Слишком поздно
Шрифт:
Она глушит мотор и собирает из салона вещи.
– Два года назад. Он сюда всего раз наведался. Говорит, неуютно.
Ну еще бы.
– Значит, если я войду вместе с тобой, это никому странным не покажется?
Слоун качает головой.
– Думаю, здесь так привыкли видеть меня одну, что сотрудники максимум испытают любопытство. Подозрений ты у них не вызовешь, и Эйсе они ничего не доложат. Они его даже не знают. – Бросив ключи и телефон в сумочку, она впивается руками в руль. Смотрит прямо перед собой, на парковку. – Правда же,
Я убираю ей за ухо выбившуюся прядку. Хочется говорить слова утешения, дескать, у тебя есть я, но Слоун в этот момент предельно искренняя, как тут солгать? Она ведь даже не знает моего настоящего имени, и чем чаще я в такие мгновения вру, тем тяжелее будет ей простить меня, когда правда наконец откроется.
Правда чуть было не открылась уже сегодня. Богом клянусь, я порой сам удивляюсь, как меня приняли на эту работу. Хуже меня копа под прикрытием не найти. Ни дать ни взять Розовая Пантера.
Порой мне кажется, что, узнав от меня правду, Слоун как-нибудь справится и даже сумеет помочь. Но я не подвергну ее еще большей опасности.
Может, со временем ей удастся завоевать доверие Райана, и он сочтет, что посвятить ее в наши планы выгодно. Однако до тех пор лучше ей оставаться в неведении.
Слоун так и смотрит невидящим взором прямо перед собой. И тогда я ее обнимаю. Обняв меня в ответ и уткнувшись носом мне в шею, она вздыхает, а мне хочется, чтобы Эйса сгинул к чертям на обратном пути из казино.
Конечно, нехорошо так думать.
С другой стороны, как он не видит, что без него людям в его окружении станет легче?
Он садист и нарцисс. Живет в собственной реальности, не в силах разглядеть ничего за ее пределами.
– Объятия у тебя что надо, – говорит Слоун.
Я крепче прижимаю ее к себе.
– Наверное, тебя просто мало обнимали.
– Есть такое, – со вздохом признает Слоун.
Я не спешу отпускать ее, но тут она шепчет:
– Пятьдесят шесть королевских крабов съели шнурки за пасхальным ужином и через ноздри выкашляли радугу.
Я смеюсь и целую ее в макушку.
– С колесом от мотоцикла или глупой струной нелегальное масло не купишь.
Слоун улыбается и целует меня.
А большего мне и не нужно – только бы она улыбалась.
– Ты говоришь, Стивену Эйса не нравится, – припоминаю я в коридоре по пути в палату. – Но если твой брат ни с кем не общается, то как ты узнаешь, кого он любит, а кого нет?
По дороге Слоун рассказала о братишке и перечислила пять его диагнозов. Я ни одного не запомнил. Остается хотя бы попробовать в них разобраться.
– У нас с ним свой язык, – говорит Слоун. – Я, считай, растила его с младенчества. – Мы огибаем поворот, и она указывает вдаль по коридору. – Его палата вон там, в конце.
Вопросов стало еще больше, и я дергаю ее за руку, прося остановиться.
–
Слоун смотрит на меня и пожимает плечами.
– Делала то, что требовалось, Картер. Больше некому было.
Такие, как она, мне еще не встречались. Я целую Слоун. Мне хочется наслаждаться каждой минутой с ней наедине и вместе с тем подарить как можно больше тепла, в котором другие отказывают. Думал, мне хватит секунды-другой, однако со времени нашего первого поцелуя вдвоем остаться не удавалось, и поэтому, стоит нашим губам встретиться, как остальной мир словно исчезает.
Позади нас кто-то деликатно покашливает. Оказалось, мы стоим у двери одной из палат и мешаем войти туда медсестре. Слоун со смехом просит прощения, и мы убегаем прочь, к палате Стивена.
Слоун стучится и входит, я – следом. Обстановка поражает: я-то ожидал увидеть нечто вроде дома для престарелых или больничной палаты, а здесь прямо мини-апартаменты. Спальная зона, гостиная, кухонный уголок. Нет только плиты и микроволновки. Значит, еду себе Стивен не готовит.
Слоун проходит в гостиную и здоровается с братишкой. Я, чтобы им не мешать, остаюсь у порога.
Стивен сидит на диване и смотрит телевизор. Стоит ему обернуться, и я моментально замечаю сходство со Слоун: те же волосы, те же глаза.
Однако на лице Стивена нет ни одной эмоции. Он равнодушно возвращается к просмотру «ящика». Мне становится жалко Слоун: единственный ее любимый человек даже не в состоянии проявить ответные чувства. Неудивительно, что она чувствует себя одинокой как никто.
– Стивен, я хочу тебя кое с кем познакомить, – говорит она, указывая в мою сторону. – Это мой друг Картер. Мы с ним вместе учимся.
Стивен бросает на меня быстрый взгляд и снова утыкается в телик.
Слоун похлопывает по дивану рядом с собой, приглашает присесть. Я подхожу и сажусь, наблюдаю, как они с братом общаются. Слоун достает из сумочки разные штуковины: маникюрные ножницы, бумагу, ручку, газировку. Одновременно она рассказывает Стивену, как доехала, делится впечатлениями о новом пациенте из соседней палаты.
– Лед нужен? – предлагает она потом.
Стивен ничем не выдает того, что хотел бы льда, однако Слоун указывает в сторону кухонного уголка.
– Картер, не насыплешь ему в стакан? И еще, достань синюю соломинку из верхнего ящика слева.
Кивнув, направляюсь в кухню за льдом. Слоун в это время берет ручку и начинает что-то писать на листке бумаги, потом отдает его Стивену. Тот сразу же читает, быстро берет ручку и пишет ответ.
Так он умеет читать и писать? Слоун не говорила.
Набрав льда, возвращаюсь и отдаю стакан Слоун. Она заканчивает фразу, протягивает лист бумаги Стивену и наливает газировки. Стоит опустить в стакан соломинку, как Стивен хватает его и принимается пить. Он возвращает сестре лист, а она передает его мне. Сперва читаю то, что написала Слоун: