Соблазнение в академии

Шарэль Ти

— Говори, — сдавленно произнесла я.

— Яном меня назвала мама, — мужчина говорил медленно, напряженно отслеживая мою реакцию, — а фамилию Градский я взял, когда ушел из рода. Я не был наследником, лишь старший сын боковой ветки рода Пермских. После смерти мамы отец не нашел ради чего жить и ушел следом. Я в это время уже учился.

Я только сейчас заметила, что сжимаю обеими руками чашку с отваром и сделала щедрый глоток. Кипяток обжег рот, прокатился пламенной волной по пищеводу и остался гореть где-то в желудке.

— После смерти отца Петр Демьянович,

мой двоюродный дядя и, как знаешь, глава рода, попытался заставить меня бросить учебу и заняться отцовскими землями. Я отказался. Уже тогда болел артефакторикой и не мыслил жизни без мастерской. Дядя пригрозил лишить меня наследства. А я решил не ждать и первым отказался от дворянства.

Я не задавала вопросов. Ян и так говорил, не останавливаясь.

— Мне хотелось доказать всем, что смогу все сам. И смог. Добился должности дворцового артефактора и графского титула. Вольна — это крупная область на границе владений дяди.

— Как ты оказался в театре? — каркнула я. Глотнула отвара и продолжила почти нормальным голосом. — Зачем?

— Я уже отвечал. И говорил правду. Почти всю. Мне скоро тридцать, государь требует обряда и наследника. Я перебрал кандидатуры, вспомнил про зеркало и решил, что убью двух кроликов одним камнем: получу подходящую жену и нужный артефакт.

Слово «подходящая» обидно хлестнуло по натянутым нервам.

— Это не объясняет зачем ты появился в театре, — произнесла я и порадовалась, что голос звучит спокойно и сухо.

— Хотел понравиться, — просто сказал Ян. И даже не улыбнулся.

— Ты изначально мог потребовать обряда у государя. Зачем было устраивать эти игры?

— Мне будь скучно, — произнес Ян неохотно. Так, словно дал себе обещание говорить правду, а теперь о нем жалеет. — И я думал, что это забавно — влюбить тебя в себя.

— Забавно, — эхом откликнулась я. И вдруг вспомнила про его любовницу. Догадка обожгла. — Ты играл со мной, а что ты обещал Аде? Ты ведь не планировал с ней расставаться, верно?

— Даже помолвочный обряд не оставил бы шанса для связи на стороне, — неохотно и обтекаемо сказал Ян.

— А до этого? Да ты отлично устроился!

Первое ошеломление прошло, понимание яростью застилало глаза.

«И в этого беса я умудрилась влюбиться?!»

— Я давно расстался с Адой, — сказал Ян, но я почти не слушала. В душе корчилось и искрилось незнакомое чувство. Если это и есть любовь, то спасибо, что не знала ее раньше.

Да и теперь не хочу!

— Василиса, Лисса! — Яну несколько раз пришлось позвать меня, прежде чем я смогла сосредоточить на нем свой мечущийся взгляд. И такие же беспокойные мысли. — Помни, что я не стал тебя неволить!

Я замерла:

— Что ты хочешь, Ян?

— Хочу, чтобы ты понимала. Я не буду заставлять тебя. И я сутками сидел в мастерской для того, чтобы никто, включая Черняхова и даже государя, не смог давить на тебя. Ловушки, если не остановят, то отодвинут войну. А там я придумаю что-нибудь еще.

— Действительно не собираешься заставлять, Ян? — я прищурилась. — Даже если выберу не тебя?

Демьян

стиснул зубы. Медленно кивнул.

— Я не буду тебя неволить, — произнес он четко и раздельно. — Но прошу не торопиться. Я люблю тебя. Да, вот так просто. И невероятно сложно. Дай мне шанс, я прошу!

— Мне нужно уйти. Отпусти, пожалуйста. Мне не хватает воздуха.

Демьян

Я поступил верно. Знаю это и даже испытываю облегчение, как если бы скинул с души защитный костюм. Тот самый — артефактный, что тяжелее бронного панциря.

Но Василиса ушла, практически сбежала, и это не может не тревожить.

Нужно дать ей время. Она растеряна и удивлена. Но при этом подавленной или уязвленной девушка не выглядела, а это главное. Значит, не побежит к своему белобрысому викингу. Понимаю это, но не могу избавиться от мыслей о них. Они целовались. Это точно. Ласкали друг друга? Бесы! Нельзя об этом думать. Это бессмысленно. И уже неважно. Главное, что сейчас Василиса свободна, а значит, я на верном пути.

Я рассказал все. Открыл душу, как потайной ларец, позволил разглядывать то, что внутри. Может и немного сказал, но другим я не говорил и пятой доли правды о себе. Конечно, Черняхов знал. Это его работа, и делает ее Юрий Михайлович вдумчиво и умело.

Единственное, о чем умолчал, это то, что не просто принадлежу к одному из главных родов державы, а являюсь ее наследником. Не стал рассказывать, потому что не собирался соглашаться с решением дяди. Из рода я уходил с грандиозным скандалом, и никого не волновало, что восемнадцатилетний парень остался без наследства и средств к существовпнию. А два года назад Петр Демьянович вдруг вспомнил обо мне. Когда понял, что другой наследник ему не светит.

Да бесы с ним. Все, что мне сейчас интересно — это куда побежала Василиса — к подругам или все-таки к своему блондину?

25-е Туманя.

25-е Туманя

Последняя седьмица осени традиционно была отдана экзаменам. И, пожалуй, в этом году я стала единственным человеком, кто искренне был рад погрузиться в учебники и не выныривать оттуда как можно дольше.

Впрочем, именно к этим экзаменам я практически не готовилась. Не хватало ни времени, ни возможности, ни сил. Даже вчера, когда сбежала из мастерской и оказалась одна в доме, к лекциям по анатомии и психологии одаренных так и не притронулась. Обнаружила оставленные для меня Любавой булочки и целый день понуро жевала выпечку, запивая остывшим малиновым отваром.

Так что мне очень повезло, что я вытащила билет с отличительными признаками одаренных. Это знали все.

— Первым и самым очевидным признаком одаренности является цвет радужки, — бойко начала я, когда пришло время подойти к кафедре. — Его можно увидеть сразу после рождения, даже у младенцев глаза явственно синие, в то время как обычные дети рождаются с серой радужкой.

Наставник Перков вяло кивнул и прикрыл рот ладонью. Экзамены начались еще до рассвета, но спать хотел только наставник, у остальных страх перед экзаменом быстро разогнал остатки сонливости.