Снегурочка в беде
Шрифт:
— Мы выберемся, — пообещал Воронов, прижимая меня к себе. — Наша сказка не страшная, а, по-моему, где-то даже смешная. Поучительная стопроцентно, — в его голосе звучала ирония.
Ошибается. Страшных сказок гораздо больше, чем поучительных. И почти в каждой действие происходит в лесу: «Морозко», «Красная шапочка»…
Воронов отпустил меня, повернулся, чтобы возобновить путь, но я, ошеломленная внезапной мыслью, не дала.
— Миша, — испуганно произнесла я, невидящим взором уставившись в его спину, парализованная, не в силах сделать
Мой спутник коротко и задорно рассмеялся, вновь разворачиваясь ко мне. Наклонился к самому лицу, успокаивающе обхватил руками плечи.
— Леська, их уже лет сто в этих местах не видели. Селяне, видишь ли, параноики, за свою скотинку так переживали, что, кажется, всех перестреляли.
— А вдруг не всех, — предположила, сглотнув. Карие глаза Миши засветились смехом и снисходительностью. С такими чувствами взрослый смотрит на любимое чадо, несущее глупости. — А вдруг… Вдруг здесь бешеные лисы есть?
Уголок рта Воронова дернулся в улыбке, он вновь крепко обнял меня, притянув к себе:
— Нет тут никого опасного, не переживай.
— А если… медведь-шатун… — Тревога не отпускала меня, страшные картины, в которых за каждым стволом прятался страшный зверь, заполонили мозг. Страх уже вышел на тот план, где сознание и воля, похоже, вовсе не действуют. — Или бешеный лось. Или…
Кажется, я оказалась близка к истерике.
— Миша, а если мы в капкан угодим, если…
Мой голос прервался. Я тряслась будто в ознобе, мертвой хваткой уцепившись за отвороты наполовину расстегнутой куртки мужчины, на широко распахнутых глазах выступили слезы.
Воронов быстро понял, что со мной творится. Скинув перчатку, он погладил теплой твердой рукой мою щеку, коснулся своим носом моего.
— Тсс. Здесь нет никого и ничего опасного, — повторил тихо.
— Верь мне. — И накрыл горячими губами мои.
Поцелуй был короткий, головокружительно сладкий, без подоплеки страсти или желания. Миша словно бы так сказал мне: все хорошо, я рядом, в обиду не дам, мы вместе и мы справимся.
Сердце споткнулось, из головы вылетели все страхи, мысли, решения. Осталась лишь ужалившая мысль: «Мало! Этого мало». Я задержала дыхание, сама потянулась к мужчине, глядевшего на меня горящими глазами, поцеловала, обняв его за шею.
Мы не переходили грань, наши губы двигались с осторожным напором, сдержанной, но все же выплескивающейся страстью, дыхание смешалось, обжигало. Я разомлела и возбудилась одновременно, притянула его еще ближе, не желая останавливаться, прекращать. И в следующий момент застонала бы, углубила бы поцелуй, если бы Миша сам не прервал это безумие.
Мы отстранились друг от друга, и я вернулась в действительность: в круговерть снегопада, торжественно ледяной и темный лес, в забирающийся под полы пальто, остужающий разгоряченное тело морозец. В глазах мужчины (бывшего, черт возьми!) видела торжество и удовлетворение, а внутри меня разливался холод ужаса. Уже не связанного с диким зверьем
Проклятие! Что же я наделала? Что такое на меня нашло? Какое-то затмение, умопомрачение…
Отрезвление сработало не хуже хлесткой пощечины. Если Воронов именно так решил предотвратить мою зарождающуюся истерику, то он замечательно преуспел!
Отшатнувшись, я чуть не свалилась в сугроб — шпильки вновь подвели, да и ноги не держали. Миша не дал мне упасть, снова прижал к себе.
— Отдохнула? Пришла в себя? — спросил с дьявольскими искорками в горячем взгляде, снова недвусмысленно потянулся к моим губам, выдохнул в них.
Сердце лихорадочно заколотилось, жар осел внизу живота, превратив мышцы в желе, а губы загорелись в предвкушении.
— Вполне, — выдавила я, отклоняясь назад.
— Леська, какая же ты все-таки красивая. — Он как-то сыто и довольно улыбнулся, отпустив мою талию, чтобы обхватить плечи. — Ресницы снегом все залеплены… Моя Снегурка.
Обжигающие губы Миши скользнули по щеке, приближаясь ко рту. Мне удалось вывернуться, отступить.
— Не вздумай, — я выставила вперед руку, подавляя дрожь желания, чувствуя, как в висках стучит горячая кровь. — Одного раза достаточно.
— Ты права. Пока достаточно, — согласился, прищурившись. — Пойдем, — развернулся, зашагал к коттеджу.
— Что значит «пока»? — Я, споткнувшись, последовала за ним. Меня потряхивало от наката адреналина, нервы будто наэлектризовались, натянувшись.
Воронов не спешил отвечать, вытянул руку, приглашая ухватиться за нее. Я же проигнорировала жест, сверля спину мужчины свирепым взглядом.
— Я хочу знать, что значит твое «пока достаточно»? Навсегда достаточно. Миша!
В ответ услышала короткий саркастичный смешок.
— Ты слышал меня, — настаивала я срывающимся голосом. Архиважным стало отвоевать хоть какую-то толику разумного, хоть как-то обезопасить себя.
Мужчина наконец остановился и повернулся ко мне. На лице снисходительная полуулыбка, взгляд уверенный и безмятежный.
— Лесь, ты же знаешь поговорку, что в одну реку дважды не входят?
Я, тяжело дыша, кивнула.
— Так вот. Мы с тобой не просто вошли. Вода уже до шеи доходит. Поэтому поговорки — это чушь и поэтому же «пока».
— Что? Нет, — я вцепилась в Воронова, собиравшегося продолжить путь. — Мы не вошли. И не войдем!
Миша перехватил мои руки, заключил их в свои.
— Леся, — мягко усмехнулся. — Если хочешь обсудить сейчас факты, то давай. Первый: и ты, и я до сих пор храним верность друг другу…
— Нет, я встречаюсь…
Воронов бесцеремонно накрыл мой рот пальцем, осуждающе покачав головой.
— Я уже предупреждал про твои три короба. Еще раз повторю: поищи для своего вранья другую тару. И потом, Лесь, я ведь не глуп, не слеп, наблюдал за тобой. У тебя никого не было, когда ты уходила от меня, и после тоже. Нет и сейчас.