Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1

Гомолицкий Лев Николаевич

III

Бал. Она: Вы грустны, мой печальный кавалер. Я: Вы легки точно ветер, легкий флер. Она: Что-нибудь мне шепните на ушко. Я: Не забудь то, что было – (далеко). Она: Что пройдет, – не вернется никогда. Я: Что пройдет, – уведет с собой года. Она: Что же, пусть. В этих мыслях только грусть. Трубы: страсти грусть отуманит серце пусть. Я: Где я вас видел раньше, столько раз? Она: В первый раз я сегодня вижу вас. Я: Право, нет: мне знаком румянца цвет. Она: Право, нет, – это ламп неверный свет. Трубы: Не забудь веселиться как-нибудь. Не забудь раз еще на жизнь взглянуть. Я: Звонкий смех так знаком, как говор птиц. Она: Звонкий смех так не редок у девиц. Я: Блеск речей, блеск загадочных очей... Она: Блеск речей здесь

царит среди гостей... Вы мрачны, Точно летняя гроза. Я: Вы легки, Как над речкой стрекоза. Трубы: Страсти грусть о-ту-ма-а-нит серце пусть... Я: Послушайте... Я вам хотел сказать два слова... Зачем искать всему названья... но жизнь печальна... и сурова... Она: Что это? Кажется, признанье? Я: Если хотите, да... Она: Постойте! Так неожиданно... Я: Простите, если я... Но стойте... мы будем ждать... И вот моя рука порукой... (целует ее руку) Она: Ах. Я: ...что будем мы друзья. Пройдем сюда, направо. ...Ах, мне так тяжко, грустно... Она (нежно): Право? Я: Нет, вам не трудно, если я лицо укрою – так – в коленях ваших, вздохну минуту... Мысли, где они? но разве мысли нам нужны? ...Ах, как нежны, как пальцы гибкие мне голо- ву ласкают! Вы – добрая... Мне хочется вот так, так на колени перед вами опуститься. ...нет, ничего: здесь полумрак... Минуту, миг один забыться!.. [полузакрыла влажные глаза и голову берет мою руками, и, глядя в красные уста, к ним на- клонилась] Я: А! Она (в испуге): Что с вами? Я: Узнал! Узнал! Так это Ты!? [вскакивает, хватается за лоб; потом вынимает платок и сла- бо улыбается] Простите... Мне померещилось... Она (слабо): Пожалуйста, воды.

73

17

Я видел сон волнующий и стран- ный, и голос мне звучал из ти- шины: он обещал в толпе вре- мен туманной, в толпе людей прекрасный лик жены. С тех пор, лишь встанет день златоволосый и станет росы в поле собирать, я ухожу ук- радкой на откосы, по облакам о жданной погадать. И лишь распустит ночь гус- тые косы, точь-в-точь как ночи прошлых долгих лет, снам задаю я странные вопросы: зачем жены обещанной все нет?

74

18

Уже с горящей высоты рук не протянешь уводящих – ты от- казалась дальше провести сре- ди снегов, над пропастью сколь- зящих. Ты, мне шептавшая: «спи, про- бужденный мной!», любимая, по- корная, святая! склонявшая в мир сказок золотой, звучавши- ми –, как отзвуки из рая. К груди которой к первой я при- ник, а серце миг свиданий то- ропило, которую мой трепетный язык порою звал печальным зовом: Мила. Сказавши Миле раз чуть слышно «да», ей сохранить себя хотел упрямо. И вот прошли не ночи... но года, а все могу смотреть в гла- за ей прямо.

75

19

Все обращаясь быстро на вос- ход, земля летит бесцельная вперед. Я – в прежнем мехе мед про- зрачный новый, я здесь сижу, я жду твоих шагов. Что ты не скажешь больше мне ни слова – я не слыхал дав- но... звучащих слов. Пойму ли я всю красоту мол- чанья, когда в тиши звучат его шаги и улетают быстрые желанья, и замыкают отзвук их – круги?.. Когда покой на лоб усталый дует, и посте- пенно в медленной груди смол- кает стук... Теперь ко мне приди, взгля- ни в глаза.

76

20

По лугам, по пустырям: разные травы от ветра мотаются, ка- чаются, дрожат, шевелятся. Ост- рые – шершавые пригибаются. Коварные – ползучие, точечки – сережки – кружевные дрожат, перепонки колючие та- тарника шевелятся. Разорвалось небо огненное, за- нялись руна облачков – бежит объятое пламенем стадо, клочки шерсти разлетаются горя – на луга, на покосы. Две слезинки – две звездочки копятся, загораются, стекают по матовой коже неба. Страсть у дня вся выпита, разжимаются руки сквозистые, руки – белые облачки; опадают вдоль лесов, вдоль покосов. «Травы! Росы! На пустыре, из колючих татарников не стыдно мне подглядывать ласки заре- вые земные-небесные. Мне обидно, жутко, з'aвидно. «Росы! Травы! мои следы целу- ете! Мне одиноко!» Кто-то ходит, кто-то плачет ночью. Моет руки в росах, моет, об- резая травами. Жалуется: «Никому больше не пришлось мое серце, никого боль- ше не видят мои глаза, никто больше не сожжет мое тело. «Травы! ваши цветы над зем- лею с ветрами шепчутся, всем открыты, названные, известные. «Не слыхали вы чего о Миле? моей ясной, теплой, единственной?» Шепчутся травы, качаются; с другими лугами, с хлебами переговариваются, советуются. Сосут молча землю, грозят паль- цами небу прозрачному. Думают, перешоптываются, сговариваются,

