Солдаты
Шрифт:
еще внимательнее, с каким-то беспокойным любопытством рассматривал командира
и только теперь увидел, как был красив их лейтенант.
– - Не хочу я быть
канцеляристом.
– - Почему?
– - Марченко соскочил с подоконника, мягкой походкой старого
разведчика приблизился к высокому сутуловатому солдату.
– - Почему?
– - Хочу воевать.
– - Воевать всем хочется, -- заметил недовольный Марченко. -- А мне
писарь нужен.
– - Помолчав, он примирительно
порекомендовать?
– - Не знаю, товарищ лейтенант. Вряд ли кто захочет стать писарем.
Особенно сейчас, когда готовится такое...
– - Знаю. Ну что ж, идите!
На улице шел дождь. Крупные, как картечины, капли подпрыгивали на
дороге, косо резали горькие лопухи. Солнце еще не было закрыто тучами, и
оттого дождь казался совсем нестрашным. Не хотелось прятаться от него,
бежать под крышу. С востока, описав тысячемильную дугу, шагнул до самого
дальнего запада спектр огромной радуги.
Аким остановился посреди улицы и невольно залюбовался ею. Всматриваясь
в небо, он различал большие косяки наших бомбардировщиков. Они летели на
одном уровне с вершиной радуги, купаясь и поблескивая дюралюминием в ее
неповторимом разноцвете. Зрелище это потрясло Акима. Он зачарованно смотрел
на радугу, не слышал даже, как подошел к нему Ванин.
– - Что ты, Аким, стоишь тут, как татарский мулла?
Аким вздрогнул и оглянулся.
– - Ты только посмотри, Семен!
– - Акиму вдруг захотелось схватить Сеньку
на руки и поднять высоко-высоко над своей головой, как, бывало, поднимал он
маленьких хлопцев в дни праздничных парадов в Харькове.
– - Перестань, Аким, что ты делаешь?
– - вырвался Ванин.
– - Боже мой, как хорошо!.. Какая изумительная игра электричества,
воздуха и влаги!..
– - воскликнул Аким.
И, не отрывая своего взгляда от полыхавшей радуги, он вдруг стал с
увлечением и подробно рассказывать Сеньке, что такое радуга и как образуется
спектр. Удивленный Ванин смотрел на разрумянившееся лицо Акима и молчал. Но
когда Аким наконец тоже замолчал, Сенька все же заметил:
– - Очень даже хорошо. Но зачем все это я должен знать?
– - Э, Семен, знать все, решительно все нужно знать!
– - быстро ответил
Аким и с грустной задумчивостью добавил: -- Жаль, что это не под силу одному
человеку. А знать нужно все, -- горячо повторил он и вдруг вспомнил: --
Когда мы были в генеральском блиндаже, я видел там много-много книг. И среди
них -- какая бы ты думал? Астрономия! Зачем бы генералу астрономия? А вот
изучает человек. Эх, Семен, какая это могучая сила -- знание!..
– - Что
лейтенант вызывал?
Сенька знал, что Аким был у командира, и это его беспокоило.
– - Ну скажи, Аким, что тебе говорил наш лейтенант?
– - Писарем меня хочет сделать.
– - И ты согласился?
Аким улыбнулся.
– - А почему бы и нет?
– - Да ты, я вижу, совсем свихнулся!
– - Почему же, нисколько. Местечко теплое, не пыльное. Сверху не капает.
Помнишь, ты и сам мне говорил, что писарь из меня выйдет в самый раз,
мол-де, и почерк у меня недурной, и в грамматике я силен. Вот я и послушался
твоего совета.
– - Так я же шутил!
– - в отчаянии воскликнул Сенька.
– - А ты не шути в другой раз.
– - Нет, Аким, ты врешь. Быть канцелярской крысой старому разведчику --
это же безумство!
– - "Безумству храбрых поем мы славу!"
– - Какая же тут, к черту, храбрость -- в писаря!
– - А наградные листы кто на тебя будет составлять?
– - Найдутся и без тебя составители. Нет, если ты только уйдешь в
писаря, переметнусь к "катюшникам", вот провалиться мне на этом месте!
В юношески взволнованном, звонком и порывистом голосе Сеньки было
столько искренней и чистой преданности, что Аким невольно ощутил к нему
прилив братской нежности.
– - Чудак ты, -- обхватил он Сеньку за плечо.
– - Так вот я и соглашусь
пойти в писаря. Что мне, жизнь надоела?
И друзья засмеялись. О тяжелом ночном разговоре там, под дубом, они
словно забыли совсем.
С юга подоспели темные грозовые тучи. Сталкиваясь и наплывая одна на
другую, они потрясали землю и темный небосвод сухими оглушающими раскатами
грома. Поминутно вспыхивали и скакали по всему горизонту ломаные стрелы
молний.
Земля, вздыхая могучей грудью, проглатывала бурные потоки воды,
низвергаемые щедрым небом. Молодая яблонька, уцелевшая в палисаднике
разрушенного снарядом дома, склоняла долу свою зеленокудрую голову, купаясь
в мягкой дождевой воде. Ее недозрелые плоды подставляли под душевые струи
дождя свои розовеющие бока; стоя под дождем, разведчики любовались этой
яблонькой, как первым проявлением всесильной жизни в маленьком, умерщвленном
войной селении.
– - Пройдет годок-другой, и опять яблони зацветут рядом с новыми домами,
– - вполголоса проговорил Аким и предложил: -- Пробежим по дождю?
– - Давай!
– - согласился Ванин, сверкнув озорными глазами.
Взявшись за руки, они понеслись вдоль улицы.