Сочинения

Луцкий Семен Абрамович

«Мы здесь на свободе…» [172]

Мы здесь на свободе, Весь день в огороде Сидим и жуем… Мы живы, здоровы, Жуем, как коровы, Живем и жуем Зеленую травку (Нам всем на поправку), Томаты, шпинаты, Морковку, салаты И целые миски Прохладной редиски… Здесь лечатся раны И сердца, и тела: Югурты стаканы — И боль улетела… Так, строго (по Торе!), Живя на просторе В зеленом озоне, В кашерном законе Мы силы черпаем И горя не знаем… Лишь ночью — порою — Средь душного лета Нам снится (не скрою!) Трефная котлета… 28. VII <19>48

172

Мы здесь на свободе. Написано в форме письма к дочери, вероятно, из Виттеля (см. прим. 206), где Луцкий в это время отдыхал и лечился. В конце стихов приписка: «Меа culpa! <грешен>.

Тора (дословно «учение», «теория», «свод законов») — Пятикнижие Моисеево. Кашерный закон — дозволенность или недозволенность пищи для еврея. Трефная котлета — т. е. некашерная.

Именинный автопортрет («Я сегодня в ранний час…») [173]

Я сегодня в ранний час Очень разоделся И, как будто в первый раз, В зеркало вгляделся. Вот стоит передо мной Беспричинно чинно С полнолысой головой Юноша-мужчина. Посеребренный висок, А глаза — ребячьи, Лоб по-мудрому высок, А восторг — телячий. Под усами тихий рот, Ласкова улыбка, А внутри — наоборот Как-то очень зыбко… Что-то тонкое зовет, Тянет-недотянет, То срывается в полет, То бессильно вянет. Что же делать? Я такой И иным не стану — Пой ли песни или вой — Не залечишь рану… Впрочем, лучше песни петь, Воют только звери, Лучше двери запереть И писать о Пери… 5. IX <19>55

173

Именинный автопортрет. Пери — в персидской мифологии прекрасная фея в образе крылатой женщины, охраняющая людей от злых духов.

Ante Venezia («Прощай, прощай, Гельвеция…») [174]

Прощай, прощай, Гельвеция, Долой туман и холод! Да здравствует Венеция, Где каждый будет молод! Привет тебе, жемчужина, Восьмое чудо в мире, Стихов, примерно, дюжина Уже звучит на лире! О, tanto di piacere Di far, di far la sua, La sua conoscenza, Venezia! (ma doue) O, bella, o, bellissima, О molto, molto bella! — Ну, разве это мыслимо, Чтобы душа так пела! Мы по Canale Grande Плывем на vaporetto… — Pourtant, je me demande, Бывает ли здесь лето? О, credo di piovere — Мы раскрываем зонты… Одно спасенье — вера, Но темны горизонты… И вдруг — все стало ярко Над Ponte di Sospiri, Над Piazza di San Marco, И новый звук на лире… О, sole, mio sole! (Божественно красиво!) И черная гондола Плывет неторопливо. Potrebbe, gondoliere, Mi canto serenada — Ведь люди мы, не звери, И музыки нам надо… Palazzo di marmore И с Campanile звоны… Ну, gondoliere, — в море Вези нас без препоны! И мы плывем на Lido, На Lido, но без Лиды — В нас горе и обида За то, что мы без Лиды… На этом прекращаю До времени поэму, Но свято обещаю Писать на эту тему… Wengen, 23. VIII <19>65

174

Ante Venezia. См. в письме Луцкого В. Л. Андрееву от 24 июля 1965 г, о желании посетить Венецию. Редкий пример в творчестве Луцкого «макаронического» стихотворения, в котором представлены три языка: русский, итальянский и французский (итальянским языком Луцкий почти не владел и использовал его в данном случае с шутливой целью). Гельвеция (Helvetia) — латинское название Швейцарии. О, tanto di piacere/ Difar, difar la sua,/ La sua conoscenza,/ Venezia! (ma doue) — О какое наслаждение с тобой познакомиться, Венеция (моя восхитительная) (итал., франц). О, bella, о, bellissima./ О molto, molto bella! — О, прекрасная, прекраснейшая, наипрекрасная! (итал.). Canal Grande — Большой канал, протянувшийся на 3,5 км через весь город. Vaporetto — речной катер (итал.). Pourtant, je те demande — «Но я себя спрашиваю» (франц.). О, credo di piovere — Кажется, собирается дождь (итал.). Ponte di Sospiri — Мост Вздохов. Piazza di San Marco — Площадь св. Марка О, sole, mio sole! — «О, солнце, мое солнце!» (итал.). Potrebbe, gondolierej,/ Mi canto serenada — Мог бы ты, гондольер, пропеть мне серенаду (итал.). Palazzo di marmore — Мраморный дворец. Campanile — венецианская 100 метровая колокольня, построенная как точная копия старой, рухнувшей в 1902 г. Lido — остров вблизи Венеции. Лида — парижская знакомая Луцких, собиравшаяся также посетить Венецию, но по каким-то причинам отменившая поездку.

Эпиграмма на самого себя [175]

Не трогайте его. Он занят. Он творит. Он Музе говорит, и Муза отвечает… А он, нахмурившись, затворником сидит И крестословицу внимательно решает. 1966

Похороны («В рядах последних говорят…») [176]

175

Эпиграмма на самого себя. В другом варианте Вдохновение с третьей строчкой: «А. он, задумавшись, губами шевелит». Луцкий отправил ее в письме В.Л. Андрееву от 23 сентября 1971 г.