как сказать, как открыть истину, что давно могила выкопа- на, давно могила засыпана, ос- талось пространство малое, где доски прогнили – комочки зем- ли осыпаются от шагов чело- веческих, от громов небесных. "Eкнуло что-то в земле и от- кликнулось. Прошумела трава. Веют крылья – ветры доносятся. С пустыря через колючие заро- сли кличет мое серце предчув- ствие в дали ночные – глубокие. Свищет ветер в ложбину, как в дудочку, зазывает печали, развевает из памяти дни оди- нокие, высвистывает. Черной птицей несут крылья воздушные, вертят Мишу по полю – полю ночному – серому. Глазом озера смотрит ночь, ше- велит губами – лесами черны- ми. В ее гортани страшное сло- во шевелится: Xha-a-ah-xha-с-с-сме-ерь – Ахнула ночь, покатилась. Око ночи в озеро-лужицу прев- ратилось, пьяные губы ночные – – в лес. Очутился я под книгой небес, ее звездными страницами, где сосчитано истинное время, установлена единственная жизнь. Две слезинки навернулись. Звезды лучиками протянулись – – посыпались серебряным дождем. Весь пронизанный голубым све- том, весь осыпанный звездным снегом, стою я и вижу чудо нео- бычное: разбегаются холмистые леса, рас- крываются земные телеса, из могилы улыбается лицо – ми- лое, знакомое – неподвижной застывшей улыбкой...

77

21

Лечь на траву, отдать себя ласканьям – пусть облака скло- няют к лесу путь, пусть при- ближают медленным касаньем и поцелуем в дышащую грудь! Пусть пьют меня в медлитель- ном восторге поля зеленые и го- лубой простор. Последний крик язык тьмой исторгни, чтоб навсегда замол- кнуть с этих пор!

78

22

Звук облаков, когда они тол- пятся, сочатся звонким медлен- ным дождем – мне от него ни спать, ни отор- ваться моим несчастным несрав- ненным днем. Я слышу капель звучное паде- нье; я, как растенье, влагу жадно пью, дробящееся в каплях Отра- женье, как откровенье, в серце я коплю.

79

23

Я видел радугу, горящую цве- тами, когда в полях омытых дождь прошол. Я видел радугу плененными глазами, уставшими от вида рек и сел. И вдруг под нею вспыхнуло сия- нье до черных пашен – выгнутой дуги, и видел я: крылатые созданья там замыкали светлые круги. Не долетала песня их святая и перед ними не было меня: меня прон- зили краски дня, сгорая, и раст- ворили (воздух и земля).

80

24

Размеренно сгибаться и качаться, и видеть тело гибкое (свое)! По- том в реке так весело плес- каться, лежать на сонце жгучем хорошо. Меня качают целый день ка- чели: Ты их толкаешь сильною рукой. Мне целый день вчерашний птицы пели, простор к ногам катился золотой. Я отдыхал вчера от громкой песни, чужие песни слушал я вчера, и с каждым разом слаще и чу- десней становятся мне дни и вечера.

81

25

Над нами небо, небо под ногами, на грани их бесшумный чолн скользит. Два сонца смотрят яркими гла- зами, как облаками легкий челн повит. В том мире сказочном, в кото- рый мы попали, (тень двойни- ком дрожит в кругах весла). И мы летим в невидимые да- ли, как тонкая поющая стрела. Бьют крыльями дрожа вокруг стрекозы, плывет кувшинки сорванный цветок. Ленивые медлительные позы твер- жу сквозь сон, как заданный урок. Сюда выходят ветру отда- ваться, в воде плескаться толпы белых жон, когда на дне жем- чужины искрятся и зноем сонца город опьянен. Когда же мы проплыли хорово- ды, приветствуя в заре луны восход, зеленый остров, увенчав- ший воды, нам открывает свет- лый поворот. Там, обнажонные обвившись ви- ноградом, за облаком ползущим мы следим в своих мечтах и снах безмолвных рядом, пока наш день развеется как дым. И лишь когда плывут толпясь из дали навстречу лодки города дома, что в глубине прочли и угадали – рассказы наши слышит полутьма. Он поверяет мне: «Я плыл недавно и к острову зеленому при- плыл. На острове так было ночью славно, что у него я челн оста- новил. У ног ветлы я сел тогда устало; на блик зари, на лик лу- ны смотрел; и все в ином казаться свете стало, иной струной мне вечер зазвенел. «Луна застывшая зарей неопа- лима, высокий берег в мертвых ласках дня... как мыльный ра- дужный пузырь, поплыло мимо, что окружало в этот час меня. И вот играя синими цветами, он лопнул – этот шар, плывущий вдаль, и скрылся мир с бесцветными но- чами, с лучами дней несущими печаль... И было время мира быс- тротечно, когда очнулся я шум- ливым днем. Я был готов там оставаться вечно, на острове (зе- леном) и пустом. Я красок дня еще теперь не вижу (мои глаза еще оскоплены), и если был когда я к счастью ближе, так это в те безвестные часы»... И он вонзил весло во дно речное; покорный чолн бесшумно нас ка- чал. С движеньем каждым к нам лицо ночное неотвратимо город приближал.