Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Потом госпожа вдруг помрачнела, глядя на горничную, - и Аспазия быстро отвела глаза.
Московитка встала, прижимая к себе ребенка, и резко спросила:
– Что произошло, Аспазия?
– Ничего! – тут же сказала служанка.
Феодора положила ребенка на постель и приблизилась к ней. Обойдя девушку, она остановилась напротив и приказала:
– Посмотри мне в глаза!
Аспазия робко подняла голову. Она переминалась с ноги на ногу, ее бросало то в жар, то в холод; и к горлу подкатывали рыдания, как она ни старалась сдерживать себя. Нет,
– Тебя кто-то обидел? – спросила Феодора: уже грозно, как будто она могла помочь. Аспазия потрясла головой.
Феодора не поверила, конечно, - Аспазия совсем не умела лгать: и если уж попалась на малом, выдаст себя с головой…
– Валент? – прошептала московитка, отступая.
Аспазия качнула было головой – а потом вдруг кивнула и расплакалась. Она опустилась на колени, закрыв лицо руками: слезы капали между пальцев. Она предала всех, всех – и всем будет очень скверно, только потому, что Аспазия не умела стерпеть!…
– Я так и знала, - вдруг сказала хозяйка: она отступила от Аспазии и села на постель.
Аспазия посмотрела на госпожу сквозь пальцы, потом отняла руки от лица. Госпожа Феодора была совсем спокойна – только руки сжимали и терзали одеяло; она глядела в сторону.
– Он ведь не спит со мной, - сказала московитка. Девице было непристойно такое слушать, но Аспазия встала с колен и подошла к хозяйке, чтобы та могла продолжить. Феодора обняла ее за талию, и они прижались друг к другу.
– Все-таки он не смог тебя взять силой, как и меня, - продолжила Феодора, взглянув девушке в лицо. И, как ни удивительно, они даже смогли улыбнуться друг другу.
– А откуда ты знаешь, госпожа… - начала Аспазия и замолчала, прикусив губу. Феодора мрачно усмехнулась.
– Думаешь, я, родив троих детей, не поняла бы, что ты ранена – и где? Я знаю, как ходила бы девушка, которую обесчестили! А ты, бедняжка, так хрупка, что и вовсе не смогла бы показаться мне на глаза - даже до моей комнаты не дошла бы! Я вижу, что с тобой все хорошо!
Аспазия опять расплакалась; Феодора прижала ее к себе и поцеловала, как будто ей самой ничуть не было страшно.
– Он может вернуться, - прошептала Аспазия угасшим голосом. Феодора покачала головой.
– Едва ли… Я давно знаю – знай и ты, что многие мужчины, когда хотят новую женщину, забывают и о долге, и о чести! Даже благородные! А мы наделены меньшей страстью, чем мужи, именно затем, чтобы беречь честь семьи и мужскую честь! И мужчины, если не совсем низко пали, чувствуют это, и их это останавливает…
Она вдруг нахмурилась.
– Мне приснилось, что кто-то кричал! Это было взаправду – ты кричала?
– Да, - ответила горничная. – Я закричала, и он ушел!
Феодора улыбнулась ей и сжала ее руку.
– Ты прекрасно сделала… Ты очень храбрая! Он больше не вернется к тебе!
– Он назвал меня ведьмой, - всхлипнула Аспазия, перекинув через плечо свои рыжие волосы и накрутив на руку: показывая госпоже. – Может, Валент думал, что я его сглажу?
Феодора сосредоточенно
– Вот пусть и дальше так думает.
Она помолчала и прибавила:
– Ты здесь единственная девушка… единственная женщина, которая никому не принадлежит! Но Валент на самом деле не хочет сражений в своей спальне, ему хватает битв за стенами дома! Моему мужу нужно, видишь, - тут она вздохнула, - женщину, которая будет во всем слушаться его на ложе и ублажать, как это умеют у османов. Он когда-то любил меня, и нам было хорошо! Но это только потому, что и я влюбилась в него! Я никого никогда не ублажала как наложница!
И правда – даже когда Желань Браздовна была рабыней Фомы, это патрикий на самом деле добивался ее любви, а не наоборот!
– И Валенту нужно не одну, - прибавила Феодора с усмешкой, - а много таких женщин, разных! Как ему, должно быть, жаль порой, что он не мусульманин! Но ведь он не обреет свою голову, не откажется от вина и не станет молиться по пять раз в день: ему бы и чтобы волки сыты, и чтобы овцы целы!
– Не будет такого, - с неожиданной свирепостью сказала горничная.
– Ты заговорила как амазонка! В нашем полку прибыло! – воскликнула Феодора.
Они посмотрели друг другу в глаза и расхохотались – до слез, схватившись за руки; потом крепко обнялись.
– Ты будешь спать в моей комнате, - вдруг сказала хозяйка.
– Я не могу! – ахнула Аспазия. – Ведь если хозяин захочет… Он твой муж…
– Верно, он мой муж и может хотеть, - кивнула Феодора. – Вот пусть тогда и прикажет тебе уйти. Но не думаю, что он так сделает. Ты будешь защищать меня, а я тебя…
Аспазия кивнула, со сверкающими глазами. Она никогда не ожидала от себя, что так расхрабрится.
Феодора усмехнулась.
– На самом деле я даже не сержусь на него, - произнесла она. – Я успела узнать этого македонца, лучше, чем он сам думает! Теперь я понимаю Феофано гораздо лучше прежнего!
Тут расхныкался на кровати сын – а потом раскричался, требуя к себе мать. Феодора бросилась к нему и схватила на руки, целуя. Лев успокоился, крепко сжав в кулачке прядь ее волос; он потянул волосы в рот, и мать отняла их.
– Видишь? – улыбаясь, Феодора показала горничной на малыша. – Он такой же мужчина, как его отец! Но пока он покорен мне, и еще долго будет меня слушаться!
Аспазия вздохнула: ее бледное личико вытянулось.
– Валент ведь все равно добьется чего хотел, - прошептала она. – У него будут другие женщины, госпожа! И тебя он опять добьется!
Феодора встряхнула головой.
– Пока я одна у него, пусть приходит – это не страшно, - сказала она. – А до того времени, как он сможет взять себе новых… много воды утечет! Султан еще не превратил Святую Софию в мечеть!
Потом она задумалась, подперев щеку рукой.
– Мне его жалко, милая Аспазия, - неожиданно произнесла московитка. – Он ведь так хорош, и так храбр, и так упорен! Он умеет любить женщин, пусть даже только как турок или язычник: очень много мужчин и этого не умеют!