Над нами грохочущий мост —Походка грузного паровоза.Заблудившийся в сваях норд-остЛица, точно реи, морозит.Сегодня причал плечаТуже, чем нахрип боли.Г лаза — почерневший очаг,Четыре луча и неволя.Чет или нечет осекшихся слов?Молчанья не сложить и не вычесть.Отчаянный всплеск — сорвавшееся веслоЭтих губ, и одурь — обычай.
25
«Над нами грохочущий мост…» — MB.
Наместник («Опять заплатанные песни…»)
Опять заплатанные песниИ перепев скупых страниц.Склонись и вспомяни, — наместник,Твой тесный мир в плену ее ресниц.Молись иль не молись — ты не истратишьВосторгом вытравленных глаз.Расторгнув дни — в ночи сестра-тишь,Ты плачешь и целуешь купола.Из-за угла лететь — у водопоя поездЗапомнит семафорные зрачки.И ты у темных скирд воспой звездИ насыпи сыпучие пески.Твой скит, твой грубый сруб, наместник,У самых губ, у самых глаз ее.Поющий ялик, зыбь безвольных песен —Твой тесный мир волною смят.
Сегодня небо сошло с умаИ ночь оглохла от гула.Перепутанных звезд кутерьмаИ слепой, сутулый переулок.Мой! Мой бетонный вздохИ губы, как под поездом рельсы.Глаза — невероятный переполох,Космами волос лоб разгорелся.А плечи, как упор моста —Тяжелый виадук рук легок.Ночь и сытая пустотаУ несуществующего порога.
26
«Сегодня небо сошло с ума…» — Н, 1924, 10 февраля (№ 34).
«Дым на дыбы — свинцовый выдох…»
Дым на дыбы — свинцовый выдох.Улицы измызганы весной.Мне сегодня солнцем выданСверток ненабранных нот.Никогда не сломать печати:Въелся в бумагу сургуч.Нет издателя, чтоб напечататьЭтих нот ночную пургу.А как бились и прыгали взвизгиИ заливался звоном рот!Так только поют и бьются брызгиСтрок.Только ночь или только жалость?О, как певуч косноязычный язык!Вот опять, вот опять разбежалась,Вздохнула грузная зыбь.И запели, запенились ресницы,Брызги, брызги и всплеск глаз.Любовью, как чернилами, страницаЗалита от угла до угла.Но постой, — это вычеркнул цензор —Все равно не поверят губам:Все равно эту дикую цепь зорьНе поймет уходящая на бал.
Кирка, гранит и глыбы дней.Осколки строк в который раз на днеПокинутой каменоломни.От взрыва прах улыбкой преисполнен.И помнят камни страшный и сухойОжог в дыму, — о догоревший шнур Бикфорда!Полярной
дышит пустотойТяжелый ветер с норда.Молчи, молчи, от этих строкИ до запрокинутого крикаЛишь два шага. Разметанный песокУ самых ног. И скалы стыкомЛегли на мертвый щебень слов.И копотью, и дымной горечью свело,Спаяло лавой ненависть и голод.Так бурей сломанное веслоНе разорвет волны тяжелого подола.Сорвавшийся с уступа стих!Прости, прости, не отвестиЛавиной хлынувшей любви.Мне тетивы не вырвать — лук дугой,Тугой полет стрелы и губы ловятПоследний свист.Молчаньем сломанные брови,Бикфордов шнур и поцелуй сухой.
27
«Кирка, гранит и глыбы дней…» — Н, 1924, 18 мая (№ 112).
«Гобои букв — и бредит медью…»
Гобои букв — и бредит медьюБессонница — сухой висок.О этих губ слепая сольЗа медленной, ночной обедней!О боль обоев! Ночь как роса —Твоя коса и серый серп над садом.Страшнее всех разбойничьих засадРазметанных волос голодный ладан.Не дым, а только горький привкус гнева,И не огонь, а только тлеющий ночникВозник в ночи, и рук тяжелый неводМне приказал — молчи.Но не смолчать — вот на обоях просвет,И хлещут ливнем хлынувшие ветра.И по утрам подсчет таких утрат,Что о пощаде даже боль не просит.Дозором зорких зорь замучены ресницы.Больней свалявшихся простыньМне режет лоб безволье ясновидцаИ горечь оскопленной пустоты.
НЕДУГ БЫТИЯ (Париж, 1928)
Любить и лелеять недуг бытия.
Е. Баратынский
Посвящается О.А.
«Отяжелев, на голый лист стекло…»
Отяжелев, на голый лист стеклоЧернильным сгустком слово, —И муза сквозь оконное стеклоУже войти ко мне готова.И вот, приблизившись, передаетМне в руки камень вдохновенья.Опять протяжным голосом поетМое холодное волненье.И кажется, — я в первый раз постигВот это трудное дыханье.О скудный, суетный, земной язык,О мертвое мое призванье!
В упор глядел закат. Раскосых тучНе передать пустого выраженья.Я опустил глаза, и желтый лучНевольно повторил мое движенье.Увы, природа! Страшен праздник твой!Должно быть, это — насмерть поединок:И видел я, как за моей спинойВскрывалась ночь, рвала покой личинок.И запах трав, и желтый ствол сосны,Последним взглядом вырванный из мрака,Постой, постой, — ты видишь, как тесны,Пусты объятья затхлости и мрака.Звезда! Ах если ты ведешь дневник,Ты на просторной занесешь страницеЧисло и месяц, год и этот миг,Что я провел у жизни на границе.
Не в силах двинуться, на подоконнике,Мы смотрим вниз, на ребра крыш и дней.О как понятно всем, что мы сторонникиПотусторонних зарев и огней!Томительно слепое созерцание!Мы утешаемся и думаем, что нетУ жизни имени, у дней названия,И все потусторонний ловим свет.Ах, каждый сон уже рассказан в соннике!И, как герани в глиняных горшках,Мы на крутом и скользком подоконникеИспытываем и покой и страх.