Современная жрица Изиды
Шрифт:
Такъ мы и поршили.
Въ Отчет «Лондонскаго общества для психическихъ изслдованій» помщенъ и мой случай, причемъ я, по правиламъ «Общества», хотя самъ его и не анализирую, но ужь никакимъ образомъ не признаю «дйствительностью». Общество же, при этомъ, сочло его яркимъ сновидніемъ и заявило, что я «считаю его неимющимъ ровно никакого отношенія къ чему-либо таинственному» [16] .
Черезъ два дня я окончилъ приведеніе въ нкоторый порядокъ рукописи Блаватской и ухалъ изъ Эльберфельда, оставивъ «madame» въ положеніи, хоть и не внушавшемъ немедленныхъ опасеній за ея жизнь, по словамъ доктора Майерса, но весьма серьезномъ. Прощаясь со мною она была опять очень трогательна, и я сказалъ ей, что хотя мн теперь нтъ ровно никакого дла до ея теософическаго общества, но лично по ней болитъ мое сердце и во всемъ благомъ я очень хотлъ бы ей быть полезнымъ.
16
Теософы очень носились съ этимъ моимъ «видніемъ». Уже посл того какъ я, благодаря своему собственному, параллельному съ Годжсоновскимъ, разслдованію, разоблачилъ «madame», нкто Габоріо (лично
XII
Черезъ нсколько времени по возвращеніи моемъ въ Парижъ я получилъ отъ Е. П. Блаватской слдующее письмо:
«Дорогой В. С. „Tout est perdu-(m^eme) l'honneur“. Что же мн длать? Если даже вы сознались мн, что подозрваете, что я иногда могу замнить настоящія подложными явленіями, вы добрый и дорогой другъ, то чего же мн ожидать отъ враговъ? Вотъ Coulomb взяла свое. Сочинила какія то будто отъ меня письма и напечатала (я ихъ еще и не видала) въ Миссіонерскомъ журнал Мадраса. И эти письма якобы открываютъ цлую систему организованную мошенничества. А я ей никогда и двухъ строкъ не писала!! [17] Выходитъ что наши махатмы составлены изъ пузырей и кисеи да масокъ. Вы видли ночью пузырь теперь знайте; Олкоттъ видлъ хозяина нсколько разъ и говорилъ два раза съ „К. Н.“ носъ къ носу — оба въ вид пузырей и т. д. Мохини детъ къ вамъ т. е. въ Парижъ черезъ два дня въ четвергъ такъ и скажите и объяснитъ дла. Но какъ вы поможете мн, несмотря на все ваше желаніе — не знаю. Вамъ, говорите, до Общества дла нтъ, а я вотъ для Общества для абстрактной идеи готова не только душу положить но и честь. Я подала въ отставку и удаляюсь съ арены дятельности. Я уду въ Китай, въ Тибетъ, къ чорту если нужно туда гд меня никто не найдетъ, туда гд никто меня не увидитъ и не будетъ знать гд я — умру для всхъ кром двухъ трёхъ преданныхъ друзей какъ вы и желаю чтобъ такъ и думали что я умерла а потомъ года черезъ два, если смерть оставитъ меня, съ обновившимися силами опять явлюсь. Это ршено и подписано самимъ „генераломъ“. [18]
17
Не только изъ отчета Годжсона; но изъ ея собственноручнаго письма ко мн отъ 3 янв. 1885 г., приводимаго мною дальше, ясно видно, что были письма ея къ г-ж Куломбъ, которыхъ она не отрицала.
18
Я, смясь, какъ-то сказалъ ей, что махатму Моріа слдуетъ называть не «хозяиномъ», а «генераломъ»-«полковникъ Олкоттъ», «генералъ Моріа» и т. д.
Можете прежде всего объявить всмъ и каждому въ Париж что такъ какъ, не взирая на вс мои усилія, на то что я положила за Общество жизнь и здоровье и всю будущность, меня подозрваютъ не только враги но даже и свои теософы, то я и отрзаю заражённый кусокъ отъ здороваго тла; то есть себя отъ общества. Вс ухватились за идею съ такой радостью и Олкоттъ и m-me Гебгардъ и другіе, что я не нашла даже сожалній. Предоставляю мораль — нравоученіе — вамъ. Конечно, я не удалюсь въ „пустыню“, пока Олкоттъ (который узжаетъ въ Индію съ первымъ пароходомъ) не поправитъ длъ въ Адьяр, не объявитъ и не докажетъ заговора — Куломбш дали 10,000 руп. теперь доказано чтобы погубить Общество — а какъ только все это успокоится то и удалюсь — куда еще неизвстно, все равно, впрочемъ, лишь бы туда гд бы никто не зналъ. Письма къ Каткову могу отправлять черезъ васъ. Олкоттъ будетъ конечно знать гд я, а другіе пусть думаютъ что хотятъ. Чмъ безумне выдумки тмъ лучше. Вотъ въ этомъ можете мн помочь дйствительно. Вамъ доврюсь вполн и могу и буду управлять Обществомъ издали лучше чмъ на виду.
Вотъ родной мой другъ всё. Остальное скажу съ глаза на глазъ потому что хочу тихонько отъ всхъ пріхать къ вамъ на нсколько дней если захотите. Отвчайте скоре и не отговаривайте, потому что это единственное спасеніе и мн и Обществу. Эффектъ моей публично заявленной мною отставки будетъ громадный. Увидите. А вы поспшите объяснить это въ Питер — хоть въ Ребус тмъ что Общество наше устроено не для произведенія феноменовъ, а ихъ изученія; не для боготворенія махатмъ а для всемірнаго дла и чтобы доказать что вра въ сверхъестественное есть суевріе, глупость, а вра, т. е. наука (!!), знаніе силъ природы неизвстныхъ нашимъ ученымъ есть обязанность каждаго интеллигентнаго человка и что такъ какъ половина теософовъ и вс спириты считаютъ меня кто сильнымъ медіумомъ а кто и шарлатанкой, то мн все это надоло и я любя Общество больше души своей добровольно отстраняюсь отъ него на время ради избжанія соблазна. Ради Бога сдлайте это тотчасъ же а не то поздно будетъ. Вамъ Мохини разскажетъ всю конспирацію въ Мадрас противъ Адьяра и Общества. Ошельмуйте вы этихъ подлыхъ кальвинистовъ миссіонеровъ — будьте другомъ. А пока
На тя махатмы уповаемъ, да не постыдимся во вки!!
ваша по гробъ Е. Блаватская».
Рядомъ съ этимъ, въ конц письма, очевидно для того, чтобы совершенно получить меня, — оказалось куръезнйшее дополненіе: «астральная» приписка махатмы Кутъ-Хуми его обычнымъ синимъ карандашемъ, подлинность которой можетъ быть засвидтельствована какимъ угодно экспертомъ.
Вотъ что, потревожившись изъ своего тибетскаго уединенія, удостоилъ мн написать по-французски мудрйшій махатма: «Et les „mahatmas“, ne l'abandonneront pas-mais, la situation est furieusement s'erieuse. O. est b^ete, mais il n'y en a pas d'autre. K. H.». [19]
19
И «махатмы» ее не покинутъ, — но положеніе яростно серъезно. O. [означаетъ: Олкоттъ] глупъ, но другого никого нтъ. К. X.
Мудрый махатма, откровенно признавшійся мн въ глупости Олкотта, испортилъ все дло. Не знаю какое бы впечатлніе произвело на меня это письмо «madame», въ смысл ея искренности, но «астральная» приписка Кутъ-Хуми, въ которой я, и не будучи экспертомъ, не могъ не признать «слога» и даже хоть и видоизмненнаго, но несомнннаго почерка Блаватской, — сразу укрпила почву у меня подъ ногами. Я ужь не сомнвался въ томъ, что тутъ дло совсмъ не чисто. Конечно, я не исполнилъ ни того, ни другого порученія «madame»: я не заявлялъ, ни тогда, ни впослдствіи, ровно ничего и ни въ какихъ газетахъ и журналахъ, о теософическомъ обществ или о Блаватской, и не сталъ искать какую-то «chromophotographiste», которая не должна была «ни видть, ни знать меня», — все это было бы, по меньшей мр, нелпымъ.
Я такъ возмутился «астральной припиской Кутъ-Хуми», что, въ первую минуту, хотлъ было прямо обратиться къ Блаватской съ просьбой забыть о моемъ существованіи. Но мн пришлось бы раскаяться, еслибы я послдовалъ этому первому движенію: въ тотъ же день, у m-me де-Морсье, я встртился съ самыми «убжденными» и честными французскими теософами и, несмотря на всю очевидность обмана, они признали приписку «подлиннымъ дломъ руки не „madame“, а Кутъ-Хуми. Это полное „ослпленіе“ людей, совершенно разумныхъ во всемъ, за исключеніемъ вопроса о непогршимости „madame“, заставило меня окончательно укрпиться въ моемъ первоначальномъ план. Во что бы то ни стало я соберу доказательства всхъ этихъ обмановъ, достаточныя не только для меня, но и для всхъ одураченныхъ слпцовъ. Я не стану больше поддаваться невольной симпатіи и жалости, которыя, несмотря на все, влекутъ меня къ „Елен Петровн“. Я буду имть дло, прежде всего, съ „Блаватской“, воровкой душъ, стремящейся уворовать и мою душу. Она, надъ личиной дружбы и преданности, надуваетъ меня, желаетъ опутать и эксплуатировать, — это развязываетъ мн руки. Пусть она считаетъ меня „другомъ“, то-есть слпцомъ, вполн одураченнымъ ею, ибо если у нея хоть только мелькнетъ въ голов подозрніе относительно моей цли — я, конечно, ровно ничего не достигну. Во всякомъ случа, что бы ни произошло, я ее пожалю больше, чмъ она меня жалетъ, я всячески постараюсь, чтобы она вняла совтамъ благоразумія, чтобы скандалъ вышелъ меньше — ради этого я готовъ дать ей самые добрые совты, потому что она русская. Но если она будетъ упорствовать — я ее изобличу передъ всми, хоть она и моя соотечественница. Теперь, прежде всего, намъ надо увидться; я не могу хать въ Лондонъ, пусть же она прідетъ въ Парижъ, благо сама этого желаетъ.
И я написалъ ей прося ее непремнно пріхать прямо изъ Эльберфельда. Дня черезъ два m-me де-Морсье сообщила мн, что получила письмо отъ „madame“, въ которомъ она проситъ ее встртить прізжающаго съ такимъ-то поздомъ Могини.
— Встртить его необходимо, — объяснила m-me де-Морсье, — вдь онъ детъ одинъ и, плохо зная французскій языкъ, совсмъ растеряется. Не можетъ ли онъ у васъ остановиться? Madame не ршилась прямо спросить объ этомъ васъ, не зная, найдете ли вы удобнымъ, и поручила это мн.
— У меня есть лишняя, совсмъ отдльная комната — отвтилъ я, — и онъ нисколько не стснитъ меня даже и своимъ вегетарьянствомъ. Конечно его бронзовое лицо и странный костюмъ возбудятъ толки у насъ въ impasse': но мн это все равно.
Мы вмст похали на желзнодорожную станцію и встртили молодого брамина. Онъ передалъ мн письмо „madame“.
Она писала: „Дорогой В. С. Старалась сдлать по вашему — невозможно. хать на Парижъ одной, когда я насилу хожу безуміе. ду въ понедльникъ въ Лондонъ. Останусь (п. ч. необходимо) въ Лондон недли дв, а затмъ ду къ вамъ въ Парижъ, хотите на недлю, хотите на дв. Никто не долженъ знать гд я. Кром Геббарта который вполн преданъ мн и длу. Я вышла въ отставку и теперь идетъ страшнйшая кутерьма. „Генералъ“ приказалъ эту стратегію, а онъ знаетъ. Я конечно осталась членомъ но простымъ членомъ и исчезаю на годъ или два, съ поля битвы. Это письмо вамъ передастъ Могини. Онъ останется въ Париж до вторника. Геббартъ прідетъ за мною когда я хочу и повезетъ куда захочу. Но куда мн хать такъ чтобы никто кром нсколькихъ преданныхъ друзей не зналъ гд я — я еще ршительно не знаю.
Поймите мой дорогой В. С. мн необходимо для моего плана исчезнуть безъ слда, на нкоторое время. Тогда будетъ реакція и въ мою пользу. Я хотла хать въ Китай если махатма позволитъ да денегъ нту. Если узнаютъ гд я, то все пропало. Вотъ помогите совтомъ. Хозяинъ веллъ такъ и такъ въ общемъ план, а мн предоставилъ дэтали и комбинаціи — какъ и всегда на мой страхъ и голову. Провалюсь — тмъ хуже для меня. Ну а вотъ въ Россіи, вы можете помочь. Сказать что вслдствіе конспираціи о которыхъ вамъ Могини раскажетъ и здоровья я была вынуждена оставить на годъ или полтора дятельную работу. Что и правда: силъ моихъ нту. А теперь я кончу II часть Дебрей и будетъ лучше. Но программа моя, если вы одобрите, такая: пусть люди слышатъ о насъ какъ можно боле таинственнаго, но и неопредленнаго. Пусть теперь мы теософы будемъ окружены такой таинственностью что самъ чортъ ничего черезъ очки даже не увидитъ. А для этого намъ нужно писать, писать и писать. Ну досвиданья. Могини все разскажетъ. Ваша на вкъ Е. Блаватская“.