Собрание стихотворений и поэм
Шрифт:
Я готов оружье бросить в бездну, Я мечусь – подстреленный джейран. Исцеляюсь я от ран телесных, Погибаю от сердечных ран.
Изувечен муками такими, Я готов – опять не обессудь – Скакуна армейского покинуть, Пешим ходом устремиться в путь.
Снится мне – Бетли все ближе, ближе, Мнится мне, что я пришел домой, Снова луг высокогорный вижу И тебя, цветок альпийский мой.
Создавать поэму нелегко мне О моей и о твоей судьбе. Понимаю, мы с тобой неровня, Но опять все песни о тебе.
Мариам,
III
Так аварца посещала Муза, Струны стройно вторили словам. Пел Махмуд под перебор кумуза: «Земляки, теперь взываю к вам.
Вам не надоела эта бойня, Эта обоюдная резня? Есть и дали и дела достойней Для джигита и его коня.
Всадники, солдаты Дагестана! Дети ждут, не убраны хлеба. Ну а мы воюем непрестанно, Множим не потомство, а гроба.
Здешние поля и перевалы Мирною зимой белым-белы. Нынче снег набух от крови алой, Почернел от пепла и золы.
Обращаюсь к вам, сыны Кавказа, Обитатели иных краев. Пусть меня поймете вы не сразу, Свой напев я повторить готов.
Истина проста и неизменна – Кличут нас родные очаги. Обращаюсь к вам, солдаты Вены: Что делить нам? Разве мы – враги?
Братья, слову моему поверьте, Безнадежна эта крутоверть. Лишь любовь дарует нам бессмертье, А война повсюду сеет смерть».
Те, кто мог, переводили с ходу Строки дагестанского певца, Что доступны каждому народу И способны пробудить сердца.
Тут и вправду совершалось чудо. Примолкал губительный металл. Понимали русские Махмуда, К австро-венграм голос долетал.
IV
Хоть разноязычны, но не глухи – Многие постигли этот зов. …Но дошли о песнопевце слухи До высоких воинских чинов.
Тех, что, состоя при генерале, Хоронясь от стали и свинца, Подчиненных дружно призывали Драться до победного конца.
Шаркуны из тылового штаба Зашумели, проявляя прыть: «Этому смутьяну нам пора бы Трибуналом строго пригрозить».
…Офицер и четверо конвойных Суетливо ускоряли шаг. Но Махмуд прошествовал спокойно В белый генеральский особняк.
Он предстал перед чинами штаба, В чем-то схож с пружиною стальной. Сабля на боку, папаха набок, И кумуз у горца за спиной.
Он не дрогнул и при генерале, Не страшась допросов и улик. Лишь усы густые оттеняли, Чуть заметно, побледневший лик.
Штабники меж тем от мелкой дрожи Удержаться не могли никак. Генерал молчал, усатый – тоже, Бравая осанка, грудь в крестах.
Он шагнул к окну, откинул шторы, Дымные открылись небеса, Битвой перепаханные горы И полусожженные леса.
Изрекло начальство: «Погляди-ка. Это – фронт. Война идет кругом.
Патриоты храбро умирают За царя, за родину… А ты Разве не рожден в орлином крае? Разве не рожден для высоты?
Ты для боя создан от природы, Пламенем воинственным взращен. Но, увы, в семье не без урода. Ты нарушил воинский закон.
Ты обязан быть рубакой храбрым, Отчего же, как презренный трус, Всем внушаешь, что дороже сабли Твой туземный, как его… кумуз?
Ноешь и бренчишь… Но здесь не место Для таких кавказских серенад. Слух прошел, твои пустые песни Подрывают ратный дух солдат.
Говорят, за прелюбодеянье Ты бывал в своем селенье бит. Тем, кто изменил на поле брани, Кара пострашнее предстоит.
Ты теперь на фронте, не в ауле. Избиенье – это пустяки. Трибунал тебе присудит пулю За богопротивные стишки.
Пуля приготовлена… Однако Я в последний раз тебе даю Право искупить вину в атаке, Умереть не в сраме, а в бою».
V
Все на этом завершилось вроде, Но аварец в жуткой тишине Вдруг промолвил: «Ваше благородье, Разрешите оправдаться мне».
«Замолчать!» – осатанели стражи. Но остановил их генерал: «Отчего же?.. Пусть он сам расскажет, Как присягу воина попрал.
Это даже, знаете, забавно, Выслушать резоны дикаря…» И Махмуд свой новый бой неравный Начал, с высшим чином говоря:
«Ко всему готов я… Воля ваша. Я – солдат. Вы – полководец мой. Я не трус. Мне смертный час не страшен. Разрешите дать ответ прямой.
Зло и недоверие изведав, Доложить осмелюсь, ваша честь, Что наветы – спутники поэтов, Что моих завистников не счесть.
Не впервые устремляюсь в битву, Но всегда на линии огня Песня заменяет мне молитву, Очищает, грешного, меня.
Я рискую жизнью не впервые, Знаю все провинности мои. Люди молятся святой Марии, Я – своей возлюбленной Муи.
Верно, я рожден в краю орлином, Где в цене отвага и полет. Но любовь и мир – мои вершины, Лишь они превыше всех высот.
Вы могучи, ваше благородье, Все у вас – войска, чины и власть. Я – песчинка малая в народе, Призванная без вести пропасть.
Наши силы неравны, я знаю. Уж от века так заведено. Конь казенный, сабля фронтовая, Вот и все, что мне подчинено.
Есть у вас и бомбы, и снаряды, И неумолимый трибунал. У меня – кумуз. Иной отрады Я, пожалуй, в армии не знал.
Горы и долины вам подвластны, Наши судьбы, чаянья и сны. Я – певец любви моей несчастной, Мне подвластны только две струны.
Что могу я? Дом родной восславить И друзьям своим стихом помочь…» Генерал прервал его: «Отставить! – Распалился: – Уведите прочь!