176

Похороны. Ср. Я видел свое погребенье (1859) К. Случевского, с которым текст Луцкого роднят некоторые образно-лексические детали (первая часть в следующих параллелях принадлежит Луцкому вторая — Случевскому): «Посередине чуть грустят/ О человеческой природе» «Как в нас непонятна природа!«, «А впереди у черных дрог,/ Красиво убранных цветами» — «Жена <…> крепом красиво накрывшись»,

«Со всех путей, со всех дорог <…>/ Собрались те» — «И гости съезжались».

В рядах последних говорят Негромко, правда, о погоде, Посередине чуть грустят О человеческой природе. А впереди у черных дрог, Красиво убранных цветами, Со всех путей, со всех дорог, Земли не чуя под ногами, Собрались те, кому он был Так мил, полезен и приятен, Оратор, берегя свой пыл: «Вся жизнь его была без пятен». И льются горькие слова Привычно и неторопливо, И плачет жалкая вдова, Что с ним была несправедлива. «Ах, если б думала, что в век Судьба разлуку нам предпишет»… Ох, радость знать, что человек Тот ничего теперь не слышит.

Веселый могильщик

Напевая, роет яму, Рой пугая комариный… Скоро дочь выходит замуж, Эх ты, водочка-малина! Хороша земля лопате, В хороводе пташки скачут… Справил новое ей платье Да приданое в придачу. Чисто выметена хата, А к обеду будет заяц… Ничего, что дочь горбата, А жених ее хромает… Клочья глины так и скачут, Что комаринский танцуют, Ничего, что где-то плачут, О покойничке горюют. Завтра, верно, погребенье, Да не наше это дело… В баню что ли в воскресенье — Вся рубаха пропотела. И уходит, напевая, Волоча свою лопату… Эх ты, дочка дорогая, Любят и тебя, горбату…

Кармен-Клеопатра-Суламит(«Я помню о Берлине…») [177]

Я помню о Берлине, И в сердце ноет боль, — Спою на мандолине, Люблю тебя я сколь… Глаза твои — маслины, И волосы, как смоль, — Сильнее нафталина Души изводят моль… Под складками мантильки, Скажи, Кармен, в лесу Зачем теряешь шпильки И пудра на носу?.. Царица Клеопатра, Прости, ведь я не груб, Мила ты средь театра С «гвоздикою» у губ… Печаль моя изжита, Любовь моя, как звон, Ты вся, как Суламита, А я, как Соломон.

177

Кармен-Клеопатра-Суламит. Вверху над стихотворением рукой Луцкого написано: «А теперь шутки-насмешки, которые Люсик любит» (Люсик — Сильвия Луцкая, жена поэта, которой и посвящен шутливый экспромт). Под стихотворением приписка: «На мотив „Разлука ты, разлука…”».

Петух (бред)[Шуточная поэма] [178]

I

Я живу в невысокой стране, Где не борются ночи со днями, В опрокинутой чаше, на дне, В синеве, в пустоте, словно в яме… Птицы ползают здесь по земле, Змеи звонко по небу летают, Светят черные солнца во мгле, Теневыми лучами играют. И пастух кривоногий, слепой Гонит по полю дикое стадо — Люди шествуют вниз головой, И походки иной им не надо…

178

Петух (бред). Впервые: «Из творческого наследия Семена Абрамовича Луцкого». Публикация, вступление и примечания Олега Ласунского, ЕКРЗ V, стр. 80–86. Отправляя поэму дочери, Луцкий писал (письмо от 5 декабря 1972 г.): «Посылаю тебе моего так мне надоевшего сумасшедшего Петуха. Чем больше я его читаю, тем более я сам его перестаю понимать…

Вероятно, я написал его в каком-то бредовом состоянии, но ничего не могу и не хочу переменить.

Делай с ним, что хочешь, но я буду удивлен, если его в каком-нибудь журнале напечатают… Впрочем, сейчас сумасшествие во всем искусстве и любителям «заумной» поэзии он, может быть, понравится. Сейчас ведь в моде «абстрактное» искусство…».

II

Мы вышиты цветами На темном полотне, Мы прорастаем снами Души больной на дне. Мы бурые букашки На грубом полотне Смирительной рубашки Затянутой на мне… И музыка немая Как облако летит, Но, музыке внимая, Земля глухая спит. В устойчивом порядке, Как в обморочных снах, Покачиваясь сладко На китовых хребтах…

III

Я живу в темно-красной земле, Я зерно — и не знаю откуда… О, как сладостно лопнуть во мгле, Протянуться в зеленое чудо! О, как страшен мучительный рост В вышину, в глубину, бесконечно, Чтоб двубортную бездну, как мост Связью нежною связывать вечно!..

IV

Из сонного рая До смрадного ада, Дороги не зная — Дороги не надо — Свирепая сила (Не тайна ли мира?) Зерно прокатила По зыби эфира. Зерно прозвенело Сквозь море и сушу… О, темное тело, Прими мою душу… О, ангел, мне больно, О, демон, мне сладко Жить в небе подпольном Огромной загадкой… Я — озеро в гроте В лесу сталактитов, Я — рог на охоте Слепых троглодитов… ………………………………. И музыка немая Опять летит, летит… Не муза ли Синая Со мною говорит?