Справедливость для всех. Том 1. Восемь самураев
Шрифт:
— И как это понимать?
Женщина уже привыкла, что искалеченный верзила отлично разбирается в теме грабежа и злодейств, поэтому его мнение весьма значимо и, как правило, соответствует действительности. Бьярн себя ждать не заставил, объяснив:
— Не просто шатаются. Идут по плану. Лишнего не берут, свидетелей не оставляют, насколько получится. Обузу за собой не тащат.
— И?.. — лекарка все еще не понимала.
— Обычно такая сволота начинает просто бродить и гадить, — терпеливо разъяснил искупитель. — Как саранча. Выжрет одно поле, перелетает к следующему, какое поближе. Солдатская дрянь обрастает имуществом как падаль червями. Каждый хочет, чтобы
— Да? — подбодрила Елена, торопя с продолжением.
— Может быть, конечно, они сами по себе суровые как горские мудозвоны из знаменных полков… Те, что идут без телег, пленных не берут и шлюхами в походе брезгуют.
Подслушивающий Марьядек ухмыльнулся, дождавшись из уст рыцаря признание силы пешцев. Скупое, но все же признание.
— Но это вряд ли, к нашему счастью, — продолжил искупитель. — Таких со службы не прогоняют. Значит, сволочь обычная, но командир у них должен быть умный и жесткий. Умеет заставить ублюдков делать как надо, а не как хочется. Опасный враг.
— Что ж, скоро узнаем, — подытожила Елена, видя, что противники уже совсем близко, едва-едва за пределами эффективной дальности выстрела из обычного лука.
— Закрывайте ворота, ставьте «рогатки», — отдал указание Бьярн, и первый шагнул на лесенку помоста за частоколом.
Глава 18
Глава 18
Пока селяне запирали ворота на толстый брус и дополнительно подпирали кольями, рядом с Раньяном встал межевой. В руках лысый дед сжимал толстую палку, окованную железом и с шипом на конце — типичное оружие городского ополченца. Остальные управляющие рассредоточились по всему забору, каждый имел под началом отряд селян.
— Все по местам! — проорал Кадфаль с вышки над старостиным домом. — Ухи с глазами разиньте пошире! С этих станется кузяво болтать, пока другие в тихом углу через тын полезут!
Передовой всадник подъехал к воротам на расстояние метров двадцати, прежде чем Гамилла скомандовала, демонстрируя арбалет:
— Стой!
— Как пожелаете, любезная госпожа, — бандит слегка поклонился, так что получилось одновременно и шутовски, и значительно. Вроде уязвил, но в то же время продемонстрировал некоторое уважение. Говорил он ясно и громко, так что расстояние помехой не было.
Елена жадно всматривалась в бетьяра, искала некие следы вырождения, особенной жестокости на челе, в общем то, что можно было бы назвать «печатью злодейства». И не находила. Ни окровавленных по локоть рук, ни лохмотьев человечины в зубах, ни отрезанных голов у седла. Обычный всадник, лекарка таких навидалась за годы жизни «здесь». Средних лет, недавно бритый, но лицо уже обметала седоватая щетина. Рожа простоватая, широкая, но взгляд очень внимательный, цепкий, совсем как у телохранителя-грызуна Флессы, имя которого Елена запамятовала. Шлем неплохой, пусть и лишенный забрала. Кираса, ярко выделяющаяся на общем фоне амуниции — еще лучше, очень дорогая и качественная
И чем больше лекарка смотрела на серые и желтые украшения — толстые и тонкие, простые и декорированные — тем прочнее укреплялась неприятная ассоциация. Все это напоминало… да, пожалуй — фотографии немецких оккупантов с многочисленными часами на руке. Неправедные трофеи, выставленные напоказ.
— Варвары, — процедил сквозь зубы Дьедонне и по-мужицки сплюнул. — Дикари…
— Э?.. — не поняла Елена.
— Кираса, — пояснила арбалетчица, поскольку барон сделал вид, что не расслышал вопрос от бабы неясного происхождения и статуса.
— Не понимаю.
Пока злодейский всадник поглаживал коня по холке, успокаивая животное, Гамилла кратко пояснила, что на бетьяре кираса, которая была некогда очень хорошей, кованой не просто на рыцаря, а на жандарма. Теперь же броня изуродована — проймы уширены варварскими пропилами, чтобы сделать ее более удобной для пешего боя. Судя по блеску, надругательство сие произошло недавно, и сотворить подобное могла только полная скотина. В голосе арбалетчицы звучала неподдельная мука знатока и ценителя, но Елена осталась в недоумении — если хозяину так удобнее, отчего бы не подогнать броню под задачи? Впрочем, лекарка оставила мнение при себе.
— Я вижу здесь не только грязных смердов, но и людей достойных! Так что предлагаю просто, без изысков, — звучно сообщил бетьяр. — Вы чужаки, вам здесь делать нечего. Собирайтесь и уходите. Прочее вас не касается.
Повисло тяжелое молчание.
Арнцен поглядел на соратников, губы у мальчишки дрожали, тощие светлые усики несмотря на холод покрылись капельками пота. «Рыцаренок», судя по всему, хотел возопить что-нибудь духоподъемное и благородное, но сдерживался, видя, как более старшие и опытные хранят молчание.
В очередной раз случился обмен красноречивыми взглядами — все дружно гадали, кто выступил глашатаем, а также лицом, принимающим решения. В конце концов (и неожиданно для Елены) Раньян поправил саблю и зычно ответил:
— Думаю, мы останемся.
В свете заходящего солнца и огней бретер снова казался прежним убийцей без страха и сомнений. Мрачный, сосредоточенный, бледный, как вампир. Пальцы в толстой перчатке с кажущейся рассеянностью оглаживали рубин в рукояти сабли, даренной королем.
— Двум сообществам достойных людей в этом клоповнике тесновато, — предположил «живодер».
— Похоже на то, — согласился Раньян.
И так главное было сказано, недомолвок не осталось.
Теперь немного помолчал бетьяр, внимательно и поочередно глядя на лица противников. затем он перевел взгляд на знамя «господина Отайго», которое дисциплинированно держал Марьядек.
Елена ждала типичный вопрос про герб и семью, но парламентер спросил неожиданно и, кажется, искренне удивляясь: