Стена
Шрифт:
Приказчикъ поужиналъ на газетк и курилъ, прислушиваясь къ разговору. Но разговоръ былъ все тотъ же - о гниломъ кирпич. Солдатъ-бродяга ругался, а Трофимъ уговаривалъ потерпть. Что толку сойти! Сойти всегда успешь, а вотъ найти… Поди-ка, найди теперь, когда въ город, вонъ, полнымъ-полно народу. Главное дло - бумагой окрутились…
– Милый человкъ, - вдумчиво-ласково говорилъ Трофимъ.
– Я-то ужъ по работамъ хожу скольки годовъ… Марался ты, какъ я по работамъ… Пачпорта опять… Съ недлю проходишь, милый ты человкъ!.. Скольки денъ потеряемъ! Люди семейные… кажный пятачокъ…
– Панихиду-то кому другому пой. Связался съ вами, съ чертями… Дай субот подойтить - засверкай, моя мамаша!
–
Пистонъ сидлъ на чурочк и скриплъ:
– Вотъ какой народъ пошелъ недовольный… А мы-то, бывало!
– У, блоха лысая, нашелъ чмъ равнять! Нешто вы люди были?
– А то не люди?
– Люди… на блюд!
– Вотъ тогда бы ты поговорилъ-то!
– отозвался приказчикъ.
– Тогда-то, можетъ, я тебя дралъ бы!
– А теперь слаже?… - вздохнулъ Трофимъ.
– Сила, она навсегды жметъ.
– Калуцкихъ! У кого винты, такъ… Я теперь плюнулъ и пошелъ!
– Вдоль по питерской!
– сказалъ приказчикъ.
– Помалкивай. А то я - не я… Птица какая… въ сапогахъ! Въ Америк вонъ… какъ? Мен какъ по сту цлковыхъ не берутъ… Не желаю и все. Ну и даютъ, по карахтеру глядя.
– Вотъ и ступай туда. Чего расходуешься-то!
Начинала падать роса. Поскрипывалъ коростель за садомъ, въ лугахъ, но казалось, что онъ совсмъ близко гд-то.
– Что я-то произошелъ!
– сказалъ Пистонъ.
– А мн бы, можетъ, въ коляскахъ надо здить и газеты читать… какъ я самъ себя знаю-то…
– Въ ко-ляскахъ! Въ кучера-то мордой не вышелъ, полпорцiя!
Пистонъ сидлъ на чурбашк, попыхивалъ трубочкой и, какъ сухой листъ, шуршалъ его голосокъ.
… И вотъ и призываетъ въ кабинетъ. Вонъ съ угла будетъ съ того, къ саду…
Бллъ за деревьями уголъ дома. Поглядли изъ артели и вспомнили стряпухина младенца.
… А я очень испугался, ежели въ кабинетъ… Они тамъ на стнк варежки кольцовыя держали, и если наднутъ и притомъ нанесутъ ударъ, то очень рзко. И больше п`o уху наровили. А въ такомъ случ`a лопается неизбжно. И вотъ садовникъ мн… очень былъ неистощимый человкъ… «Вы, говоритъ, Федоръ Сартилатычъ, неизбжно натритесь звробойной мазью, все изображенiе лица и ухи особенно накрпко, это кровь располируетъ и устранитъ знакъ». И еще тоже мазь одну мшалъ съ вишневымъ клеемъ, и чтобы накрпко втиралъ въ задъ, какъ пороть. Только волдырикомъ пойдетъ! Потому клей онъ подъ кожу пройдетъ и какъ заслонка. Но только напртивъ этого Анкудинъ у насъ, дратель-то самый главный, тоже свое средство держалъ. Натретъ наперво крапивой, волдырики взыграютъ, кровь-то всю заслонку и състъ…
– И-и, какъ все прилажено…
… Смазался я и представился. А онъ съ трубкой сидитъ и прямо мн на лицо. «Пошелъ вонъ, сукинъ котъ, вымойся заревымъ мыломъ!» такъ я и вострепеталъ! Ну, значитъ, знаетъ про мазь. Вымылся я заревымъ мыломъ и опять къ нимъ. А онъ такъ ноготкомъ за подбородокъ меня и глядитъ. «Какъ твое фамилiе-прозвище?» Говорю - Анкинъ. «Былъ ты, - говоритъ, - Анкинъ, а теперь будешь…»
– Дранкинъ!
– сказалъ солдатъ.
– Вотъ, чортъ, вретъ!
– Ты бы такъ повралъ!
– «И отдаю тебя въ солдаты. А будешь ты не Анкинъ, а по другому». А была тогда война, севастопольская кампанiя. Вотъ. Я на колни, конечно, вострепеталъ, а они меня легонько ногой. «Возстань, дуракъ, ты долженъ быть храбрымъ неизбжно! Я люблю государя-отечество и хочу отдать собственную кровь, а дти у меня махонькiя, и самъ я нуженъ здсь. И вотъ жертвую тебя!» Вотъ какъ передъ истиннымъ! «И хочу тебя наградить не въ примръ, и всмъ объявлю отъ своего лица, кто ты есть, и велю дать теб часть моей фамилiи, заднюю, потому что все равно какъ часть отъ меня самого! Я, говоритъ, вотъ Тавруевъ, а ты будь Вруевъ. Въ сказки велю писать!»
