Следователи

Гусев Валерий Борисович

Разговор не придуман. Нашли этого парнишку. Его показания есть в деле — еще одно свидетельство результативности проведенной работы.

Неужели и этот разговор в автобусе — результат психологического шока? Нет. Был другой шок, продолжавшийся годами. До пожара жители городка даже не представляли, какой «шалун» живет среди них, какой «озорник» в модной одежке прогуливается по улицам. Авторитет отца, чопорность матери принимались за некое достоинство, распространявшееся и на сына. И не одно юное сердце вздрагивало завистливо: вот, мол, как молодые годы проводить надо! Да, вытрезвитель не относится к наиболее почитаемым учреждениям, и сама попытка Нефедова спасти дружка для многих в городке окрасилась

в романтически возвышенные тона. Прямо капитан Сорви-голова, никак не меньше. А он в ореоле хамства и неприкосновенности продолжал шествовать по улицам, шаловливый и улыбчивый.

«Ненавижу Потапова!»

Эти слова принадлежат Нефедову. Он так часто повторял их, и в столь неподходящих обстоятельствах, что слова запомнились многим.

— Ненавижу Потапова! — капризно кричал Нефедов, когда его в наручниках везли на место происшествия, к стенам обгоревшего дома, чтобы уточнить показания.

— Ненавижу Потапова! — выкрикивал он в кабинете Галины Анатольевны Засыпкиной, требуя, чтобы во время допроса не было Потапова, а если тот хотя бы заглянет в дверь, то он, Нефедов, не будет давать показания, откажется от тех, которые уже дал, и вообще такое сделает, что следователь Засыпкина очень пожалеет, если в кабинете хотя бы на минуту покажется ненавистное лицо зловредного Потапова.

А между тем у Потапова приятное лицо, в глазах светятся ум и ирония. Разговаривать с ним интересно, так как за каждым словом у него — знание своего дела.

Кто же такой Потапов, и чем он вызвал столь буйные чувства в душе Нефедова? Это сотрудник уголовного розыска. В его обязанности входит работа с несовершеннолетними.

У Николая Сергеевича Потапова мнение о Нефедове, о его умственных и общественных данных невысокое. «Он, конечно, был довольно заметной личностью в городе, — говорил Потапов, имея в виду не только рост своего подопечного. — Попадаются иногда подростки, которые твердо уверены в каких-то своих правах на особую жизнь, особое к себе отношение. Больше им, видите ли, положено, больше позволено. И всеми силами они эти права отстаивают».

Потапов знал о каждом шаге Нефедова, о каждом поступке, чем приводил того в бешенство. Николай Сергеевич прекрасно понимал, что произносить перед Нефедовым душеспасительные проповеди — значит смешить его, расписываться в полнейшей своей беспомощности. Он поступал иначе — вызывал Нефедова в кабинет и докладывал обо всем, что тот натворил за отчетный период. И тем самым безжалостно доказывал, что Нефедов — примитивный хулиган, в его поступках нет ничего, кроме подловатости и откровенной дури.

— Мелочное тщеславие — вот что стоит за каждым твоим шагом, — говорил Потапов. И доказывал, что дело обстоит именно так.

Естественно, когда в городе что-либо случалось, Потапов направлялся к Нефедовым. Средь бела дня. На виду у соседей. И все знали, кто идет, к кому и по какому поводу. Лидия Геннадиевна была вне себя от возмущения.

— Для некоторых слово «вытрезвитель» звучит несерьезно, а для меня это такое же государственное учреждение, как горисполком, милиция, общественная баня и так далее, — рассуждал Николай Сергеевич. — Он оскорбил меня тем, что осквернил государственное учреждение. Родители упрятали сынка в Рязанскую область? Хорошо. Я добился того, что очень уважаемый в городе папаша и очень уважающая себя мамаша взяли стекла, молоточек, гвоздики и пришли стеклить окна в вытрезвителе. Было очень забавно. Позволять куражиться над людьми, доказывать свое превосходство? Не-е-ет! Что стояло за всеми его выходками, я знаю — пренебрежение. И оно было продолжением тех чувств, которые переполняли его родителей.

