Современная жрица Изиды
Шрифт:
Стуки увеличивались, распространялись.
— Цыцъ, шельмы! — вскрикивала она, — и все мгновенно стихало…
У madame де-Барро было за это время нсколько conf'erences'овъ, на одномъ изъ которыхъ Елена Петровна всми мрами постаралась собрать какъ можно больше народу. Но все же больше двадцати пяти, шести лицъ никакъ не нашлось. Съ одной стороны около меня оказался князь У., а съ другой — виконтъ — Мельхіоръ де-Вогюэ, котораго я прежде встрчалъ нсколько разъ въ Петербург. Князь У. все меня спрашивалъ:
— А какъ вы думаете, мн кажется, Левъ Николаевичъ Толстой ничего не можетъ имть противъ
Князь У. былъ ревностнымъ поклонникомъ идей «яснополянскаго господина», только-что вступившаго, по крайней мр публично, въ новый фазисъ своего развитія.
— Ей-Богу ничего не могу сказать вамъ, — отвчалъ я, — я не знакомъ съ графомъ Толстымъ.
Онъ никакъ не могъ успокоиться и все продолжалъ допытываться:
— Однако, какъ вы думаете? Право, тутъ нтъ ничего такого, что было бы въ разрзъ съ его взглядами…
Тюрманнъ заставилъ замолчать и Олкотта, и Могини, и madame де-Морсье, а, наконецъ, даже Блаватскую — и сыпалъ фразами.
— Какой этотъ французъ болтунъ! — обратился ко мн по-русски де-Вогюэ.
Мн показалась очень смшной эта фраза, «этотъ французъ» въ устахъ француза, и то, что онъ произнесъ ее по-русски, причемъ «болтунъ», конечно, вышло: «бальтунъ».
Право, приставанія князя У. съ вопросомъ о томъ, что на все это скажетъ Левъ Николаевичъ Толстой и фраза виконта де-Вогюэ были самымъ интереснымъ не только для меня, но и вообще самымъ интереснымъ на этомъ conf'erence'!..
Елена Петровна, повидимому, уже убдилась, что «пока» въ Париж ей длать нечего, что не настало еще для нея здсь время заставить говорить о себ tout Paris. Ея лондонскіе друзья общали ей боле удачи и торжества въ столиц туманнаго Альбіона, и она съ каждымъ днемъ начинала громче толковать о неизбжности скораго перезда въ Лондонъ.
— Побалуюсь вотъ еще немножко съ вами, — говорила она своимъ двумъ родственницамъ и мн,- распростимся мы, да и перевалюсь я въ Лондонъ, — пора, ждутъ меня тамъ. Синнетъ ждетъ не дождется. Тамъ все какъ слдуетъ устроено, да и «психисты» давно желаютъ меня улицезрть en personne — ужь больно я ихъ заинтересовала. Ну что жъ, пускай полюбуются! («Психисты» означало — членовъ «лондонскаго общества для психическихъ изслдованій»). Вообще Елена Петровна все это время продолжала находиться въ самомъ лучшемъ настроеніи духа. Одинъ только разъ увидалъ я ее въ новомъ еще тогда для меня вид.
Я, какъ-то по инерціи, продолжалъ магнетическіе сеансы съ Олкоттомъ, хотя, говоря по правд, кром головной боли ничего не испытывалъ посл этихъ сеансовъ.
Прізжаю я разъ въ обычное время и сразу замчаю, что въ дом неладно. У Бабулы перекошена физіономія, Могини совсмъ растерянъ и озабоченъ, а Китли иметъ видъ до послдней степени перепуганнаго зайца. Спрашиваю: не случилось ли чего? объясняютъ мн, что «madame» совсмъ разстроена, а «полковникъ» боленъ. Потомъ оказалось, въ чемъ дло. Елена Петровна узнала, что на одномъ изъ conf'erences'овъ, въ ея отсутствіе, полковникъ черезчуръ увлекся. Онъ сталъ распространяться о ея «хозяин», махатм Моріа, называя его полнымъ именемъ, вытащилъ изъ кармана и всмъ показывалъ знаменитый шарфъ и, въ довершеніе всего, кончилъ проповдью самаго «экзотерическаго», «общедоступнаго» буддизма, причемъ поставилъ передъ собою даже статуэтку Будды.
Узнавъ объ этомъ, «madame» перепугалась и дошла до крайняго предла негодованія. Что она сдлала съ несчастнымъ полковникомъ — я не знаю,
Онъ объявилъ мн, что совсмъ боленъ, что у него невыносимо болитъ голова.
Черезъ дв, три минуты къ намъ, какъ буря, ворвалась Блаватская, въ своемъ черномъ балахон, съ искаженнымъ лицомъ и вытаращенными, сверкавшими глазами. Она очевидно не въ силахъ была высидть у себя въ комнат и почувствовала необходимость излить свой гнвъ. Меня она положительно не замтила въ первую минуту, я къ тому же и сидлъ у окна, всторон.
Устремясь къ кровати Олкотта, она быстро-быстро выпалила нсколькими англійскими фразами, изъ которыхъ я могъ только разобрать, что дло идетъ о томъ, что она вдь не разъ запрещала называть master'а полнымъ именемъ!..
Олкоттъ какъ-то испуганно съёжился.
— У! старый дуракъ! — крикнула она по-русски и изо всхъ силъ пихнула его кулакомъ въ бокъ.
Полковникъ глубоко вздохнулъ и только молча перевернулся лицомъ къ стнк. Тутъ она меня замтила, но нисколько не смутилась.
— Ну, подумайте, только подумайте, — не оселъ ли онъ! — обратилась она ко мн и, въ отборныхъ выраженіяхъ, изложила всю вину несчастнаго полковника.
Впрочемъ черезъ два дня эта буря совершенно стихла. Елена Петровна вернула свое расположеніе президенту теософическаго общества и даже милостиво не разъ къ нему обращалась:
— Болванъ Олкоттъ, старый котъ, пошелъ вонъ!
Тогда онъ усмхался и произносилъ:
— Што такой? бальванъ? што# такой?
И вдругъ начиналъ декламировать:
Вольга, Вольга, вэсной многоводной Ти нэ такъ затопльяешь полья!..Онъ оставался крайне довольнымъ своимъ знаніемъ русскаго языка и производимымъ на меня впечатлніемъ.
Воля ваша, когда при мн говорили потомъ о серьезной дятельности полковника Олкотта, или когда я читалъ о немъ, какъ о нкоемъ геро, какъ о знаменитости, проповдник новой религіи, увлекающемъ за собою безчисленныя толпы, — каждый разъ вспоминалъ я его фигуру въ сренькомъ халатик, съ обвязанной головою, получающую здоровый ударъ въ бокъ отъ десницы «madame» и съ какимъ-то дтскимъ вздохомъ существа подначальнаго и обиженнаго поворачивающуюся къ стнк. И весь этотъ знаменитый полковникъ, который, какъ бы то ни было, умлъ и уметъ заставлять говорить о себ, мгновенно исчезалъ, и я слышалъ:
«Болванъ Олкоттъ, старый котъ, пошелъ вонъ!»
Мн смшно, очень смшно; но что старому коту до чьего-либо смха, когда на свт такъ много мышей, представляющихъ столь легкую и пріятную добычу!..
Кром этой бури, вызванной увлеченіемъ полковника на conf'erence', во время пребыванія Блаватской въ Париж случился еще одинъ инцидентъ, въ которомъ главной героиней оказалась фрейлина А.
Она явилась къ Елен Петровн и съ негодованіемъ стала разсказывать ей и ея родственницамъ о томъ, что нкая старуха См-ва, издавна проживающая въ Париж и хорошо извстная тамошней русской колоніи, распространяетъ самыя ужасныя вещи объ Елен Петровн, о ея молодости и вообще о ея жизни въ Россіи, и доходитъ до того, что объявляетъ, будто Елену Петровну попросили, много лтъ тому назадъ, о вызд изъ Тифлиса за всякія некрасивыя дянія.