Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
“Мне страшно увидеть его, - думала Феодора, наконец полностью погрузившись в мысль об отце Варда и Анастасии. – Что с ним сталось за это время? Может, запил? Может, моим детям вовсе не стоит встречаться с Фомой?”
Когда они останавливались на ночлег, а вокруг женщин вставали часовые, Феодора вспоминала о том, что за ними может быть погоня… но с каждым часом эта опасность все отдалялась, в нее все меньше верилось: сейчас ее ждали другие грозы.
Ее воины тревожились больше: и даже досадовали, что госпожа так беспечна, словно бы, доверив себя
– Ничего не будет, - спокойно говорила Феодора. – Довольно с нас пока: разве вы сами не чуете?
И мужчины отступали и замолкали, косясь на нее, как на сивиллу.
Самая непроглядная ночь сменяется днем – и после того, что они испытали, им было позволено передохнуть. Никто не настигал их и не настиг – беглецам встречались лишь мирные люди и лишь помощники: в двух деревнях, где они ночевали, им не только указали путь, а даже пополнили мешки со съестным.
В этих селениях говорили не только по-гречески, но и по-армянски, и по-турецки: но даже Филипп, оглядевшись и принюхавшись, сразу перестал опасаться. Он чуял друзей и своих так же, как врагов.
И, спустя десять дней пути, они оказались в знакомых местах: в Морее, по дороге на Мистру, - у дома Льва Аммония.
А еще через день Феодора завидела вдалеке кресты – кресты с человеческими остовами, которые хозяйка почему-то так и не пожелала убрать…
Маленький Лев разволновался, оказавшись в родных местах: вертелся на руках у матери, у него даже поднялся жар. “Как силен зов крови, - думала Феодора. – А ведь хозяин этих мест умер так давно! Моему Льву надо бы быть у Дионисия, пусть бы тот его усыновил – как наследника, которого так и не дождался!”
Эта мысль, которая давно исподволь просилась на ум, так поразила московитку своей простотой и правильностью, что она облегченно засмеялась. Перекрестье всех дорог было там, где желал этого Господь!
Когда уже показался особняк, - и как ромеи могли жить безвылазно в каменных хоромах, точно в своих склепах? – Феодора слезла с коня и дальше пошла пешком с сыном на руках, как ни ныли ноги и ни просили пощады плечи и спина. Она отдохнет потом – а сейчас ей нужно показаться этому дому так, как следует. Странницей, перехожей милостницей, которая несет свое оправдание на руках.
Она гадала, кто выйдет ей навстречу, - а ну как это будет муж?..
“Нет, не муж, - подумала Феодора. – Он давно погас”.
И первым навстречу ей показался человек, которого она любила так же, как своих охранителей; и к которому сильно ревновала свою филэ, хотя и всегда думала, что он слишком прост для Феофано…
Они остановились в десяти шагах друг от друга, узнав один другого – и не зная, как приблизиться.
Однако, когда Феодора покачнулась, Марк первым поспешил навстречу. Он был изумлен необыкновенно; но жизнь приучила его немедленно повиноваться необходимости, какие бы чувства им ни владели.
Феодора успела увидеть, сколько седины прибавилось в черных по-военному коротких волосах спартанца;
– Не могу поверить, - пробормотал Марк, улыбаясь не то ей, не то ее ребенку, не то себе, которому посчастливилось дожить до такой встречи. – Ты – ты и сын Валента!
– Да, храбрый Марк, это сын Валента, - едва слышно ответила Феодора, не поднимая головы от его плеча, на котором могла бы свободно усесться. – Надеюсь, ты не расскажешь об этом первому Фоме Нотарасу?
– Конечно, нет!
Марк остановился, поглядев ей в лицо.
– Патрикия сейчас и нет здесь, - сказал спартанец. – Он уехал в ваше имение, еще в начале осени… восстанавливать!
– А Феофано? – спросила Феодора, когда схлынуло удивление и облегчение, которые накатили на нее при таком известии.
– Здесь, царица здесь!
Марк глубоко вздохнул, счастливо поглядев на свою ношу. Все расспросы и упреки потом; а сейчас – какая это радость!
– Как наша госпожа будет рада тебе, - сказал он. – Мы не чаяли увидеть тебя в живых!
– Неправда, - прошептала Феодора.
Марк наконец поставил ее – они были уже на аллее перед самым домом. Грек и московитка посмотрели друг другу в лицо.
– Вы боялись не того, что я погибну… а вот этого! – сказала Феодора. – Вы знали, что Валенту не смерть моя нужна!
И она высоко подняла на руках сына.
Марк перестал улыбаться при виде мальчика; он отвернулся. Все же этот воин был слишком честен, чтобы быть приятным.
– Случилось… как случилось, и ничего теперь не поделаешь, - хмуро сказал он.
Хотел пройти в дом первым – предупредить Феофано; но Феодора вдруг схватила Марка за руку.
– Он угрожал смертью моим детям! – воскликнула она шепотом. – Что еще я могла бы сделать?..
Марк покачал головой, не поднимая глаз.
– Я тебя не виню.
Он высвободился и, поднявшись по ступенькам, скрылся в доме. Феодора уткнулась лицом в ладонь, сдерживая рыдания.
Конечно, Марк винил ее – все мужчины, явно или подспудно, винят женщин, попадающих в такое положение! Но он хотя бы не скажет этого вслух и не омрачит радость своей царице. А Феофано винить ее не будет.
Феодора улыбнулась.
Она долго думала, где ее настоящий дом, - все эти годы скитаний! А дом ее был там, где царица амазонок: и только там всегда находились опора и отдохновение, живая вода для ее души…
Но она стояла, все еще не решаясь ни обернуться, ни сделать шаг вперед, - когда дверь открылась еще раз и из дома Льва Аммония показалась Феофано.
Метаксия Калокир первым увидела маленького Льва, а не подругу, - удивительно, но именно так и было: лакедемонянка остановилась, и в ее взгляде отразилось множество чувств, которые никак нельзя было приписать чести женщины. Алчность, и торжество, и злорадство.