Снегурочка в беде
Шрифт:
Если уж так тяжело идти по колее, то и представить невозможно, какие же сугробы там, среди величественных колонн сосен!
Глаза привыкли к темноте, и я оглядывала окрестности, ежась и даже не стараясь избавиться от мысли, что мы с Мишей посторонние, лишние люди в этом белом-белом царстве метели и сурового, будто тоже изо льда сделанного сосняка.
Серое небо, похожее сейчас на густой взбитый йогурт, нависало над головой. Мельтешили снежинки, облепляя одежду, лицо. Мы продвигались вперед неторопливым темпом, я старалась ступать след в след за мужчиной, крепко держала
Да уж, привычка Миши молчать, когда особенно зол, и не попрекать чем-то уже содеянным и оставленным позади сыграла мне на руку.
А еще были приятны его терпение и твердость, с которыми он поддерживал меня, когда я спотыкалась или особенно сильно увязала. Я же в ответ старалась переставлять ноги быстрее.
Когда мы наконец нашли оптимальный темп передвижения, напряжение и адреналин слегка отпустили меня. Кажется, моего спутника тоже.
— Замерзла? — он чуть повернул ко мне голову.
— Наоборот, — откликнулась я. — Мне жарко!
И не соврала. Мороз, если верить синоптикам, был не больше десяти градусов, а от активного движения по снегу и преодоления непогоды я взмокла.
— Не вздумай расстегиваться.
— А сам-то. — Я отметила, что Воронов пару минут назад дернул молнию куртки вниз.
— Что дозволено Юпитеру… — не без сарказма ввернул он.
Я хохотнула:
— Я не бык!
— О нет, солнце! Ты раза в два упрямее…
Я предупреждающе двинула ему в плечо рукой с сумочкой. Послышался ехидный смешок.
— И в двести тысяч симпатичнее, — закончил этот провокатор.
Привычная для нас когда-то перебранка, обмен подначиваниями. Сейчас это не вызвало всполоха боли, не заставило отцепиться от мужчины, за которого держалась точно за соломинку, найденную в бушующем море. Нет, диалог успокоил, придал сил, вселил уверенность, напомнил: Миша как раз из такого сорта людей, которые нигде не пропадут. А если он не пропадет, то и я тоже.
Однако в следующий миг расслабленность слетела с меня так же быстро, как бахрома снега с потревоженной ветви.
— Слышишь? — Остановившись, я дернула мужчину за руку.
Мы оба замерли, прислушиваясь.
Пожалуй, впервые поняла, что тишина может быть такой… инородной. Человек, всю жизнь проживший в городе, просто не воспримет иначе отсутствие шума автомобильных двигателей, грохота автострад, звука людской речи, тихого топота ног прохожих, писка и пиликанья электронных устройств, резкого визга клаксонов и сирен.
Сейчас же, кроме постоянного, монотонного и какого-то густого гула ветра, словно бы застрявшего в верхушках деревьев, ничего не было. Хотя нет, было: сочный, будто выстрелы, треск.
— Это стволы трещат, — объяснил Воронов. Он направил свет фонарика сначала вправо, после влево, выискивая возможную опасность.
Искрящаяся белизна, исчерченная темными вертикалями толстых стволов.
Достав из сумочки свой мобильный, тоже включила фонарик, посветила позади нас.
— Я в этом не уверена, — ответила, изучив темноту, в которой терялся свет наших благ прогресса.
— Больше ничего трещать не может. — Миша пожал плечами. — Пойдем. Задерживаться нельзя. — Он потянул меня за собой, ухватив за руку.
Спрятав телефон, я последовала за мужчиной. Тревога не отпускала. Беспричинная, и оттого справиться с ней было вдвойне сложно. Страхи вернулись, закопошились в голове, пустили мурашки по коже: если деревья трещат, вдруг какое-нибудь сгнившее рухнет на нас? А вдруг Тимофей уже ушел из коттеджа и мы не успеем? Вдруг окажется…
— Мы будто в сказку попали, — голос Воронова вырвал меня из засасывающей трясины паники. — Кажется, будто за тем поворотом увидим костер, у которого собрались двенадцать месяцев. Помнится, они как раз перед Новым годом свои посиделки устраивают. Или, может, набредем на домик Госпожи Метелицы.
Восхищенно-насмешливый тон мужчины удивил меня. Подобной тяги к фантазерству прежде не замечала за ним. Куда делись его практичность и основательность?
— Скорее уж, домик злой ведьмы, — не разделила я настроения Миши. — Мы точно Гензель и Гретель: птицы слопали наши хлебные крошки, дороги назад не найти.
— Ерунда! Может, мы в «Звездный талерах». Помнишь, такую сказку? Вот-вот с неба золото посыплется.
И Воронов на миг задрал вверх голову, словно и правда ожидал, что с мутных серых небес вместо снежинок на нас польется дождь из золотых монет.
Необычный настрой мужчины уже вызывал недоумение.
— Миш, а ты в курсе, что на самом деле это сказка о смерти? — поинтересовалась, перехватив его руку поудобнее.
— С чего бы?
От долгого разговора и порывистых накатов непогоды я запыхалась, но продолжила, не без назидательности:
— Девочка отдала все, что у нее было: еду, одежду. И осталась в неглиже посреди леса. Зимой. На морозе. Как думаешь, что с ней, голодной и холодной, стало?
— Чудо?
— Смерть, — отрезала я, взглянув в лицо обернувшегося спутника. — Золото, что она увидела, это просто свет небес, куда ее сердобольные ангелы забрали. А концовку еще вспомни. Мол, она больше никогда и ни в чем не нуждалась. Такое возможно лишь на том свете.
Миша тихо рассмеялся. Мое дыхание окончательно сбилось, и я остановилась. Мужчина же, резко развернувшись ко мне, вдруг крепко обнял за талию, прижал к себе.
— Леська, иногда твой ум просто оружие массового поражения.
— А не ты ли меня десять минут назад блондинкой обозвал? — припомнила, уткнувшись носом в холодный ворот его куртки, выравнивая дыхание, блаженствуя.
— Теперь ты мстишь изящно? Так? — усмехнулся он.
— Именно.
Чуть отстранившись, Миша пристально вгляделся в мое лицо. Понимая, что снег сотворил с тщательно наведенной утром красотой, я поспешила спрятать его, уткнувшись в грудь мужчины. Так остро чувствовала твердость его мышц, тепло, запах сырости, смешанный с горьковато-сладкой частичкой родного парфюма.