Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Смоленский Борис Моисеевич

481. ПАМЯТНИК КАМЕНОТЕСУ

Гранит и мрамор вознесен Стеной отвесной. Вид утеса Являет город, и во всем Я узнаю каменотеса. Он узловатою рукой. Лица широкою тоской Напоминает мне о днях, В былом затерянных. Не слезы, Но своды города роднят Меня с тоской каменотеса. Ему, строителю дворцов, Дарован был в конце концов Годами скопленный сугроб, Сухой, что дым гранитной пыли, Чахотки угол — узкий гроб — И крест сосновый на могиле. Цари, вельможи, торгаши, Хоромы ваши хороши! Но

вашей участи последней Веселый день был смерти днем, И я, дворцов его наследник, — Наследник памяти о нем. И чтобы образ, вросший в своды, Увидел позднюю родню, Я все преддверия, все входы, Весь этот город охраню От всех подкупных и продажных, От злобствующих столько зим, С каменотесом враждовавших, С прославленным мастеровым. <1940>

482. ПОСЛЕ БОЕВ

1. ТАНКИ НОЧЬЮ

Меня разбудят громы. Я открою Окно, увижу: вновь по мостовой Ребристые идут гора с горою Бок о бок… И увижу: вестовой Идет, высокий, статный, с донесеньем. Так, родина, о славе возвестят Сыны твои стальные в том весеннем Ночном часу, когда поэты спят.

2. ВОДИТЕЛЬ ГРУЗОВИКА

Полотнищем обтянут кумачовым И хвойными ветвями убран кузов. Но чем водитель скроет след ночевок В пути своем среди снегов и грузов? От сна в кабине словно стал сутулей И много старше… Что еще заметим? Правей руля, в стекле, пробитом пулей, Дробится луч, — водитель свыкся с этим.

3. КОННИЦА

Был воздух чище влаги родниковой (Два-три в году — так редки эти дни). Шла конница, притуплены подковы Об острые карельские кремни. Когда прошли по-боевому споро Два скорбных, неоседланных коня, Я шапку снял — почтил бойцов, которым Не довелось прожить такого дня. 1940

483. ПАМЯТЬ О ДЕТСТВЕ

1

Едва припомню барский сад, Опять привидится раскосый, Хмельной, широкогрудый, босый Садовник — отставной солдат. Таким привидится он мне И в сотый раз, едва припомню Осенний сад, пролом в плетне, Коловший до крови шиповник. Была пуглива ветвь ветлы, Был клен багрян наполовину, А он лишайные стволы Обмазывал раствором глины. И не терпелось тем сильней Вломиться в сад, назло солдату, Чем больше красного арката Роняли воробьи с ветвей.

2

Рубаху красную на Пасху, Кожух дубленый к Покрову, Картонную на святки маску — Зеленоклювую сову, — Меня подарки утешали, Но было больно мне смотреть, Как мяла мать каемку шали, Лица не в силах утереть. Она обнову мне дарила И снова, так, что жизнь отдашь, Кого-то доброго молила: «Даруй нам пищу, боже наш!» И проливала, вопрошая, Святые слезы — сердце жглось… Так голодать до урожая Нам с божьей помощью пришлось.

3

Божницу подпирал плечами Церковный староста, пока Тянули жребий поречане И снаряжали ходока В Торжок за солью, за свечами. Минуя села и слободки, Ворча на жребий свой, ходок По насту вешнему неходко Спешил

к Ефремию в Торжок Сушить опорки и обмотки. Костер на площади соборной Не угасал тогда. Попы Взамен свечей и соли сорной Выманивали у толпы Пчелиный воск и холст узорный. А поречане на дорогу Глядели сумрачно в ночи. И остывало понемногу, Как непосоленные щи, Их упование на бога… Под матицей коптила плошка, На сходке маялся народ: Делили соль столовой ложкой — По ложке поровну на рот, А было соли всей — лукошко…

4

Когда Папанин в океане Ледовом вырос, как гора, Дворы покрыла ропаками И айсбергами детвора. Кто: те ли, эти ли любимей? Равно имели мы в виду И тех, дрейфующих на льдине, И этих, зябнущих на льду. Нам дорог берег, обретенный Отцами в схватках боевых. Котовский, Щорс, Чапай, Буденный — Герои сверстников моих. Есть, не в пример наукам хитрым, Совсем не хитрая одна: Распознавать по детским играм, Чем озабочена страна. <1941 >

484. ВОСЕМЬ ЛЕТ СПУСТЯ

1

Прибрежной липы ствол дуплистый Увидел я издалека. Услышал плеск листвы росистой, Подобный плеску ручейка; Чуть испытав сердец томленье, Там мы расстались у реки, Я уповал на примиренье, На кроткость крохотной руки. И упований долголетье — Как сон тревожный в мире том, Где мы, расставшись на рассвете, С восхода солнца встречи ждем. Благословенна свежесть мая И утренняя дрожь ветвей, Дорога к берегу лесная, Листва над хатою твоей!

2

Только белая блузка — Грустный времени след — И короткой и узкой Стала за восемь лет. И глаза словно те же, Тот же выговор слов, Только русая реже Прядь спадает на лоб. Только гостеприимства Молчаливей обряд. Ярче свет материнства — Светлый женственный взгляд.

3

Маньчжурские сопки, карельские скалы, Бесчисленных странствий моих колеи На сгорбленном глобусе, верю, искала, Сжигая шальные открытки мои. А ныне… А ныне — как не было странствий, Дороги и годы не выкрали страсть. Дай руку, уверься в моем постоянстве, Дай сердцем натруженным к сердцу припасть. Апрель — май 1941

485. У РЕКИ

Левый берег в огне, а на правом Пеплом кроются угли костра, И связисты сквозь тьму к переправам Тянут кабель, — работа быстра. И, незримы, сползая по скатам, Пробираются к лодкам стрелки. Возвестит предрассветным набатом Батарея о штурме реки. Тишину разорвут на клочья Всплески весел и гром пальбы. Берег с берегом, мерясь мощью, Водяные взметнут столбы. Вспенят волны реки величавой Мастера лобовых атак, И рванутся в штыки у причалов, И отхлынет, не выстояв, враг. А связисты протянут кабель Над водой и отправят весть: Там, где буйствовал враг и грабил, Жег и рушил, — вершится месть. Октябрь 1941