Галина Анатольевна пообещала Нефедову, что Потапова на допросе не будет. Для пользы дела пообещала: уж очень этот

молодой человек был нервозным. И надо же такому случиться — как раз во время допроса в дверь заглянул Потапов, заглянул случайно, не зная даже, что идет допрос Нефедова. Заглянув, увидел, вошел... И... Ничего не произошло с Нефедовым. Никакой истерики. Присмирел, опустил глаза, зажал коленями ладони и сидел, уставясь в пол.

— Что? Доигрался? — не выдержал Потапов. — Всем доказал?

— Ненавижу Потапова! — пробормотал Нефедов, когда тот вышел.

— За что? — спросила Галина Анатольевна.

— Лезет куда надо и не надо, нос свой сует во все дыры! Ко мне пристал как банный лист. Больно усердия много!

— Это усердие называется отношением к делу.

— А! — махнул рукой Нефедов. — Знаем!

— Ты этого не можешь знать, потому что у тебя никогда не было своего дела.

— Как это не было? Я работал.

— Ты не работал. Ты числился.

— Сейчас все числятся.

— По себе меришь, — усмехнулась Засыпкина. — И потом, сам видишь, что не все... Потапов — живой пример.

— Выслуживается!

— Это тоже плохо? Ты вот числился, и что же мы имеем на сегодняшний день?

Допрос матери Нефедова получился примерно таким же. Лидия Геннадиевна без конца ссылалась на других людей, которые вроде ничуть не лучше ее сына, но вот надо же — от ответственности уходят. А Юрий мальчик и сам по себе красивый, и к хорошему постоянно стремится...

Когда Лидия Геннадиевна обнаружила дома окровавленную одежду, что, вы думаете, она с ней сделала? Сожгла? Выбросила на городскую свалку? Зарыла? Ничего подобного. Принялась чистить, застирывать, затирать, соскабливать чужую кровь с ботинок, штанов. Не выбрасывать же добро! Бабьим своим осторожным умом понимала, что нехорошо это, опасно, что улики это, но выбросить не смогла. И зеленый шарфик, на который тоже кровь брызнула, оставила, и полусапожки, и джинсы с вечными складками. Все это в целости нашли при первом же обыске. Эксперты подтвердили, что ворсинки на заборе и шарфик находятся в «родственных» отношениях, оттиск на влажном мартовском снегу совпал с подошвой полусапожек, а в складках джинсов обнаружились следы крови.

— Как же так? — укоризненно заметила Засыпкина. — Зачем вы все это сделали? Ведь следы-то все равно остаются, как ни стирай, как ни выпаривай.

— Ах, Галина Анатольевна, — вздохнула Нефедова, — вы же знаете, как я люблю чистоту! Ну не могла я держать в доме эти грязные вещи. Чистоплотность подвела.

— А сына вашего что подвело?

— Милиция загубила бедного мальчика...

— Милиция?! — удивился присутствовавший при обыске Потапов. — Чем же мы провинились перед вами?

— Попустительством! — отрезала Нефедова. — Слишком многое позволяли мальчику. Дали бы отпор с самого начала — глядишь, и образумился бы.

— А не вы ли бегали по всему городскому начальству, чтобы оградить его от милиции? А кто его отправил к тетке, чтобы, не дай бог, не привлекли к ответственности? А кто справки, характеристики, поручительства собирал?

— Я — мать! — с достоинством ответила Нефедова. — Я обязана была делать все это. А вы обязаны были, несмотря ни на что, делать свое дело. Вот так. Загубили мальчика, загубили! И нет вам моего прощения!

Потапову оставалось только руками развести.

Теперь, когда события уже позади, Лидия Геннадиевна тоже ненавидит Потапова. И Засыпкину терпеть не может. В упор не замечает их. А город-то небольшой, они часто встречаются. Нефедова проходит мимо, изо всех сил стараясь не ускорять шаг, проходит с каменным лицом и слезящимися от напряжения глазами: боится нечаянно взглянуть на своих недругов и выдать свою слабость, свою ненависть. Эти люди знают ей настоящую цену, и ни одежка, ни золото не введут их в заблуждение.