Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
– Привяжешь за спину, - невозмутимо ответил Теокл. – Крестьянки часто так таскают детей, когда им нужны руки!
– Но ведь он может закричать, - сказала госпожа: в ужасе от внезапной мысли, что маленький Лев может предать своих так же, как его отец.
Теокл отвел глаза, скрывая неприятный блеск, – ведь они говорили о сыне изменника!
– Придется заткнуть ему рот.
Феодора возмутилась на мгновение; но потом кивнула. Больше ничего не остается.
Побег назначили через сутки – чтобы не забыть ничего. Феодора первым делом увязала
Вечером накануне побега в ее спальню пришли обе служанки; Магдалина привела детей. Анастасия была бледненькой и дрожала; но крепилась, понимая, что они опять куда-то бегут и опять надо молчать. Брат обнимал ее за плечи, как взрослый.
Магдалина, когда у нее освободились руки, наклонилась и оправила штаны, надетые под монашеского покроя платье: такие же, как у Аспазии, которая хотела одеться совсем по-мужски – но хозяйка отсоветовала ей. С юбкой поверх шаровар будет теплее; а иначе можно застудить то, что женщине никак нельзя застужать!
Льва мать спеленала последним, завернув в вязанное из козьей шерсти одеяло.
– Надеюсь, не замерзнет, - сказала она.
Тут за дверью раздались мужские шаги, и к женщинам заглянул Филипп.
– Готовы?
Феодора кивнула.
Она взяла на руки сына, которого нужно было вздеть на спину, точно вещевой мешок; она не знала, как это сделать. Хотела уже попросить Магдалину о помощи; но тут македонец подошел к ним.
– Дай-ка мне, - сказал он, понимая намерение московитки.
Филипп посмотрел на нее.
– Давай платок.
– Зачем? – спросила мать. Она не сразу вспомнила об этой ужасной предосторожности. А Лев уже начинал похныкивать, кося на чужого мужчину черными восточными глазами.
Феодора наконец нашла и протянула Филиппу льняной платок; воин скомкал его и ловко затолкнул двумя пальцами в приоткрытый ротик ребенка. Лев кашлянул; Феодора невольно вскрикнула.
Но все было благополучно: сын не задыхался и не выплевывал платка. А македонец, как будто этого не хватило, еще и перевязал его рот снаружи большим шерстяным платком, в который Лев был закутан под одеялом.
– Ну вот, - удовлетворенно сказал Филипп Феодоре. – Теперь наклоняйся, я привяжу его тебе за спину.
Феодора послушно повернулась и наклонилась, уперев руки в колени; и позволила хватать себя и перевязывать, как младенца.
Потом Филипп приказал:
– Выходите - за мной, не отставать! Огня зажечь нельзя, так что смотрите в оба!
Феодора шла, пригибаясь под тяжестью, давившей на плечи, и думала, что если сын задохнется там, сзади, она может и не почувствовать.
Ей почему-то почти совсем не было страшно за исход их предприятия. Блаженное – всевидящее безумие матери!
Они вышли черным ходом – снаружи их ждали оставшиеся
Леонид подсадил на лошадь госпожу, потом помог остальным женщинам сесть за спины к Максиму и Теренцию; он сам и Теокл взяли детей. Филипп, единственный свободный, был проводником.
Они тронулись шагом – пока можно было ехать свободно, и еще долго будет можно; ущелья и кручи начнутся не сейчас. И преследователям окажется так же легко их догонять, как им – убегать…
Феодора почувствовала, как сильно стукнуло сердце: она пересекла незримую границу, которой никогда не переступала, гуляя около дома. Даже с Валентом, позволявшим ей, бывало, немного больше свободы. Но сейчас!..
– Собак мы долго подкармливали, - пробормотал Теокл хрипло. – Не думаю, что… Но ведь дикари могут привести новых, мы не уследим!
И тут позади раздался лай.
– Смелей! – крикнул Филипп, прежде чем все опомнились. – Впереди широкий ручей… След точно потеряется!
Он ударил по холке испуганно храпевшую лошадь Феодоры, и, пришпорив своего коня, вынесся вперед. Собачий лай приближался; но потом так же стал отдаляться. Донеслись человеческие голоса – чужие языки; и тоже смолкли. Неужели чутье подвело азиатов, и они уводили собак прочь?..
– Может, тоже вспомнили о ручье! Или решили собраться как следует, чтобы затравить нас при свете дня! – воскликнул Теокл.
– Мы свели почти всех лошадей, - ответил Леонид. – Но это их ненадолго задержит, они завтра же раздобудут других! У них ведь здесь не одно хозяйское логово – все горы, почитай, их! Чем они промышляли с…
– Не болтай! – прикрикнул Филипп на некстати разговорившегося товарища.
Они все-таки нашли и пересекли широкий, быстрый и холодный ручей, о котором говорил македонец: хотя это препятствие для врагов сейчас представлялось совсем не таким великим.
Они двигались вперед еще долго – и скоро пришлось спешиться; начались спуски, и стали попадаться теснины и тропы, которых лошадь не могла одолеть. Филиппу пришлось искать обходные пути, о которых он не думал прежде.
Остановились на отдых они перед рассветом; Филипп не только не радовался, а был близок к злому отчаянию.
– Не бросить ли здесь коней! Нас ведь завтра же сцапают, ползем, как черепахи! – говорил он. – Валент точно знает, где спускаться верхом; и эти узкоглазые знают!
– Без коней никак, - возразил Теокл: другой негласный предводитель. – На равнине все решит только скорость!
Феодора с помощью служанок отвязала и покормила сына, который после такого обращения долго капризничал и отказывался есть; но потом так впился губками в материнскую грудь, что причинил боль.
Феодора качала его, пока он не заснул, молясь об одном, об одном: только бы сын не закричал.
Лев заснул, и московитка позволила Аспазии накормить себя сухарями и напоить водой из баклаги; и тогда крепко заснула сама, укутав себя и ребенка в плащ. Рот его остался свободен.