Сотая бусина

Саринова Елена

– Что?
– застыла я, едва переступив порог и перевела взгляд с растерянной домовихи на Ветрана.
– Погодите, что значит, пропал?

– Когда я вышел... от тебя, - отвел он глаза, но потом собрался с духом.
– гостей уже не было. С ними вместе исчез и Зигмунд и... повозка.

– А-а-а. Ну так... нормально все, - облегченно выдохнула я.
– Вернется. Покатается и вернется.

– На чем... покатается?
– вскинул брови мужчина.

– На повозке. А чем еще можно объяснить это групповое исчезновение? А вообще, я пошутила...

Видимо, неудачно. Объясняю тебе, Ветран и Груше уже в который раз - если с котом будет что-то не так, я это почувствую. Знак на нем, специальный - охранный. Что до повозки... Это или Аргус или Алена, естественно с помощью Гелии и естественно, с согласия самого умника. Они, когда вместе собираются и не такое могут.

– Но, хозяйка, - подхватила Груша угол скатерти.
– Он, прежде чем пропасть, сюда сначала зашел. Даже не совсем зашел...
– смяла она лапками ткань.
– Под куражом он был...сильным.

– Ага, горе свое философское яичным ликером разбавлял... Причем, с моего же разрешения...
– нахмурившись, попыталась я хоть приблизительно представить себе ход мыслей пьяного ученого кота с манией великолепия, а потом на все это дело плюнула.
– А, давайте спать укладываться. Никуда он не денется. Наверняка к имениннику подался с ответным визитом или с поэтом песни орать. Груш, ты вспомни, исчезал ведь он уже и не раз.

– Так-то в марте, - со знанием темы протянула домовиха.
– И в трезвом виде.

– А я говорю, всем спать. Никуда не денется - вернется, - уже начиная закипать, уперла я руки в бока.

Домовихе этого вполне хватило, только освобожденный угол скатерти закачался, а вот воин духа встретил мой насупленный взгляд стойко. Потом пожал плечами и набросил на шею полотенце... Я, провожая его к двери глазами, живо представила Ветрана, по пояс обнаженного, у кадки, плещущего на себя холодную воду... Как капли ее, огибая рельефные мышцы, стекают по телу вниз...

– Мать моя, Ибельмания... Спать... Иначе тоже в кадку - макушкой вниз...

Однако, успокоительный сон, как я его не призывала, старательно жмурив глаза, на мой зов не явился. Заклятие же применять не решилась, потому что после него ныряешь не то что в сон, а в летаргию(1) с отягчающими 'похмельными' последствиями. То ли дело, на других и то же самое. Тогда это как то 'ажурнее' получается... А, может, просто пострадавшие жаловаться боятся?.. Как бы там ни было, а помаявшись так от кровати к окну и обратно, искренне желая при этом умнику самого настоящего - 'кузнечного'(2) похмелья, я набросила на сорочку тетушкину льняную шаль и пошлепала уже вниз.

– Анастэйс, ты куда?
– тревожно вскинулся мужской силуэт на гостевой кровати.

– Недалеко. В район дивана. Все равно не сплю.

– С тобой... посидеть?
– вопрос прозвучал как-то неуверенно. Еще бы.

– Не надо... Спи, Ветран. Обещаю, по деревне ночью не понесусь, но дома встречу достойно.

– Угу...
– рухнул он обратно на подушку.
– Если что, буди.

– За хвост

подержать?

– ... Угу.

– Я тоже могу помочь, хозяйка, - моргнули красным у затухающего очага грушины глаза. Видимо, и у нее накипело.

– Спасибо. Буду иметь вас обоих в виду...

Я вообще, не 'ночной житель'. Как, впрочем, и подавляющая часть моих магических коллег. Это только фольклорные ведьмы активизируются с выкатыванием на небо луны, а у реальных магов и при солнце полно дел. Поэтому ночью им надо крепко спать... А не сидеть в темноте, подобрав под себя ноги и слушать, как ворочается сейчас наверху воин духа и вздыхает где-то совсем рядом домовиха. А еще тетушкины ходики, по-стариковски переставляющие секунды... Интересно, сколько им лет?.. Раз, два, три, четыре... И что такое с ними эта дама творила, если стрелки теперь с явной кривизной, а кукушка, вместо того, чтобы выпрыгивать из створок, бьется в них металлической башкой... Раз, два, три, четыре, пять, шесть... Ведь предлагал мне отец новые напольные часы с боем. Красивые, в лакированном ореховом корпусе и с латунной табличкой 'Джитон'. А зачем мне они? Они же без своей истории. Не то, что загадочные тетушкины ходики... Раз, два, три, четыре, пять... шесть... семь... восемь...

– Тише-тише...

– Я стараюсь, Груша...
– 'бряк'... 'звень-звень'.

– Тарелки готовы. Сейчас кружки домою, а ты пока уже чистое - в буфет, - тем же писклявым шепотом...

'Ну, надо же. С утра в трудах, а я до сих пор дрыхну... А где дрыхну то?... И чем это так несет?.. Тиной?', - разлепила я, наконец, глаза и тут же уперлась ими в волосатые закругленные уши. Уши дернулись и вздохнули.
– 'А теперь еще и перегарищем... Да что здесь, вообще...' - попыталась скосить взгляд ниже и вбок и с изумлением обнаружила себя, лежащей все там же, только уже головой на диванной подушке, укрытую пледом и... со спящим котом в обнимку. Весь воспитательный момент насмарку!

– Доброе утро, Анастэйс, - остановился Ветран по дороге к буфету со вчерашней стопкой тарелок в руках. От стола же сейчас на меня смотрела домовиха, водруженная на скамеечку, но все равно видная лишь на треть из-за большого таза:

– Хозяйка, просыпайся...
– по привычке выдала она, а потом смущенно расплылась, потерев нос лапкой с зажатой в ней посудной мочалкой.

– Как же я рада вас видеть, дорогие мои. И какие же вы чудесные... А этот блудня почему у меня под боком?

– Он пришел на рассвете, - доложила домовиха.
– Весь грязный, молчаливый и такой... печальный. Ветран его встретил и накормил, а я почистила. А потом он сам к тебе под бок... умостился.

– Ну-ну, - оперлась я на локоть и с пристрастием осмотрела старательно сопящего умника.
– Не печальный, Груша, а похмельный. Интересно где его всю ночь носило?.. Может, он сам нам расскажет? Все равно ведь не спит, а симулирует.

Кот дернул лапами и через мгновенье приоткрыл один глаз: