Спасти красноармейца Райнова. Книга седьмая. Пацифист
Шрифт:
– Течёт, - почти сразу же крикнул Байбаков, так что я кран перекрыл, и спустившись, минут десять устанавливал трубку на место, а это неудобно.
Думаете всё? Как же, открутил трубку к мотору, сначала к левому. Дальше работал ручным насосом. Потекло. Закрутил фланец, и правому открутил, потекло. Порядок. Проверил на утечки и закрыл все люки и капоты. Сообщив, что самолёт может лететь. Бурной радости это не вызвало, все смертельно устали. Вот и я лёг и сразу уснул. При этом у нас пополнение, вышла девушка, военфельдшер, помогала идти капитану госбезопасности, раненый. С трудом шёл. Третий день в пути, пришлось покинуть дом где их прятали, обыски шли. А тут при отсвете огня опознали своих по форме. Не смотря на голод, а еды ни у кого не было, бойцы все на подножном корму были, все уснули. Только двое часовых охраняли.
Очнулся я от того что меня потрясли за плечо. В желудке пустота, пить хочется, хотя тут напоили из фляжек. Наполнили
Дальше, а что дальше? Дал реверс левому мотору, тяги, и он стал разворачивать машину на месте, и развернулась. Дав гари обоим моторам, под тряску, генерал начал стонать, даже я расслышать смог, кричал почти, но после разгона смогли оторваться от полосы, и набирая скорость и высоту, потянули на Гомель. Карт нет, больше по памяти. Я тут воевал, карту местности знаю. Хранил карты, с нанесёнными схемами движения армий моего фронта, иногда просматривал, вспоминал. Поднялся я на километровую высоту, порядок, скорость держал четыреста километров в час, это чуть больше крейсерской. И вот так ориентируясь на местности, с ностальгией вспоминая ключевые места для ориентирования, поднявшись ещё, на две тысячи метров, так и дотянул до Гомеля. Ну и сразу пошёл на посадку. А заранее стал скидывать скорость, аэродром знаком, закрылки открыл, выпустив шасси, полоса хорошая, видел ветряк, знак стоял что посадка запрещена, но мне плевать, у меня тут генерал помирает, так что сел, и покатил к зданиям, где и должна быть медсанчасть. Все они такие военные аэродромы типовые. К нам бежали, и немало народу. В форме мало, большинство не одетые, в нательном белье. Утро же, ещё сигнала подъёма нет, наш прилёт разбудил. В тени деревьев видел стоянки самолётов, даже истребители были, но глуша моторы, я лишь счастливо улыбался, добрались. Ну и показал пассажирам, что снизу, с места штурмана смотрели на меня, два больших пальца. Мы на месте. Вылезаем встречать хозяев, и обознаёмся. Желательно их загрузить работой чтобы не сразу о нас вспомнили.
Я первым наполовину вылез в открытую форточку фонаря, и крикнул:
– Срочно медиков, в машине раненый генерал.
Это остановило наших, командовал командир в форме капитана, похоже дежурный, так что последовали приказы, от медсанчасти уже бежал врач в халате, за носилками рвануло несколько бойцов, а мне задали вопрос:
– Ты кто?
– Сержант Антонов. Сто Двадцать Третий ИАП. Из плена бежал. Вон как меня отделали, на их глазах сбил «мессер», лётчик погиб. Командовал операцией по вывозу генерала, и разработал её, старший лейтенант Маркелов, ему тоже нужна медпомощь. Ещё есть раненый капитан госбезопасности. Фамилию не знаю. Нужно помочь всех достать, там как кильки в банке. И поесть бы, третьи сутки без еды.
Так что стали помогать, открыли нижний люк, Маркелову сначала, потом вылезти бойцу, у них в скрюченной позе всё затекло. Там Байбаков начал помогать с генералом. Отстегнул ремни, и подавал в люк. А внизу принимали. Также я открыл бомболюк, повернул нужный рычаг и последним выскользнул наружу. А из бомбового отсека парни вылезали. Ну и из места стрелка-радиста. Порядок. Парни разминали руки и ноги, медики занимались ранеными, ну и мной тоже. Уже сотрудник Особого отдела части, что тут стояла, командовал. Самолёт местные отбуксировали под деревья и накрыли маскировочной сетью, там им один из механиков с двумя помощниками занимался, а нас на допросы. Причём, начали с меня. Я честно описал что мало помню, последствия избиения, но что знал про Сашу Антонова, всё описал. За что избивали тоже. Особист уже запрос в полк отправил, знал куда его перебазировали из-под Пинска. Так что с меня сняли письменные показания, кстати, как расстреливали евреев, сотрудников НКВД и политработников, оформили отдельным протоколом опроса, их это очень заинтересовало, и сразу в госпиталь, минуя медсанчасть. Меня уже покормили, врач велел немного давать, дважды малыми порциями, но мне как-то плохо стало, вот и увезли на «полуторке». В госпитале уже занимались генералом и тем капитаном ГБ, а вот с Маркеловым работали на аэродроме прибывшие сотрудники контрразведки. У меня выявили две трещины в рёбрах, наложили тугую повязку страхующую, ворча, что это было нужно сделать ранее. А на ноге не трещина, а перелом, рентген показал, помыли аккуратно, обработав ссадины, и наложили гипс. Причём, всю ногу, не согнёшь. Зачем? Перелом же ниже колена? Чёрт. И как я ходил с переломом? Врачи тоже удивлялись. Да отсекал мысленно
И знаете что? Обед был уже, меня как раз жидкой кашей покормили, в палате уже был, чай пил лёжа, вытянув обе ноги, накрытый простынёй, когда вдруг на сетчатке левого глаза, в верхнем левом углу, появилось два значка. Два значка аурных хранилищ! Какого чёрта?! Ровно четверо суток прошло с момента как я попал в тело Саши. Это что, не два, а четыре дня потому что произошёл конфликт интересов и запустилось не одно, а сразу два хранилища и потому был простой во времени? Вот жеж! Да откуда мне знать было? Впрочем, внешне я ничего не показал, изумился, но скорее обрадовался. А я думал всё, хана, без такой нужной штуки остался. Проверил оба хранилища, заходя по очереди, и запустил кач у обоих, пошёл штатно. Одно хранилище на тонну, видимо то что с опцией големов, и второе простейшее, но на две тонны. Ох и я рад был, ещё осознавал это и принимал, когда в палату зашёл старший лейтенант ВВС, с орденом «Красной Звезды» на груди, осмотревшись, в палате было восемь раненых, увидел меня и присвистнул.
– Ну Антонов тебя и отделали?
На этих словах в палату ещё зашёл незнакомый политработник, политрук, явно особист.
– Мы знакомы?
– Да, мне говорили, что у тебя с памятью проблемы. Я твой комэкс. Прилетел вот опознать, подтвердить, что это ты. И вот, вещи твои привёз, они в машине, потом принесу. Документы твои тоже при мне. На всякий случай взял.
– Они разве не при мне были?
– Нет, вы же сдали их в штаб, какие-то формальности уладить. Остальное в твоём вещмешке.
– Это хорошо. Кстати, товарищ старший лейтенант, пусть тараном, но «мессер» я сбил, поможете опросить свидетелей? Это пограничники, с которыми я прилетел, чтобы в учётную карточку внесли?
– Молодец, не теряешься. Сделаю, это же моя работа. Второй у тебя.
– Второй?
– удивился я.
– И это не помнишь? В первый день сбил бомбардировщик. Весь боезапас выпустил, но в землю вогнал. «Дорнье» был. Горел красиво, сам видел.
– Ясно, кстати, в лагере я видел старшего сержанта Карпатского, из третьего звена. Он меня и опознал, когда у меня память совсем плоха была.
– Карпатский?
– удивился старлей.
– А мы всё думали куда группа попала? Значит они в плен угодили? Буду знать.
Тот ещё раз взглянув на меня и поморщился, вот я и объяснил, с извиняющей улыбкой.
– На солнце лежал, обгорел, кожа ещё слезает, так что вот такой вид.
– Ничего, главное жив.
Тут за дело взялся особист, что до этого молчал и всё внимательно слушал. Тут уже подробно всё описывал, хотя на большую часть говорил, что пока не помню. Старлей послушал и вышел. Тот все мои документы привёз, учётную книжицу лётчика тоже, так что тут в штабе местного полка внесли информацию о втором сбитом самолёте противника, порядок. Красноармейскую книжицу тот отдал врачу, оформляют меня, я уже слышал, ночью уходит санитарный эшелон, меня туда. Также старлей принёс вещмешок с пожитками Сани. После опроса, часа два шёл, когда политрук ушёл, я открыл и изучил содержимое. Да уж, очень бедно, но рублей запас был, почти сто сорок накопил. Документы об окончании восьмилетки, об окончании аэроклуба и лётного училища. Даже нашёл выписку о рождении, действительно из Киева, и водительские права. Молодец Саня, всё нужное имеет. Девятнадцать лет ему было, в декабре двадцать исполниться, но уже мне. Вещмешок я убрал в хранилище с опцией големов. Сдавать не стал, сказал, что передал знакомым, доставят с оказией в госпиталь. А лётную учётную книжицу, с правильно оформленными данными, я получил на руки. Тоже прибрал, следом за вещмешком. Мной больше особо не занимались, тело болело, жглось лицо, обгорел, есть такое, даже поспать успел, будили дважды. Ужином покормить, каша-сечка с рыбой, треска жаренная. Мне разрешили. Я даже кости схрумкал, мягкие. А второй раз на носилках, из-за рёбер сам ходить с костылями я не мог, донесли до машины, дальше уже эшелон, а потом нас отправили в тыл. Видимо был зелёный свет, быстро ехали. Через Смоленск проехали. А высадили часть раненых, меня в том числе, в Вязьме.
Кстати, Маркелов был в поезде, утром, за два часа до выгрузки в Вязьме, уже чистый, со свежими бинтами, зашёл в купе, где я лежал на верхней полке. Пообщались. Генерала в Москву отправят воздухом, там с ним ещё врачи работали, а мы трое, тот капитан ГБ тоже, на этом эшелоне. Так что нормально пообщались. Тот кстати поблагодарил, что смог вывести, всё ведь на волоске висело. Сам я ночью спал, постоянно слабость, в сон бросает, а утром было время подумать. То, что хранилище имею, даже два, этому я рад безмерно, счастлив не передать как. Качаются, и это хорошо. А вот то что хранилища пустые, вещей или трофеев нет, и я уже покинул тылы противника, причём, на удивление удачно, вот это расстраивало. Планы прахом полетели. Ни наложницы, ни запасов. А лечиться долго, минимум полтора месяца. Так что про многое придётся забыть. Так что лежим, лечимся и не вякаем. Ещё осложнений не хватало. Надеюсь кость нормально срастётся, а то наслушался тут про костную мозоль на месте перелома и остальное. Я вроде не так и много ходил, чтобы её заработать.