– Вотъ залива-етъ!
–
– Хы-ы… Вруевъ! Ну-ну, ври дальше…
– Не ври, а…! И вотъ теб сто рублей. Очень ты въ меня, какъ влитой. Моей породы». А я всамдл, какъ влитой… Гляди, на!
– А ну-ка погляжу… - чиркнулъ солдатъ спичку.
– У-у… по-ро-дистый!
Смялись въ артели - глядли въ подмигивающее лицо Пистона.
– Отъ барской сучки… Хы-ы…
– Во-отъ. «Въ теб такая замчательная кровь, говоритъ, иди смло на враговъ и не замарай моей фамилiи!» И сейчасъ съ себя крестъ снялъ - вотъ какъ передъ истиннымъ, не вру!
– золотой крестъ… и надлъ на меня.
– А цлъ крестъ-то, покажь…
– Да, цлъ! Я тогда… какъ пропилъ вс сто рублей, сейчасъ крестъ цопъ!
– татарину за рупь.
– Во-отъ дуракъ!
– съ сожаленiемъ отозвался приказчикъ.
– Да онъ, можетъ… четвертной ему цна!
– Крестъ прямо… литой! По кресту-то разв бы тутъ теперь былъ! Я бы какъ командовалъ! Я потомъ посл смерти барина пришелъ, какъ чистая мн вышла, къ ихъ сыну… мн, значитъ, какъ на манеръ брата доводится… «Такъ и такъ, говорю, вотъ какого я происхожденiя!» А онъ какъ засучится! «Пошелъ ты къ чорту, су-у-кинъ ты сынъ!» Ей Богу! Ну, я ему тоже… «Я, говорю… хи-хи-хи… не сукинъ сынъ, а вашего родного папашеньки, съ одного мста»… Да что мн! Ей Богу. Онъ меня въ ухо - разъ! Ей Богу! Потомъ отошелъ… А съ крестомъ-то я бъ его взя-алъ!
– Ду-ракъ!
– сказалъ приказчикъ.
– По суду бы теб, гляди, сколько ни на есть, а вышло бы…
– Сто тыщъ осталось однихъ капиталовъ…
– Ты татарина поищи… - сказалъ солдатъ.
И опять смялись, и ухало въ пустыхъ сараяхъ.
– Вотъ съ чего я и пищи какой простой не могу принимать… и кофей люблю… И разговоръ у меня не какъ обыкновенный…
– И плшь у тебя господская, какъ колнка…
– Что плшь! Меня и въ солдатахъ сразу отличили. Прямо въ музыканты, на корнетъ-пистонъ. Я теперь, какъ дачники съдутся, пройдусь по дачамъ, - кто что! «Выхожу одинъ я на дорогу скрозь туманъ» или тамъ «Спи, младенецъ распрекрасный», какъ начну на корнет-пистон, живо нащелкало рублишко. Ужъ у меня и баночка, и бабочка обеспечена. Знаютъ, изъ какого я происхожденiя, изъ одежи дарятъ… Шляпы тамъ, брюки… Я что добра продаю! А какъ пришелъ тогда, баринъ хоть и почеркалъ, папаша покойный Лександръ Сергича, теперяшняго, вотъ что имнье продалъ, а не могъ совсмъ устранить. Все я не простой какой! Въ сторожа. «Хочешь безъ жалованья, на всемъ на готовомъ? Сторожи пруды, чтобы рыбу не ловили!»
А разлюбезное дло! Сяду на бережку и играю. Дло прошлое, а я какъ начну про младенца, она ужъ ту-какъ-тутъ… крадется…
– Кто?
– А баба… либо двчоночка. Я, бывало, ихъ какъ перепелокъ подманю…
– Брешетъ лысый чортъ!
– сказалъ солдатъ.
– У тебя и морда-то вся скошена…
– Ладно, скошена… Всякой тоже лестно - не простой какой.
– Мужики-то? А чего меня лупить! Еще огурчиковъ принесутъ… Какъ ночь - съ бренднемъ. А заводи! Жалко, что ль… Я тутъ, можетъ, сыновъ изъ ихъ имю… хи-хи…
– Вотъ ты какой старичишка!
– съ сердцемъ сказалъ приказчикъ.
– Ничего для тебя нтъ… священнаго… ни хозяйскаго интересу, ни…
– А на кой! Старушки стали которыя… ну и… молоденькiя есть… «Сыграй на пистон про младенца!»
– Вотъ какой чортъ!
– съ сердцемъ сказалъ приказчикъ.
– То-то у тебя сараи выломаны, двери посрывалъ…
– А теб завидки!.. Поди-ка на деревню, поищи… Хозяйскiй антиресъ! А кто домъ сберегъ? Твой вонъ скупилъ, что онъ понимаетъ! Ло-май! А тутъ, въ дому-то, самъ Наполеонъ ночевалъ на слоновой кровати! За сто тыщъ въ музей продали. Дому-то этому какая теперь настоящая цна?