Собрание стихотворений и поэм
Шрифт:
Достойный всех отличий, Себе он цену знал И с трепетной добычей Пред Шамилем предстал.
«Привез тебе армянку, И не в укор мне быль». Взглянул на полонянку И просветлел Шамиль.
Смотрел, чалмой повитый, Он, неба посреди, На лик ее открытый И вырез на груди.
Всей кровью возгорая, Не помня жен и ран: «Как эту птицу рая Зовут?» – спросил имам.
(«О, боже, как желанна! Подобных не видал!») «Она зовется Анна», – Ахбердилав сказал.
Чечни и Дагестана Прервал его имам:
Возлюбленной женою Она – иль ты не рад? – Мне будет под луною, Не Анна — Шуайнат.
Я веру не ославил Пред верою иной». И бороду оправил, Окрашенную хной.
И вспомнил, что в молитвах К всевышнему взывал Лишь об одном, чтоб в битвах Успех он даровал.
«О, боже, я, как воин, Омыл клинок в крови, И разве не достоин Я по сердцу любви?»
И грудь Ахбердилава Тревожно явь прожгла: Плененная им пава В плен Шамиля взяла.
И молвил, верный кручам, Ахбердилав лихой: «За пленницу получим Мы выкуп неплохой.
Ее родня богата. Пополним мы казну». «Я и за горы злата Любимой не верну!»
Вблизи речного гула Наиб сжигал мосты: «Она ведь дочь гяура, И правоверный – ты.
Мечетей вскормят груди Недобрый слух в горах». «В любви равны все люди, И милостив аллах».
«Мы оскорбим бесчестно И недругов своих: Ведь пленница – невеста, Есть у нее жених».
«Забыл простого нрава Ты истину одну: Засватавшего право Бьет тот, кто взял жену».
«Носить чадру красотка Не станет. Погляди, Нет возле подбородка Застежек на груди».
«Наиб мой приближенный, Не можешь ты не знать, Что сабле – обнаженной Случается бывать».
«Не спорь, мой похититель, – Сказала Анна вдруг, – Пусть горцев предводитель Объявит всем вокруг,
Что проливать не стану Слез над золой утрат. Пусть мир забудет Анну, Запомнив Шуайнат.
Я чтить, имам, готова Суровый твой закон. Сойду, лишь скажешь слово, Как сабля, в глубь ножон.
Я сделаюсь аваркой, К судьбе твоей припав…» И вскоре в схватке жаркой Погиб Ахбердилав.
И преклонил вершины, Мой Дагестан, не ты ль, Когда вблизи Медины Покинул мир Шамиль?
И посреди пустыни, Где багровел закат, Оплакан был в кручине Он верной Шуайнат…
К подножью гор мой поезд Летел через Моздок, И, к столику пристроясь, Писал я эту повесть, От вымысла далек. Неравный бой
Воюет со мною и спорит судьба. Ах, это бывает… Не надо скорбеть. Махмуд
Вошли твои слова в сердца и в души. Не знали горы слов таких досель. Гамзат Цадаса
I
Это было в Галицийском крае, Где в разгаре первой мировой Сталь свистела, воздух разрывая, И клубился смрад пороховой.
Это было на карпатских склонах, На дорогах, устремленных ввысь, Где кавказцы в эскадронах конных «Дикою дивизией»
В ней служил и дагестанский всадник, Выросший в седле и на скаку. Люди говорят, что первой саблей Был он признан у себя в полку.
Заломив аварскую папаху И надев черкеску в газырях, Этот горец, сам не знавший страха, Недругу внушал немалый страх.
Но его острейшее оружье Дополнял и добровольный груз. Был солдат с певучим словом дружен И берег испытанный кумуз!
Преданный походной этой лире, Создавал стихи свои Махмуд И мечтанья о любви и мире Смело выносил на общий суд.
Тронув струны, хорошел аварец, Вспыхивали зоркие глаза, И, на звон кумуза отзываясь, Рокотала дальняя гроза.
И при этом, словно черный пламень, Украшали горца неспроста Пышные усы, двумя снопами Осенив поющие уста.
Сам он родом был из Кахаб-Росо, А теперь, от отчих мест вдали, Воспевал и тот аул, где рос он, И селенье горное Бетли.
Сам он родом был из Кахаб-Росо, А посланья посвящал свои Мариам – бетлинке чернокосой, В обиходе попросту – Муи.
II
Пел Махмуд, и всадники внимали Слову друга, дрогнувшей струне: «Эту землю пламя обнимает, И душа моя в сплошном огне.
Кровь свою пролив на поле брани, Где грохочут лютые бои, Я еще ведь и тобою ранен, Пропадаю без тебя, Муи.
Понимаю, мы с тобой неровня. Твой отец – служака, богатей. Я, рожденный угольщиком скромным, Недостоин прелести твоей.
Хижина моя – неровня дому, Что построен для твоей семьи. Ты родней обещана другому, Я отвергнут, бедная Муи.
Ну а твой жених… Каким же слогом Мне обрисовать его дано? Кто он? Бык, родившийся безрогим, Иль петух, ощипанный давно?
Но пока, врагами ошельмован, Я скрывался в ближней стороне, Вышла ты за этого, другого… Где найду забвенье? На войне?
Я в атаках проявляю рвенье, Но воюю и с самим собой, Ибо я не нахожу забвенья, Продолжается неравный бой.
Безответны все мои посланья, И погашен свет в моем окне. Только старики на годекане, Как всегда, судачат обо мне.
Сплетницы, к источнику спускаясь, Перемыли косточки мои… Я стихом печальным откликаюсь, Все еще сгорая от любви.
Как поверить мне в твою жестокость, В лицемерье этих глаз и губ? Я отвергнут, предо мною – пропасть. Все стерплю я, ибо – однолюб!
Как сложилось… Мы с тобою ровня. Но – уж ты, Муи, не обессудь – В здешние соборы и часовни Я вхожу, чтоб на тебя взглянуть.
Здесь повсюду дева пресвятая – Символ первозданной чистоты. Росписью любуюсь, узнавая И твои прекрасные черты.
Знаю, мусульманину негоже К иноверцам заходить во храм, Но мадонна на тебя похожа, Имя у богинь одно и то же, Ведь Мария – это Мариам.