Сотая бусина
Шрифт:
– ... низшие уровни, - покачала я головой.
– Райская яблоня, с которой Адам, сын божий, вкусил запретный плод - верхушка Древа жизни?
– осторожно уточнил Ветран.
– Оно самое... А вообще, вы знаете, как интересно видоизменяются религиозные основы?
– обвел нас насмешливым взглядом оттаявший умник.
– Вот взять, например, такую глубоко верующую страну, как Бередня. Так там еще со времен нашей общей прародины существует обычай: мужчина, желающий связать свою судьбу с девушкой, просто кидает в нее яблоком...
– В Бередне, значит?
–
– Ну ладно. Не буду вам больше мешать, - и направилась обратно к своим разложенным на столе толмутам. Потом честно попыталась сосредоточиться, начав, по привычке бубнить себе под нос.
– Та-ак... Баланс... Теплая вода - полторы унции(4), теперь масла...
– Ну, с Древом жизни мне теперь, более-менее понятно, Зигмунд. А вот...
– Масла: оливковое - две унции... Ага, это норма. Дальше...
– Притчи? Вы хотите послушать одну из них?..
– О, нет. Только не это. Ладно бы на стуле... Так ведь грохнется с него на больное плечо... Масла... Касторовое - пол унции. Ага. Здесь можно и...
– Да я уже на несколько дней вперед у вас отоспался. Так что...
– Ну-ну, слыхали мы таких оптимистов за семь то лет... Та-ак, а что, если измельченной лаванды убавить, а...
– Жила на одном затерянном в пограничных лесах озере лебедица. Выросла она без родителей, которых пристрелили из своих арбалетов охотники...
– Мать моя, Ибельмания... Начинается... А что, если лавандового эфира...Сколько его там?..
– И так они с этим беркутенком подружились, что не разлучались ни днем ни ночью, а когда прошел год, пролетала на зимовку мимо стая уток и остановились они на ночевку на этом озере. А, увидя такую странную пару, начали убеждать лебедицу: 'Ты что это со своим исконным врагом дружишь? И не боишься, что он тебя растерзает, и перья твои белые по всей водной глади будут на волнах качаться?' 'А почему он должен меня растерзать?', - удивленно ответила им молодая лебедь. 'Да потому что он - хищник', - громко закрякали утки, наставляя ее на путь истинный, - 'Разве ты не знала, что он - страшный беркут?'. 'Не-ет', - ответила лебедица и уже с опаской посмотрела на черную приближающуюся в небе точку...
– Беркутенки, лебеденки, соловьенки... Любитель птичек... Нет, надо собираться с мыслями, - решительно прихлопнула я уши ладонями и углубилась в унции и пропорции... А когда, решила почесать одной из них кончик носа, услышала уже обязательную итоговую мораль:
– ... Потому что надо смотреть в душу другого, а не на то, какого размера у него когти и что едят на обед его родители. Ибо надежнее стен высоких разделяют нас наши вековые предубеждения...
– Хр-р-р...
– Ну, надо же. Прямо сидя уснул... Зеня, - прошептала я, перевесившись через перила вниз.
– Мастер художественного слова. Ну и что нам теперь с ним делать?
– Наверное, уложить по удобнее, - спокойно изрек умник.
– Ага. А вдруг, он опять до утра проспит?
– Ну и что теперь? На моем же диване, не на твоей постели? У нас еще столько неосвещенных вопросов осталось.
– Знаешь, что, Зигмунд, - возмущенно скривилась я.
– У нас, между прочим, осадное положение. А в доме уже второй день малознакомый мужик обитается. Ты головой то своей ученой хоть иногда думаешь?
– А ты чем думала, когда его без своего просвечивания за порог пустила?
– ответно оскалился на меня кот.
– Я?.. Ну, тогда все как-то, само собой получилось.
– А теперь что - по злому умыслу? Тем более, он еще... недолеченный, - со вздохом закончил умник и, мотнув хвостом, направился к своей законной чашке со сметаной...
– Ну, надо же, какая сострадательность, - провожая кота гневным взглядом, чуть не вывалилась я через перила.
– А, знаешь что. Тогда и карауль его еще и сегодня. А я - в свою избушку. Все равно здесь работать невозможно.
– Стась.
– Что еще?
– На ужин у нас что? То есть у вас? Его ж покормить надо.
– А вместе сметаны... налакаетесь, - грозно насупилась я, решив, однако, долго у себя не задерживаться...
К ужину, не смотря на мои недобрые прогнозы, больной проснулся. Как раз к мясному холоднику(5). Зигмунд, разве что между ног у него восьмерками не ходил, наподобие балаганного артиста. Я же - тихо злилась, удивляясь на это самой себе. И дело здесь было даже не в том, что Ветран упорно скрывал свое боевое прошлое, которое никак не вязалось у меня в голове с тихой музейной жизнью, но и в чем-то другом. Для самой меня еще непонятном. Просто злилась и все, мечтая поскорее от этого человека избавиться. Как будто он, всем своим видом, голосом и глазами, особенно глазами, постоянно принуждает меня вспомнить что-то, одновременно и тягостное и притягательное...
– Послушайте, вы можете расслабиться, наконец? Мне нужно нормально осмотреть вашу рану.
– Я стараюсь, - со страдальческим вздохом и отвернутой в сторону головой буркнул больной.
– Значит, плохо стараетесь... Все. С меня хватит...
– подскочила я со стула и направилась к умывальнику. Потом резко остановилась и развернулась к натягивающему на плечо рубашку мужчине.
– Скажите, Ветран, к вам что, никогда женщина не прикасалась?
– Что?..
– Или, может, лично я вам так не приятна?
– Да с чего вы взяли?
– набычился на меня музейщик.
– Да с того, что вы напряжены, как Бобик в дозоре, лицо от меня воротите и вздрагиваете всякий раз, как только я до вас дотрагиваюсь. Достаточно причин?
– Анастэйс, не то и не другое. Простите, если я вас обидел. Я не хотел.
– Не хотели? Интересно, как тогда у вас получается, когда вы этого хотите?.. А впрочем, - мотнула я головой, будто отгоняя лишние совсем слова.
– рада сообщить - рана ваша в повязках больше не нуждается. Все. Дальше без меня, - да... пожалуй, так хлопать дверью было перебором. Потому что это уже не тихая злость, а открытая неприязнь получается.
– Ну и пусть. Может, так быстрее уйдет...