Сотая бусина
Шрифт:
И он, действительно ушел. Прямо в сиреневые, как моя измельченная лаванда сумерки, провожаемый до калитки поникшим философом, оставшимся до утра без 'достойного' собеседника. Зато я заметно успокоилась. И даже ночью смогла добиться нужного баланса в новом - лавандово-солевом мыле. Ну, разве не в этом радость жизни?.. Хотя, есть еще две бусины. И странная тишина вокруг, очень напоминающая глубокий вдох перед прыжком...
– Хозяйка, про... Доброе утро, хозяйка, - замерла Груша у моего изголовья.
– И тебе того же.
– А ты почему так рано
– Так, новая жизнь же. Боюсь проспать, - подмигнула я удивленной домовихе.
– Мне надо в поле. Мяту пора собирать, а то дожди скоро потянутся.
– А-а-а... А, Зигмунда слушатель сегодня придет?
– Груш, ты ведь знаешь все, что в нашем доме происходит. Так к чему такие вопросы задавать?
– Просто, я думала...
– привычно подхватила кроха угол одеяла и начала его теребить пальчиками.
– ты его выгнала насовсем.
– С чего, вдруг?
– Так он, после вашего последнего... разговора сразу вещи свои собрал, а Зигмунду сказал, что...
– Нажаловался на меня?
– Не-ет, - затрясла синей головой домовиха.
– сказал, что уходит, потому что боится потерять занятое до этого место на постоялом дворе.
– Ну, надо же, какой воспитанный. Вернется он, Груша. Он еще свою работу не закончил. Зигмунд вчера сказал, когда ко мне в избушку заглядывал, что сегодня после девяти утра у них продолжение познавательной беседы... 'И поэтому мне нужно уйти из дома раньше, а вернуться только к обеду', - добавила про себя...
Туман уже давно осел росой в сбегающей от нашего сада низине. Истаял, как клочья рваного предрассветного сна. Здесь теперь царствовал ветер - по-хозяйски расчесывал высокие травы и считал перезрелые ягоды на кустах смородницы. Ветер и... корова тетки Тиристины. Вот, упертая баба... то есть женщина. А все потому что, жить ей, видимо скучно. Ну и придумала по этой причине, на пару со своей основной супротивницей, Варварой, охватившей торгово-молочными отношениями вторую половину деревни, спор, чья корова более выдающаяся в своем деле - ее Перлита или варварина Тучка. А судьей у них - наш неподкупный староста, который, вот уже второй год разве что не умывается всей семьей спорными сливками и молоком. И что они обе только не делали для улучшения результатов. Однажды наша соседка даже к Зене 'подъезжала' на предмет 'а нельзя ли моей Перлите вымя увеличить с помощью особой сказки?'. Умник долго потом возмущался и фыркал, с какими ему беспросветными клиентами приходится иметь дело, но, от сметаны тиристининой в знак протеста отказаться не решился. Однако, некоторые наши соотечественники в отношение этого 'обоюдного бабьего помешательства' были гораздо категоричнее. Взять хоть, ныне упокойного отца Аполлинария, который как-то раз так воодушевился во время своей очередной проповеди, что, отложив новую главу приключений 'богомерзкой гидры', целый час грозился отлучить от церкви обеих молочниц вместе с их коровами. Правда, мне, как личности малознакомой с такими процедурами, слабо данное представлялось (это я про коров сейчас). Ну а теперь, когда небесная кара над головами пустыми бидонами греметь перестала, притихшие было на время престижные баталии, видимо, разгорятся с новой силой.
И
– Доброе утро и... удачи!
– проскакав мимо поединщиц вниз по склону, поспешила я дальше.
– Добрейшего!
– провожая меня взглядом, пропыхтела соседка и в сердцах замахнулась на корову.
– Да чтоб тебе в пригон задом наперед всю жизнь заходить, скотина скудоумная!.. Стасенька!!!
А ведь, почти ушла, обидно:
– Что?!
– Может, посодействуешь?
– запихнула выбившиеся из под косынки волосы, тетка Тиристина.
– В смысле, подтолкнуть?
– встретились мы с Перлитой недоуменными взглядами.
– Да нет, в смысле... Я чего ее к смороднице привела - ты ж сама мне пятого дня говорила, когда чаем с ее листьями угощала, что она сильно полезная. И от болей в груди помогает и от старческих придурей.
– А вы думаете, нашему Дозирону уже пора?
– Да Боже упаси!
– заполошно всплеснула руками тетка Тиристина, а потом, взвесив в уме услышанное, добавила.
– Хотя, уж если он заключил, что у чванки этой, Варвары, печеное молоко(6) гуще, то... Может, ты знаешь, Стасенька, какая еще зелень от таких хворей хорошо лечит? А то моя Перлита наотрез отказывается куст жевать.
– А-а-а... Ну-у... Крапива и мелисса. Это из тех, что растут поблизости. Но, они действенны, только если не... через корову. А иначе вряд ли.
– Крапива и мелисса, значит, - игнорируя мои робкие намеки вспомнить о благоразумии, задумчиво протянула та.
– Эта такая травка душистая с беленькими цветочками, что растет по краю Ближнего оврага?
– Ага, - сочувственно глядя на Перлиту, мотнула я головой.
– У тропки на Чилимский пруд?
– Ага.
– По которой ваш с Зигмундом гость недавно ушел?
– Ага... Что?!
– А чего ты так всполошилась?
– на всякий случай, нырнула тетка Тиристина за свою корову.
– Чего всполошилась?!
– непроизвольно громко выдала я.
– Так там же... Сегодня же... Сегодня ведь второе августа?
– Ну да, - блеснула на меня удивленными глазами между коровьих ушей соседка.
– Ильин день(7) нынче. Так, видно, поэтому он туда и пошел - под дубом посидеть, подумать... Наверное. Он же наш, православный. Я ж видела крест на его груди... голой.
– Так он еще и голый туда пошел?
– выкатила я до предела свои глаза.
– Да нет! Он упражнялся здесь: прыгал и вприсядку скакал у вашего заднего забора по самые штаны голый, после того, как проснулся. А как нас с Перлитой увидал, спросил, где у нас тут водоем. Я и подумала, что дубы то только там растут - у Чилимского пруда. И указала ему... Стасенька... А чего вы его в дом то не пускаете ночевать? А-а?..
– уже повисла соседка на пятнистой коровьей шее.
– Он что - совсем болезный?
– Причем, на всю голову... Да мать же твою!
– со всей мочи понеслась я по дну низины в направлении леса и, не сбавляя скорости влетела в состроенный подвал. Только бы успеть...