожгли дом. Отопление печное, рядом дрова, опять же курево, газовые баллоны... В общем, дело нехитрое. Но эта версия продержалась недолго, до утра.
Надо ж такому случиться —
Здесь, на пожаре, с ночи был прокурор города Павел Михайлович Кокухин. Разворачивал работу начальник районного отделения внутренних дел Виктор Алексеевич Белоусов. Были срочно вызваны семь следователей прокуратуры из различных районов области — из них была составлена следственная группа под руководством Галины Анатольевны Засыпкиной.
И действительно, произошло нечто из ряда вон. Событие приняло совсем уж зловещий оттенок, когда обнаружилось, что четверо погибли не от огня.
А дом догорал, тлел до утра. Шипели в снегу головешки. Весенний ветер раскачивал обгоревшие ветви яблонь. Вытекали на улицу ручьи, и прохожие осторожно перешагивали через них, опасаясь увидеть красноватый оттенок в черной воде.
Праздники требуют жертв
Печальная закономерность: в праздники всякие невеселые истории случаются чаще, чем в обычные дни. С нагрузкой работает «скорая помощь», то и дело раздаются звонки в милицию, небо озаряется сполохами пожарищ.
Как выражаются ученые люди, кривая происшествий круто набирает высоту и уходит вверх.
Причин много. От праздников всегда чего-то ждешь, в праздники хочется расслабиться, повидаться с друзьями. Да и выпить в праздники хочется. А если и не хочется, то все равно приходится выпивать, чтобы не выглядеть белой вороной, чтобы и впредь приглашали к застолью. Да, к сожалению, выпивка сделалась формой общения. Многие становятся интересны друг другу и сами себе, лишь захмелев, слегка уйдя в сторону от своего привычного облика. Загораются глаза, появляются мнения, находится предмет спора, выясняется, что все не так уж и одинаковы: тот песенник, этот хвастун и плясун, а тот трепло, каких свет не видел...
Однако все это — в лучшем случае. Из некоторых же после стакана-другого неумолимо, как каша из колдовского горшка, вылезают злоба, зависть, ненависть. И хочется немедленно восстановить справедливость, доказать свою правоту, поставить кого-то на место. Вспоминаются обиды, унижения, насмешки. Невольно сжимаются кулаки, взгляд задерживается на острых и тяжелых предметах...
Девятое марта был день если и не праздничный, то и не совсем рабочий. Кривая происшествий, миновав пик, только начала медленно снижаться, приближаясь к среднему положению. И многочисленные службы, у которых представление о празднике складывается из количества задержанных, доставленных, допрошенных, отрезвленных, еще не перевели дух. Девятого марта был так называемый «козырный день» — вроде и не праздник в полном смысле слова, а так, день, который можно прогулять, если есть желание и есть на что выпить. Название пошло из местных деревень. В каждой из них свой праздник, связанный с давними обычаями и именем того или иного святого. И бывает нередко, что все деревни вокруг работают, а в этой — гульбище, козырный день.
Так вот, девятое марта для всех пострадавших оказалось козырным днем, а святой, которому они поклонялись, была червивка — дешевое крепленое вино местного производства, изготовленное из яблок далеко не самого высшего сорта, отчего и получило столь красноречивое название. Постепенно и другие вина такого же качества и убойной силы стали называть червивкой, находя в этом слове даже некоторое озорство и свободомыслие.
Итак, кто же пострадал? Вопрос не праздный. В первые часы следствия он был вообще единственным, поскольку пострадавших нашли в таком виде, что сразу установить их личности оказалось невозможным. Кроме того, первая версия о несчастном случае решительно отпала: судебно-медицинская экспертиза установила, что пострадавшие были убиты. До пожара. Ударами по голове твердым тяжелым предметом.